Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО
Иначе говоря, старались минимизировать негативные последствия неудачной стрельбы всеми средствами. Иногда это удавалось, иногда – нет.
«Надо же, надо же, надо ж такому случиться!
Надо же, надо же, надо ж так было напиться!
Надо бы, надо бы, надо бы остановиться,
Но не могу, не могу, не могу, не могу!
Не могу и не хочу!!!»
Только и оставалось напевать в таком случае пострадавшим. За «двойку» на полигоне запросто могли дать «строгача с занесением» по партийной линии и снять с должности. Это считалось невыполнением государственного задания, и спрос за него был строгим…
Под настроение майор Пронин делился с нами историями из той своей службы, которые всегда были интересны и поучительны.
Шура, закончивший Даугавпилское училище, которое готовило техников самолётов, имел ярко выраженные командирские наклонности и свой, особый, офицерский почерк. Его умение управляться с самыми распущенными воинами сразу приметили в Сары-Шагане. Будучи в наряде, начальником гарнизонного патруля, Шура недрогнувшей рукой укомплектовывал пьяными стройбатовцами камеры гауптвахты «под завязку». Спустя некоторое время местный комендант предлагал ему капитанскую должность своего помощника, что для техника самолёта, кем был тогда Шура, было неслабым повышением.
Что-то там «не срослось», не поставили начальнички лейтенанта на такую важную должность, и Шура продолжал «крутить хвосты» самолётам.
Тем временем одну из «придворных» рот Шуриной части сотрясали «чепуги» и мордобои. Чтобы как-то обуздать распущенное воинство, командование поставило в ней командиром Вовика Румянцева. Вовик имел рост 2 метра и весил килограмм 120, в общем, производил достойное впечатление на любого «дедушку». Румянцев попросил назначить замполитом этой роты, себе в помощь, Шуру Пронина. Командир части, услышав это, «заскурнавил»: «Да ты что, Вовик, замполит должен быть таким, чтобы солдат мог прийти к нему, рассказать все свои беды, а он бойца – и утешит и поплачет с ним. А от Пронина – бойцы и так плачут!!!» Но Вовик настаивал именно на кандидатуре Шуры. И тут выяснилось, что Пронин всё ещё комсомолец. Пришлось назначить его на должность «чистого» заместителя командира роты.
Потихонечку, тандем Вовика и Шуры усмирил своё буйное воинство, и показал своим самым наглым «дедушкам», «где раком зимуют». Рота стала ходить по гарнизону под барабан, с песнями и разбойничьим посвистом так, что полюбоваться на это зрелище порой приходили из других частей полигона.
Шуру со временем приняли в партию и перевели на политработу, что по тем временам было престижным повышением.
Ему, молодому старлею, единственному в части доверяли заступать дежурным по площадке, а в помощниках зачастую ходили капитаны да майоры.
«Когда Пронин заступает дежурным по части – все разгильдяи знают, отслеживают; у них в календариках эти дни чёрным обведены!» – говорил порою командир, инструктируя других дежурных.
Запомнился психологический этюд Шуры про своего начальника штаба. Тот любил повторять, надо и не надо: «Наш народ мудрый, русские фамилии просто так не даются!». Сам начштаба обладал, при этом, дивной фамилией – Дубашёв.
«Взъелся на меня за что-то наш начальник штаба», – рассказывал майор Пронин. «Драл с особой свирепостью за дело и без дела. Я уж не знал, что делать и куда от него деваться…
И вот однажды заступил я дежурным по части. Утром доложил, как положено, что ночью происшествий не случилось. Он меня вызвал в кабинет к себе и давай опять драть за что-то, сниму, орёт, с наряда вас, товарищ капитан!
Я в полном расстройстве, машинально поправляю на ремне кобуру с пистолетом. Почему-то захотелось мне передвинуть её сзади на бок, на уставное место.
Тут начальник штаба внезапно перестал разоряться, и впервые за 4 года службы назвал меня по имени!
Иди, говорит, Саша, неси службу! У меня больше нет к тебе замечаний.
Я даже не сразу понял, почему такая перемена с ним случилась. Потом – ещё год я с ним служил «душа в душу» – все придирки ко мне как отрезало!»
Шура окончил среднее военное училище и, поначалу, гордо носил на груди знак «Внук Учёного». Потом он исхитрился заочно поступить и окончить наше гореловское высшее училище. Для него, служившего в жутких условиях Сары-Шагана, это было отдушиной, конечно.
Была такая армейская поговорка про офицера-заочника:
«Несчастье для части,
Обуза для ВУЗа,
Горе детей и
Находка бл..дей!!!»
