Наталия Терентьева - Страсти по Митрофану
А дразнить его тем, что она объездила весь мир… У него денег нет. Он никуда летом не поедет. Зато у него другое. Он стал взрослым. А она пусть теперь бегает с Дудой и Костиком и смотрит на него издалека, завидует Тосе.
Мите было тошно от своих собственных мыслей, но он заставлял себя думать именно так. Жестко, четко, определенно. Он знает, что ему нужно. Эля ему мешает, все, точка. Отвлекает, забирает силы. А Тося – не мешает. Даже наоборот. С ней все понятно и просто. К тому же усы стали быстро расти, голос совсем окреп, походка стала другая, уверенная, мужская. Еще бы! Он то и дело идет от своей женщины, которая стонет, тает от его прикосновений, дождаться его не может, умоляет прийти, делает все, что он хочет, и даже больше. С ней он – всевластный король, а не жалкий щенок. А то, что иногда вдруг накатывает и становится тошно и мерзко… Ну что с этим поделаешь. Тося – несовершенна, а у него очень высокие требования. Когда-нибудь его женщина будет прекрасная. А сейчас ему хватит и такой.
Эля дала себе слово – просматривать почту раз в три дня. Не чаще. Раз в три дня у нее совсем портилось настроение, не хотелось смотреть на лазурное море, на горы, ничего не хотелось. Хотелось запереться в комнате и сидеть, смотреть в стенку, часами, пока стенка не начинала кружиться перед глазами. Потом это проходило. Ей казалось – вот сейчас она найдет нужные слова, вот сейчас… Митя прочитает их, поймет, что все не так, как ему кажется, все совсем не так…
Два раза за лето она приезжала в Москву, специально ходила к дому Мити. Она должна его встретить. Писать и договариваться о встрече Эля не хотела, боялась, что он откажется – резко, определенно, и она была уверена, что встретит его случайно. Должна встретить. Он пойдет туда же, где она. И она почувствует, где он… Но – нет. Не встретила. Эля ходила около его дома, ездила в парк, где Митя любит кататься на роликах. Нет. Не получилось.
Митя писать ей совсем перестал, ни слова, ни полслова. На ее письма он или не отвечал ничего, или коротко – «Угу», «Понял», «Супер», или ставил смайлик в черных очках. Сам не писал ничего. Иногда молча прочитывал ее сообщения, иногда они оставались непрочитанными. Почему? Неужели он так обиделся, неужели не понимает, что она тогда не пришла не по своей воле?
Эля ждала начала учебного года. Ей казалось, что в школе все сразу изменится, не сможет он ходить мимо нее и делать вид, что ничего не было.
Писем ждать она не хотела, но все равно ждала. Вдруг все-таки напишет… Встанет утром, перещелкнет у него что-то в голове, и он – напишет. Просто, два слова… «Как дела?» Она видела, что он каждый день был онлайн. Жаль, лучше этого не знать. Что человек сидит сейчас с телефоном или у компьютера – и ты это знаешь, так прямо и написано: «Дзен До с телефона».
Митя недавно поставил на главную новую фотографию – из Юрмалы, где он смотрит на нее вполоборота, лукаво, влюбленными глазами, и взял себе такой псевдоним, он же решил учить летом японский, кратко сказал ей об этом в письме, давно еще, до роликов… До тех разнесчастных роликов, из-за которых у них все разладилось. Он так и не простил ей, что она улетела. Ничего не захотел слушать. Никаких объяснений. И она не вернулась с Тенерифе через два дня, как решила в самолете. Родители так расстроились, умоляли ее побыть хотя бы дней десять, отдохнуть, поплавать. А Митя все равно те первые сообщения ее даже не открывал. Один раз написал: «Занятой, прости!» И все. А надо было улететь! Тогда еще можно было что-то поправить…
Потому что когда она вернулась, Митя общаться ни в какую не захотел. Понятно, что он готовит программу, понятно, что увлечен японским… Наверно, увлечен… Наверно, японским, не чем-то еще… Просто у него нет времени на развлечения, на посторонние разговоры… Проходила неделя, другая, Эля уехала снова, пыталась писать ему – бесполезно.
Эля посылала фотографии из тех мест, где она была, то пыталась писать, то ставила смайлики, и подмигивающие, и грустные, потом послала ссылку на их видео с конкурса, и ещё ссылку на очень красивую музыку, которую можно было бы сыграть и спеть вдвоем. Митя не отвечал и в августе совсем перестал открывать ее сообщения. Эля тоже перестала писать. Если почти два месяца плакать и ждать с утра до вечера сообщения, то это время покажется вечностью.
– Все так же? – Лариса с надеждой посмотрела на мужа, который вышел из комнаты Эли.
– Да еще хуже, Лара. Говорить ни о чем не хочет. Алла Тарасовна не поедет больше с ней. Говорит, ничего не ест, на экскурсии ходить не хочет, книжку возьмет, может просидеть над одной страницей три часа, смотрит – ничего не видит.
