Марина Ахмедова - Крокодил
Шелковая простыня съехала, и Анюта ворочалась на голом матрасе. Она то садилась и растирала холодные ступни, то снова ложилась.
Анюта перевернулась на живот, закряхтела. Укутала ноги одеялом. По всей ноге тянуло жилу, которая начиналась в животе, а заканчивалась в ступнях.
Встала и на согнутых ногах пошла в ванную.
Электрический свет с потолка грел кафель розовым теплом. Глянцевая ванна ослепляла белым. Анюта подставила руку под кран. Из крана потекла горячая вода. Анюта убрала руку, и вода прекратилась.
В белом шкафчике за стеклом кремы и лосьоны блестели золотыми головками. Из теплого зеркала на Анюту ласково и с состраданием смотрели ее же глаза. Она поморщилась, открыла рот в беззвучном стоне и отвернулась переждать судорогу.
Она пустила в ванну горячую воду. Струя вспенилась, ударившись о гладкое дно. Анюта залезла в ванну и стояла, пока вода размягчала и согревала ее маленькие стопы. Анюта села, заткнула отверстие в ванне прозрачной пробкой на золотой цепочке. И сидела, обнимая себя за плечи и раскачиваясь, пока вода не дошла до груди. Выключила воду. Тишина сделалась очевидной. Такой, какая бывает в квартирах, где живут семьями, и тишину всегда сопровождает ожидание – скоро кто-то придет.
Анюта поплакала. Зачерпнула пригоршню воды и умыла лицо. Ее длинные волосы расползлись по воде и сначала лежали на ее поверхности, потом намокли и упали, прилипнув к спине.
Анюта вдруг вскочила, подняв брызги воды, плеснувшие через бортик. На трясущихся ногах вышла из ванной. Сделала шаг к унитазу. Откинула крышку, плюхнулась на него скользким телом.
Натужилась. Закряхтела. Замерла. Выдохнула. Закрыла лицо руками и натужилась еще раз. Из заднего прохода с тихим свистом вышел вихрящийся воздух. Анюта еще посидела. Встала. Оторвала кусочек туалетной бумаги. Сунула ее между ног.
– Ай! – она отдернула руку, наткнувшуюся на что-то мягкое и теплое. Ее ноги, обхватывающие гладкие стенки унитаза, задрожали.
– Мамочки… – выдохнула она, глядя в наполненную ванну так, словно на ее дне лежал покойник.
Потрогала пальцами то, что висело между ног. За секунды оно успело похолодеть.
– Мамочки… что это? – прошептала Анюта.
Сделала глубокий вдох, задержала дыхание и потянула несильно. Оно на чем-то держалось. Она пошла по нему пальцами вверх, нащупала влажную нитку, идущую из промежности. Обхватила ее клочком туалетной бумаги, надула ноздри, сделала решительное лицо и дернула. Подставила другую руку и поймала оторванное. Выдохнула.
Что-то мягко опустилось на ладонь и как бы обняло ее. Анюта подняла руку, чтобы посмотреть. На ладони лежало уродливое, похожее на внутренний орган. Студенистое, как желе, сваренное из крови.
Анюта брезгливо дернулась. Обвела глазами чистую ванную. Глянцевый кафель на полу. Белые полочки. Гладкие бортики ванны. Все сияло чистотой.
Она отстранилась от унитаза. По его стенкам растекалась свежая кровь. Анюта занесла руку над унитазом. Накренила ее. Оно не падало, успев присосаться к ладони. Накренила сильней. Встряхнула.
Оно упало в темную воду. Дрожащей рукой Анюта потянулась к кнопке смыва и, пристально глядя внутрь слива, нажала.
Вода вырвалась из бачка с напором, вспенилась, на миг приподнимая выброшенное. Оно приблизилось, и Анюта его снова увидела. Унитаз заревел, глотая. Вода бросилась в слив.
Анюта поднесла к лицу покрасневшую от крови ладонь. Сунула ее под кран.
Унитазный бачок журчал, наполняясь водой.– Мать где? – Яга подобрала ноги и воткнула подбородок между колен.
– В бане, – точечными движениями Светка оттирала фосфорные пятна со стола.
– Давно? – спросила Яга.
– Уже час как ушла, – Светка покосилась на часы над дверью.
– Че-то долго, – сказала Яга. – Олег больше не приходил?
– Нет.
– Сама к нему сходи, – сказала Яга проникновенно.
Светка перестала тереть. Яга, оттянув уголки рта, продолжала критически изучать пальцы ног.
– Зачем мне к нему ходить? – спросила Светка. – Между нами все кончено.
– Иди, блядь, к Олегу. К Олегу иди, – через нос заныла Яга.
– Че ты меня к нему тойкаешь? Вот че ты меня тойкаешь?
Яга подняла на Светку узкие голубые щелки, раздула ноздри, сжала губы зло.
– Тебе же лучше будет, – сказала почти с угрозой.
– Он меня избий! – крикнула Светка, опершись рукой на тряпку, прижатую к столу. – Избий!
– Слова правильно говори! – прикрикнула Яга. – Ты че такая тупая, блядь? Сейчас мать услышит, догадается, что ты опять вмазывалась. Ты о матери подумала?!
