Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света
– Ну, и история, – рассмеялся Эскин.
– Ага, – согласился дядя Абрам, – для самого узкого круга из самых последних дураков!
– Ну, здравствуй, – протянул ему руку Амулетов.
– А как у тебя дела?! – спросил его Эскин.
– Соня уговорила пустить к нам Глеба Собакина, и теперь мы живем втроем, – шепнул, покраснев Амулетов.
– О Боже, как же все это знакомо, – улыбнулся сочувственно Эскин, – тому, кто единожды побывал в женском лоне, уже из него никогда не выбраться!
– А ты философ, мать твою! – восхитился Яков Юшкин, протягивая ему свою руку.
– Ну, а ты как?! – спросил его Эскин.
– Все летаю по вашей божьей милости, – прослезился от счастья Яков Юшкин, которому его профессия заменяла и женщину, и мать родную.
– Что вам сказать, мои дорогие, – расплакался Эскин, опять обнимая Лулу с Аллой и обращаясь ко всем сразу, – я, между прочим, разговаривал во сне с Богом, и он мне сказал, что вы за мной прилетите, и я буду жить долго и счастливо! Так что, друзья, можно сказать, что жизнь наша – это божественная программа, в которой все люди – это бегущие навстречу друг другу цели, которые поражают друг друга любовью, и оставляют после себя еще великое множество бегущих в Вечность целей!
Все так удивленно взглянули на него, что Эскин громко рассмеялся сквозь слезы:
– Не бойтесь! Я не сошел с ума, а если и сошел, то только от любви к вам, мои дорогие! Спасители мои!
– Да, ладно, чего уж там, – дядя Абрам смущенно улыбаясь, опять обнял Эскина, а глаза у всех добрые-добрые, и такой свет излучают…
А вокруг них их жены, их друзья, и все любят друг друга, и просят друг у друга прощения, а в белой дымке над островом летают разноцветные попугаи, и кажется, что в этот миг вся земля сошла с ума, и что весь мир на глазах неожиданно превратился в сказку, из которой никто не хотел возвращаться обратно, в реальный и жестокий мир…
– Спасение, оно же и прощение, – прошептал Эскин и заплакал…