Доля истины в ней есть, посмеивался Шура, знавший жизнь заочников не понаслышке.
Другой фирменной историей Шуры – был рассказ о находчивом ответе его приятеля по службе в Сары-Шагане. Тот приятель был зампотехом соседней с Шурой роты и любил прийти к Шуре в казарму. Перенять передовой опыт воспитания воинов, или просто пообщаться в свободную минуту. Это, почему-то, страшно не нравилось вышеупомянутому подполковнику Дубашеву, и он категорически запретил Шуриному приятелю «шляться по чужим ротам». В один прекрасный день приятель заскочил к Шуре в гости поболтать, а тут в казарму заявился и Дубашев. Увидев столь вопиющее невыполнение своего распоряжения, он начал распекать Шуриного приятеля: «Вы почему опять у Пронина в казарме?! Что вы тут делаете, я вас спрашиваю???»
Шурин друг ответил мгновенно: «Выполняем ваше приказание, товарищ подполковник!!!»
«Так я вам ничего не приказывал!» – слегка растерянно ответил Дубашев.
«А мы – ничего и не делаем!!!» – отрапортовал приятель.
О том, насколько популярной фигурой был Шура в Сары-Шагане, говорит случай, произошедший во время нашего обучения в академии. Повезли нас, слушателей, в Костерёво, где тогда находились курсы по переподготовке офицеров ЗРВ. Настало время обеда, и мы пошли в столовую. Там стояли в общей очереди с капитанами и старлеями, приехавшими из войск на переподготовку. Шура услышал разговор двух офицеров, понял, что они с полигона, и начал расспрашивать их про своих общих знакомых.
После нескольких вопросов-ответов полигонный капитан вдруг спрашивает у Шуры: «А вы случайно не майор Пронин?!»
«Он самый!» – в свою очередь, удивляясь, подтверждает Саша.
«Мужики, идите сюда! Здесь – майор Пронин приехал!!!» – заорал вдруг капитан своим приятелям, и человек 8 с разных концов зала поспешили к нему.
После тёплых слов и взаимных приветствий Шура, несколько удивлённый такой неожиданной популярностью, и не видя знакомых лиц, спрашивает своих бывших сослуживцев: «Ребята! Да откуда вы меня знаете-то?!»
«Ну, что вы, товарищ майор! – отвечает за всех капитан, «У нас про вас – легенды на площадке ходят!!!»
Одним из коронных рассказов майора Пронина была история о том, как у него спёрли один армейский ботинок, зимой, в поезде Москва-Ленинград.
Он ехал на сессию в наше училище. С ним в купе сидели дед с бабкой. Ночью старики вышли на станции Бологое. Видимо, дед ночью постеснялся включить свет, и в потёмках и в спешке надел Шурин чёрный форменный армейский ботинок. Взамен оставил свой, ярко-жёлтого цвета.
«Пришлось мне переться по зимнему Ленинграду в военторг, вдоль Невского проспекта. Одна нога – в чёрном уставном ботинке, другая в ярко-жёлтой туфле!!! Совсем как «высокий блондин» в популярной комедии. Хорошо ещё на комендантский патруль не напоролся!
В академии Шура умудрился развестись с супругой, чем изрядно потряс нашего Дедушку. Тот начал требовать «будировать» Пронина по партийной линии за «моральное разложение», но этот номер у Дедушки не прошел.
Звёздный час Шуры пробил в дни ГКЧП. Он служил замполитом зенитно-ракетного полка и прославился на весь Московский округ ПВО историческим приказом вывесить портрет Горбачёва – в сортире!!!
Шура, как и многие миллионы советских людей, сильно недолюбливал «Горби» за привычку к пустопорожней болтовне и откровенную трусоватость при принятии решений.
«Был у меня в полку один офицер, резко набравшийся ультралиберального мировоззрения. Всё меченым «Горби» восхищался, какой он душка – да как он о «перестройке» заботится. А что армию губит – так и не нужна она совсем. Врагов у нас нет и не было, одни друзья вокруг. Вот такую бодягу и нёс он при каждом удобном случае.
И вдруг – грянул ГКЧП. Что творится – никто ничего понять не может.
Нас всех привели в полную боевую готовность, сидим на КП, ждём указаний от «отцов командиров»… А тут этот либераст в погонах притащил на КП полка радиоприёмник, и «Голос Америки» на полную громкость врубил. Это – строго запрещалось делать. Я и говорю либерасту: выключите, мол приёмник, не положено на КП вражьи голоса транслировать.
