Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
– Вы не читали этой статьи?
– Мне не хватает времени читать газеты. Я в основном читаю сводки о происшествиях и ликвидирую их последствия. У нас их слишком много.
– Я понимаю и все же… Хотите взглянуть?
– Конечно.
Климов достал из кармана сложенную вдвое газету и протянул ее мне. – На третий полосе.
Первым делом я посмотрел в конец, на подпись автора. Там стояла фамилия: Андрей Соколов. Выходит автор статьи – мой пресс-секретарь. Я погрузился в чтение.
Это была очень интересная, я бы даже сказал захватывающая статья, главным героем которой был мэр города Рождественска, то бишь я. На фоне мастерски нарисованной ситуации в ней рассказывалось о моей героической борьбе против местных преступных кланов. Но не только это, в материале прямым текстом говорилось о предательстве городской милиции во главе с ее руководством, о том, что она почти полностью куплена криминальным подпольем. Не понятно, как после такой статьи автор остался жив? А остался ли? Сегодня, например, я его не видел.
Я поспешно отложил газету и дрожащими пальцами набрал номер своего пресс-секретаря.
– Слушая вас, – прозвучал в трубке голос Андрея.
Я не стал ничего говорить, просто положил трубку на рычаг и перевел дух. После чего посмотрел на Климова; тот внимательно наблюдал за мной.
– Что вы собираетесь делать с Клочковым? – спросил я.
– Будет проведена комплексная проверка всей его многогранной деятельности. Если факты, изложенные в статье, как и многие другие, о которых у нас есть информация, подтвердятся, то ему несдобровать.
– Эти факты подтвердятся. Учтите, в статье описывается лишь небольшая часть его деяний и деяний его подручных. Если вам удастся выявить все его финансовые потоки, вам будет чему удивиться. В городе даже младенцам известно об его несметных богатствах. У меня есть информация, но к сожалению нет доказательств, что он является одним из главных заправил в торговле наркотиками.
– Не беспокойтесь, если это так, то доказательства мы отыщем. Мне бы хотелось, чтобы мы выбрали с вами день и обстоятельно бы поговорили обо всем. Я только хочу получше войти в курс дела. Я служил в разных городах, но то, с чем мне уже пришлось здесь столкнуться, многократно превосходит все, что я видел. В таком большом городе, как ваш, практически отсутствует милиция. То, что есть, милицией назвать сложно.
– Я это понял давно, поэтому мне и пришлось занять это кресло и заменить собой милицию.
– Ваша деятельность достойна восхищения, – как мне показалось, искренне произнес Климов.
Перед моими глазами внезапно появился Олег – живой и невредимый. Он заслужил эту похвалу не меньше, если не больше, чем я. Только он ее уже никогда не услышит.
Кажется, Климов уловил мое настроение. Он встал.
– Не стану больше отвлекать вас от дел. Звоните мне в любое время дня и ночи. Обещаю: мы встретимся с вами в самое ближайшее время и обо всем подробно поговорим.
Едва за Климовым захлопнулась дверь, как тут же раздался голос секретарши.
– К вам уже несколько раз звонит Воробьева Зинаида Николаевна.
– Не знаю такую.
– Она говорит, что речь идет о мальчике.
– О каком мальчике? – И тут я вспомнил, о чем, вернее о ком идет речь; это ей я поручил заботу о сыне Очалова. После смерти отца он стал полным сиротой. Я как-то совсем забыл о нем.
– Соедини меня с ней, – сказал я секретарше.
– Что мне делать с мальчиком? Я не могу больше держать его у себя. У меня свои дети и внуки. И кроме того, он почти все время молчит. За эти дни он едва сказал несколько фраз, – тараторила Воробьева. – Мне даже как-то не по себе. Поймите меня правильно.
– Я вас понимаю. Я приеду и заберу его, – пообещал я.
В самом деле, что с ним делать? Есть ли у этого Очалова, его жены какие-то родственники? Если есть, почему не озабочены судьбой мальчика? Ответов на эти вопросы я не имел. Я попытался понять, испытываю ли я недоброжелательное чувство к этому ребенку, ведь он все же сын моего злейшего врага. Но все было неясно и зыбко в моей душе, понять, что в ней происходит, было не легче, чем китайские иероглифы.
Мальчик сидел на стуле, в стороне от Зинаиды Николаевны и ее семейства и как-то отрешенно смотрел перед собой. Мой приезд всех обрадовал, так как он означал, что они освобождаются от этой неприятной обузы. Только сын Очалова не обратил на меня никакого внимания.
– Он уже знает, что произошло с отцом? – тихо спросил я Зинаиду Николаевну.
– Да, я сказала ему.
Я смотрел на уныло сидящего на стуле паренька, и удивлялся тому, что мне могла прийти в голову мысль думать о нем чуть ли не как о своем враге. Он тоже жертва этого криминального беспредела, в который оказались втянуты и взрослые и дети. Я вдруг вспомнил, что до сих пор не знаю, как его зовут.
