Александр Давыдов - Бумажный герой. Философичные повести А. К.
Как они простенько мыслят, как банально чувствуют! Я, одаренный психолог-любитель, довольно быстро их раскусил, изучил вдоль и поперек, так что постепенно и вовсе перестал замечать разницу меж человеческими существами. Столь слабо, неконкретно очерчены их натуры, что, кажется, они вообще могут легко обменяться существованием, – они будто ряженые на вселенском карнавале. Да и я сам, сколь ни чураюсь века сего, как его ни избегаю, все-таки подвержен его хворям, ссадинам и болячкам: даже случайные люди ухитряются проникнуть внутрь меня, будто впиться в мои кишки и печенку. Выходит, что во мне помещаются не только обжитые мной иль обжившие меня пространства, но едва ль не вся эпоха с ее многолюдьем. Ты протестуешь, Зигмунд, хотя сам принизил человека дальше некуда? Но вам-то, здешним, это не в обиду. Я ведь добровольно предпочел мир укрощенный миру безумному. Тут у нас едва ли не каждый сам по себе, хотя некоторые все-таки держатся в пределах своего диагноза, многократно описанного в учебниках психиатрии. И мы тут – единое, все на одном корабле дураков, который плывет без руля и ветрил. Как я без вас, коль я даже не до конца уверен – вы ль моя фантазия или я ваша общая? Да и, в принципе, мы тут живем столь тесно и так невольно сроднились, при всем нашем различии, что себя самого можем невзначай перепутать с соседом по палате…
А теперь тихо, тихо… Слышите шорох вроде крысиного? Это к нам подбираются человекообразные крысы. Полундра! Расходимся по одному. Ты, Карлос, прикрываешь отход, – на всяких крыс у тебя нюх безошибочный. Встречаемся завтра в то же время, в этом самом месте.
Четвертый день путешествия
Привет вам, мои терпеливые слушатели, мои не слишком говорливые собеседники! Истинно – молчание золото. В наше время язык как-то перекошен – чем стремишься быть правдивее, тем более коварно завираешься. Какой, спрашиваете, язык? Тот самый, всеобщий, который корень и матрица всей мировой лингвистики и накрепко связан со своей эпохой, – в той же мере правдив или, наоборот, ложен… Глядите, господа матросы – уже не утро, а день в разгаре. Уже не росток очередного дня, а он окреп, пустил корни и плещет ветвями. Лично я давно не интересуюсь, какое число, месяц, год. Мои дни будто замкнуты сами в себе, и в каждом из них заложен свой сюжет, они даже и не повесть, а целый роман, поскольку будто охватывают жизнь с рожденья до смерти. Так важно ли мне, который идет за каким? Уже позавчера для меня сделалось вековечным прежде, как и послезавтра – недостижимым потом. Говорю – «очередной», но мои дни не выстроены в очередь, а будто столпились, – а прожитые свалены в кучу. Лучше сказать: предо мною россыпь непоследовательных и непересчитанных, но, увы, иссякающих дней. Бывают и дни пустопорожние, как орехидички, то есть никак не вдохновляющие, – когда в себе не наскрести и капли жизни. Испытываешь словно душевный дефолт, себя чувствуешь рыбой, выброшенной на берег из океана существования, – бессильно ловишь ртом губительный воздух с самого рассвета до заката, будто поражен бледной немочью века сего. Моя тоска, разумеется, не просто дурное настроение из-за житейской неудачи, она всегда метафизична, – словно мучительно пробивается зуб мудрости, да никак не может прорезаться.
Сперва, товарищи, хочу извиниться, что опоздал. Дело не в том, что пустует капитанский мостик: в пока еще привычной местности корабль плывет сам по себе, надежно держит курс, вопреки нерадению капитана. Обидно, что мы пропустили утро, которое всегда надежда и завязка ежедневной интриги. Но причина вполне уважительная: у меня его просто украли. Врач, тот молоденький, прыщавый, из стажеров, еще исполненный медицинского рвения, мне устроил настоящий допрос взамен обычной душеспасительной беседы. Следователь из него никакой: неуклюжие отвлекающие маневры, какие-то примитивные психологические ловушки, упражнения в школярском фрейдизме, бессильные попытки применить университетские знания. В результате не он меня, а я его раскусил. Хорошо понял, куда клонят его как бы невинные вопросики: не тонул ли я в детстве? не мочусь ли в постель? не страдаю ли водобоязнью? Ну понятно – бросает наживку, чтоб я на нее клюнул. Поверьте мне: что-то они наверняка прознали, эти убийцы в белых халатах. В моей истории болезни указана мания величия, не мания преследования, но уверен, что тут у нас витает дух предательства. А может, главврач за эти годы научился угадывать мои мысли, хотя теперь я стараюсь думать шепотом? Расслышал-таки, наверно, слово «корабль» и мог заподозрить, что у нас тут раденья какой-нибудь тоталитарной секты, вроде хлыстов или бегунов. В общем, друзья, надо быть готовым к любой провокации.