– И что нам делать?
– Не знаю… Ты хоть догадываешься, в чем дело?
– Думаю, в том мальчике.
– Не сложилось что-то, да?
– Не сложилось.
– Может, дать ей поработать? Помнишь, она хотела?
– Федь, ну как ты себе это представляешь? Красотка Эля ходит по квартирам, носит посылки… Ей с телохранителем надо ходить.
– Нет, я имею в виду, пусть на мануфактуре поработает. Упаковщицей или там… контролером… не знаю… В цеху пусть с мастером постоит, кнопки научится нажимать, тесто месить… Или в бухгалтерии посидит, за компьютером…
– Тебе девочку не жалко? Она и так бледная, худющая, даром что лето…
– А что делать-то, Лара?
– Пусть едет снова за границу. Или на Алтай, или в Крым…
– С кем?
Лариса посмотрела на мужа.
– Давай делиться, Федя. Неделю ты, две – я. Хотя бы так.
– И это говоришь – ты? Мы с тобой, кажется, дольше, чем на два дня, не разлучались, когда я на рыбалку как-то с ребятами ездил…
– Что делать, Федя? Дочь у нас одна.
Федор с сомнением покачал головой.
– Да… Производство не остановишь, так все под нас с тобой заточено, под личное присутствие… Я без тебя не знаю, как буду…
– Хорошо. Пусть в лагерь поедет.
– Нет! Никакого лагеря. Ты что? Эля и лагерь! Будут там ходить вокруг нее гоголем вот такие же Мити, с пробивающимися усами…
– Мам, пап… – неожиданно Эля сама вышла из комнаты. – Тут вот… – Она протянула им планшет с открытой почтой.
– Ух ты… – Федор покачал головой. – Как интересно. На фестиваль ее в Италию зовут. Жара там сейчас, конечно, август, и итальянцы начнут гоняться за ней…
– У нашего папы новая тема появилась… – вздохнула Лариса.
– Я там буду не одна, не беспокойся, пап.
– В смысле? – У Федора поползли брови наверх, Лариса придержала его за руку. – В смысле – не одна?!
– Пап… – Эля вздохнула. – Там будет человек, с которым я познакомилась в Юрмале, Никита, он продюсер, молодой, только что начал работать. Он в руководстве этого фестиваля. Присмотрит за мной, в случае чего.
– Ты издеваешься? – Федор начал активно ходить по веранде, хватая со стола то печенье, то кусочки мелко нарезанных марципанов. – Что ему надо? Что? Почему? Что ты этим летом – совсем с ума сошла?
– Ему, может, что-то и надо, мне – нет, успокойся, пап. Я, если поеду, буду петь. Там программа, видишь, какая. Я и классику спою, и эстраду. Сейчас буду готовиться тогда, если вы разрешите.
– Разрешим… – Федор ходил, бурчал, смотрел на жену, на Элю. – Тебе разрешишь, а ты… Что это столько парней вокруг тебя вдруг появилось? Что это такое? Не знаю я… Ну… хорошо, ладно.
– Не переживай, пап, у меня сердце все равно разорвано. – Эля улыбнулась. – Пока никого другого не будет.
– Ты так легко говоришь об этом… – покачал головой Федор.
– А что мне, головой об стенку биться? Сердце – разорвано, мужчин – ненавижу, Никита мне не нравится. И не понравится – в том смысле, которого ты боишься, пап. Все хорошо. Ты, как ревнивый отец, можешь дальше спокойно печь булочки. Я бы хотела с вами втроем поехать, но вы же не можете, правда?
– Мы можем, мы можем… – хором заговорили родители. – А давай мы к тебе на Сицилию приедем. На… пару денечков…
– На Сардинию, читай внимательно, пап! А то ты приедешь, да не туда. Да ну вас! – Эля махнула рукой, взяла книжку и пошла в сад.
– Не должно быть так у нашей дочки, – сказала Лариса.
– Да разве закажешь, Лара. Вот уже так, как есть. Правда, давай приедем к ней…
Супруги переглянулись, дружно засмеялись:
– На Сардинию! На Сардинию, не перепутай!
– Это ты не перепутай!
Эля, услышав за спиной веселый смех родителей, только покачала головой. Вот бывает же так, как у ее родителей. Не надоедают друг другу никогда. И никто им больше не нужен, даже она.
Глава 31
– Это за кем, за кем? Ничего себе тачка… Да не к нам приехала… А во двор как пустили? Такую тачку? Конечно, пустили! Да ничего особенного… У моего брата такая же… У твоего брата? Что ты гонишь, что ты гонишь?
Эля тоже подошла к окну. Просила же его… Нарочно приехал, нарочно… Самец, как все, и старые, и молодые, и сопливые, и уже поднаторевшие… Права свои приехал утверждать, думает, что-то изменится от этого… Машину пригнал для этого из Норвегии, надо же, не поленился, какой дурак, а… И взрослый уже, и все равно дурак…