Я подошел к нему. На мгновение мальчик поднял голову, взглянул на меня, затем снова опустил ее вниз.
– Как тебя зовут?
Ответом мальчика было молчание.
– Павлом его зовут, – вместо него сказала Зинаида Николаевна.
Я дотронулся до его плеча.
– Поедем, – сказал я.
Я думал встретить сопротивление, в лучшем случае выражение недовольства, но мальчик покорно встал, посмотрел на меня, ожидая следующей команды. Я взял его за руку.
– Пойдем со мной.
Мы сели в автомобиль.
– Куда ехать? – спросил шофер.
– Ко мне домой.
Эта мысль пришла ко мне какими-то странными путями, она словно бы появилась ниоткуда, просто я без всяких размышлений, сомнений решил привести его к себе. Для чего, надолго? Этого я не ведал, да и не задавался над такими вопросами. Мы ехали к моему дому и больше я пока ни о чем не размышлял.
Я ввел его в свою квартиру, посадил на диван.
– Ты чего-нибудь хочешь, пить, есть?
Павел посмотрел на меня, в его глазах я прочел невысказанное желание.
– Подожди пару минут, я сейчас тебе что-нибудь сотворю.
На кухни я быстро сделал пару бутербродов и принес их мальчику.
– Ешь.
Несколько секунд он сидел неподвижно, затем несмело взял один бутерброд и откусил. По тому, как он активно жевал, легко можно было понять, насколько он голоден. Что его, в этом доме у Воробьевых не кормили?
– Ты немного поживешь здесь, а потом решим, что с тобой делать.
– У меня больше нет родителей? – Это были первые произнесенные им слова, обращенные ко мне.
– Тебе придется свыкнуться с мыслью, что у тебя нет больше родителей. Ни папы, ни мамы. Ты их, конечно, любил?
– Очень! – горячо воскликнул он.
– Я понимаю, но так получилось. А у тебя есть в нашем городе родственники?
– Нет, мы же приезжие.
– А где есть?
Мальчик пожал плечами.
– Ладно, потом попытаемся выяснить, где живут твои родственники. А пока располагайся тут, можешь посмотреть телевизор, поспать. В общем, выбирай занятие по душе. А я приеду вечером, мы поговорим о твоей дальнейшей судьбе. – Я провел рукой по его волосам.
– А почему убили маму и папу? – вдруг спросил он. – Разве они были плохие, ведь убивают только плохих?
– Убивают разных, и плохих и хороших. Твои родители, – я замялся, – были хорошими людьми. Но они не всегда поступали правильно. Это привело их к гибели. Ты меня понимаешь?
– Нет, – ответил Павел.
Как же ему объяснить то, что произошло, грустно подумал я.
– Тебе еще трудно понять некоторые вещи. Не думай ни о чем, просто отдохни. А я пойду.
Я вышел на улицу, сел в машину, но команду двигаться не давал. Я размышлял: стоит или не стоит мне ехать к Вознесенскому. Наконец я решил: я должен выяснить все.
Я прошел к Вознесенскому в кабинет. Он сидел за столом и что-то писал. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал, продолжая свое занятие. Я тоже молчал в ожидании, когда он завершит свой труд.
– Вы пришли? – вдруг произнес он.
– Как видите.
– Я ждал вас. – Вознесенский положил ручку и откинулся на спинку кресла, на несколько мгновений прикрыл глаза.
– Я бы хотел знать, что произошло у вас с Очаловым? Только что я привез к себе оставшегося сиротой его сына. Когда-нибудь он захочет узнать правду о гибели отца.
– Да, когда-нибудь захочет. Но что ему даст правда?
– Она избавит его от сомнений и неопределенности. Разве одного этого мало?
– Думаю, вы правы. Скажите, что вам известно?
– Кирпич рядом с трупом Очалова и кирпичи около вашего дома совершенно одинаковые. А это редкие кирпичи, у нас на кирпичном комбинате такие не делаются. Как мэр, это я знаю точно, так как был там несколько дней назад.
Вознесенский смотрел куда-то мимо меня, и мне показалось, что мысленно он сейчас находится не в своем роскошном кабинете, а где-то совсем в другом месте. Может быть, в том самом лесу?
– После того, как вы попытались неудачно его арестовать, он примчался ко мне. И потребовал, чтобы я его спрятал. Я спрятал его в этом доме. Вечером я пригласил его к себе, мы говорили вот в этом кабинете.
– Чего же он хотел?
– Он требовал от меня, чтобы я любыми путями повлиял бы на вас, заставил бы вас отказаться от всех выдвинутых против него обвинений, чтобы вы перестали бы его преследовать. При упоминании одного вашего имени его начинало трясти.