Казалось бы, доктор – самая гуманная профессия, особенно психиатр, касающийся нежнейших струн человеческой души. А они в нас видят врагов. Призывают к сотрудничеству, но чувствуется, что упоены своей властью. У них институтские дипломы, но тут и не пахнет хотя бы просвещенной диктатурой. Конечно, всеобщее образование отнюдь не гарантия гуманизации нравов, но как же пресловутая клятва Гиппократа? А я-то у них на особом счету, – думаю, по той причине, что ни единый из этих «конструкторов человеческих душ» не смог меня одолеть в словесном поединке. Еще бы! Этим неудачникам только и место в провинциальном дурдоме, со смехотворной зарплатой и без перспективы карьерного роста. О повышении квалификации они и думать забыли, – только довольствуются тем, что когда-то вызубрили давно устаревшие учебники и пособия по карательной психиатрии. В отличие от меня, местные доктора и не могут быть в курсе мировой науки, уже потому, что не владеют иностранными языками. А стоило б им почитать иноземных психиатров-гуманистов, которые считают диагноз «шизофрения» террором общества против его самой креативной части. Я вообще-то против безбрежной политкорректности, но в данном случае – за.
Бездарная психотерапия здешних лекарей только расковыривает душевные болячки. О современном психоанализе у них довольно смутные представления, но и они туда же – норовят вытащить из тебя какую-нибудь гадость. Уверены, что и младенец уже похотлив и порочен, – а лучше б отыскивали крупицу добра, таящуюся в глубине наших искаженных грехопадением душ. Вот их и огорчает, что у меня даже сны беспорочны, без намека на похоть, если только не занесет блуждающее сновиденье наверняка из соседней палаты востоковедов: однажды целую ночь снились голые китаянки, в другой раз – вся Камасутра в самых выразительных, тошнотворных подробностях. Сны явно пришлые: в последние годы, посвятив себя переустройству мира, я попросту не имею морального права растрачивать силы на женщин. Я повенчан с самой истиной, которую один здешний гностик, помнится, именовал Еленой, намекая на Елену Троянскую, ставшую причиной кровавой свары на рассвете нашей истории. А юнца, конечно, подставили, – жалко он выглядел со своими фрейдистскими потугами. Я ему даже издевательски предложил прочитать курс лекций по современной психиатрии, которой, впрочем, и сам не очень доверяю. Что это за наука при полном отсутствии общего мнения? Обилье несовместимых теорий лишь изобличает беспомощность данной лженауки пред лицом великой загадки нашей личности. Да у этого парня нет еще и никакого жизненного опыта, – я давно заметил, что в психиатры идут одни аутисты. Он явно зациклен на себе, этот заурядный кобелек, упорно воняющий мужским лосьоном. Ему ль меня понять?
Может быть, нам с вами и неплохо подлечиться, – кому от недостатка здравомыслия, кому от переизбытка. Но стоит ли ждать медицинской помощи от этих амбициозных недоучек, которые сами стопроцентные психи, но впавшие в какое-то нудное, можно сказать, регламентированное безумие? У них та же мания величия, но деловитая. Единственно, что они могут, это попытаться приладить нас к общим местам вконец захиревшего мира. Именно его и стоило бы подлечить, – тут нужны доктора, умеющие врачевать общественные недуги, то есть настоящие, по большому счету, политики. Но где они, – имею в виду именно политиков, а не политиканов? Увы, друзья мои, увы, миром правят бездари, на океанскую поверхность сами знаете, что всплывает. Да и неудивительно – усредненное большинство, которое в отличие от индивида, всегда ничтожно, выдвигает наиничтожнейших.
Не подумайте, что я призываю к полному гуманизму. Власть, разумеется, должна обладать некоторой избыточностью, – ибо, целиком гуманная, изысканно деликатная, она бессильна. Но все-таки ведь обязан правитель, как его ни назови – император, генсек, президент, премьер, вождь племени, верховный шаман или, скажем, главврач, – обладать хотя бы зачатком совести, ответственности, компетентности. Кажется, это самое минимальное требование. Однако у нынешних ни того, ни другого, ни третьего, даже и нет настоящей тиранической повадки. В лучшем случае, разводят какую-то пресную, кислую, гнилую диктатуру. Большинство и не властвуют, по сути дела, а лишь цепляются за атрибуты власти. Как вот и наш главный целитель, уверяю вас, просто марионетка в руках завхоза, который даже никакой не честолюбец, а самый обычный ворюга. Вот доказательство: медперсонал можно критиковать сверху донизу невзирая на лица гласно и публично, даже и в стенгазете, а попытайся разоблачить какие-нибудь финансовые манипуляции или хозяйственные махинации, так тебя мигом закатают в бетон на соседней стройке. Палата правдолюбцев уже наполовину опустела, а мы всё трусливо помалкиваем. Знаем, что наш завхоз беспощаден, когда ему наступишь на мозоль, несмотря на золотой крест во все брюхо, будто наперсный. Разумеется, тут не истинная вера, а род современного язычества. Впрочем, не буду судить, так и не судим буду. Может, связь с Богом через материальные символы для многих прочнее моей, бесплотной, – но не в данном случае. Одна только надежда, что на этого окунька найдется акула, – ведь даже официозная печать возмущается беспардонным воровством в наших медицинских учреждениях. Правда, рука руку моет: сколько уж тут побывало государственных комиссий, а толку чуть.