– Ты сама когда о матери думайа? – Светка тоже повысила голос. – Раньше надо быйо о матери думать!
– Я всегда, блядь, думала! – Яга опустила ноги. – Вот так, блядь, всю жизнь тут просидела в этом, блядь, курятнике, замуж, блядь, ни хуя не вышла, только, блядь, о матери и думала.
– Кто тебя держай? Вечно на мать свои неудачи списываешь.
– А кто мне говорил: за этого не выходи, он – нищий?! За того не выходи – нищий?! Че-то Валерка сейчас на «Шевроле Крузе» ездит. А я тут, блядь, сижу, потому что мать слушала. И нахуй я теперь Валерке не нужна. На улице встретит, не узнает. Как опустилась я! Еб вашу мать. Докатилась, бля, до этих таблеток позорных! Вообще, блядь!
Светка подошла к раковине, включила воду, прополоскала тряпку под струей, хорошенько выжала ее двумя руками и вернулась к столу. Яга наблюдала за ее движениями тяжелым тупым взглядом, как за мухой, ползающей по столу.
– Че, ты пойдешь к Олегу или нет? – низким голосом спросила она.
– Ийи нет! – голос Светки прошила истеричная нота.
– А че ты, блядь, делать будешь, если к Олегу не пойдешь? – растягивая слова, с интересом спросила Яга.
– Я все знаю, зачем ты меня к Ойегу гонишь! – визгнула Светка.
– Ну че, блядь, если ты такая всезнайка, скажи мне тоже. Удиви меня, блядь.
– Есйи б мать умейа, ты бы тойко рада быйа! Меня к Ойегу спихнешь, мать – в могийу, а сама тут хозяйка, со своим Ванькой, да?
– Ты базар свой отключи нафиг!
– За дурочку меня держишь! Думаешь, я ничего не понимаю?
– Иди работай, если понимаешь!
– Оставь меня в покое. Не бойся, мне ничего от тебя не надо.
– А че ты такая, если не надо, сегодня вставлялась?
– Больше не попрошу, себе оставь.
– Кто тебе даст, даже если попросишь?
– А кто возьмет?
– Я посмотрю, как ты не возьмешь.
– Посмотри, посмотри.
– Я посмотрю.
– Давай смотри.
– Че ты самая борзая стала, да? Че распелась? Мать дома, осмелела? Овца тупорылая.
– Сама ты овца.
– Я тебе за овцу пасть порву.
– Давай.
– Сейчас дам.
– Ну, давай. Че ты пугаешь. Давай.
– Сказала, сейчас дам. Сейчас так, блядь, дам. Полетишь, блядь, отсюда верх тормашками, полетишь.
– Ну, давай.
– Ов-ца. Веди себя по-человечески. Ты слышишь, овца?
Яга бубнила, сидя на табуретке, злыми глазами прилипнув к Светкиному животу. Светка терла стол нервно, короткими штрихами.
– Я – не овца! – Светка вдруг выпрямилась и кинула в Ягу тряпкой.
Попала ей в лицо. Яга лениво дернулась. Застыла, тупо глядя на Светку, и, казалось, раздумывая, отрываться ей от табурета или нет. Светка часто моргала, ее пустые красные руки прижимались к плоскому животу.
Поднимаясь, Яга медленно загребла рукой назад. И хотя двигалась медленно, ее движения с такой силой рассекали воздух, что злости в них и энергии было больше, чем в резком прыжке. Светка отступила на шаг. Яга толкнула ее в плоскую грудь. Светка качнулась.
– Ты че? – крикнула она и ткнула Ягу в ответ.
Яга ударила Светку в живот – прямыми твердыми пальцами. Светка визгнула и вцепилась Яге в волосы. Яга мотнула головой, сбрасывая Светкины пальцы, ухватила хвост на ее затылке, дернула, словно хотела оторвать Светке голову, а потом запустила обе руки в волосы на ее висках.
Светка упала спиной на стол, выгнулась. Яга навалилась на нее. Светка подняла коленку и ударила Ягу в твердый живот. Яга шумно выдохнула, сопя, приподняла Светкину голову и опустила ее на стол с глухим стуком.
– Мамочка! – Светка влажной теплой ладонью оттолкнула лицо Яги от себя.
На нем проступило противное, злое, почти мужское выражение. Яга раздувала ноздри, на подбородке под кожей проступила железная шишка. Яга сопела. Светка шлепала ее по лицу. Яга мотала головой, отбрасывая влажные шлепки. Ее пружинистые волосы рассыпались.
– Овца, бля, – выдохнула Яга и схватила Светку за шею.
Светка шмыгнула носом и закричала:
– Пусти!
Яга засопела громче, злоба с лица ушла, уступив место интересу. Светка снова закричала. А Яга только приникла к ней ближе, давя руками сильнее, словно хотела поскорее закончить дело, которое началось, когда она не по своей воле встала с табуретки.
Светка гибко изогнулась. Оскалилась, натянув тонкие губы над желтоватыми зубами, и впилась Яге в руку, почти у сгиба, там, где мясо было рыхлым, как вата. Прикусила.
– Блядь! – взвизгнула Яга и сбросила Светку на пол. На толстой коже Яги проступил зубатый круг.
