Людмила Улицкая - Дар нерукотворный (сборник)
Наталья Ивановна. Что, обед еще не готов?
Андрей Иванович. Еще завтрак не готов.
Наталья Ивановна. А-а… (Уходит.)
Семен (Андрею Ивановичу). Хотел я вам сказать, Андрей Иванович… тут дела такие разворачиваются… Слыхали?
Вместе уходят. Варвара наливает кипяток из чайника в стакан.
Мария Яковлевна. Вавочка, ты там ходи осторожно. Там на полу осколки…
Варвара присаживается к краю стола.
Мария Яковлевна. Ты такая бледная, Вавочка? Ты неважно себя чувствуешь?
Варвара. Ты единственный человек в нашей семье, с кем можно разговаривать.
Лиза. А я? Очень многие люди, особенно мужского пола, обожают со мной разговаривать…
Варвара. Оставь свою клоунаду, Лиза.
Звонит мобильный телефон.
Лиза. Вот видишь – особи мужского пола обожают со мной разговаривать. (Включает телефон и прижимает к уху, мурлычет протяжно.) Алле-е… Я рада, что ты мне позвонил… У тебя такой приятный голос… А мой голос тебе нравится, правда ведь? (Поднимается по лестнице.)
Варвара. Маканя, я больше не могу здесь жить. Все.
Мария Яковлевна. Вавочка, ну что же делать? Московская квартира сдана, и если мы переедем в город, нам совершенно нечем будет жить…
Варвара. В Москве вообще невозможно жить… Ты помнишь, какая прелесть была наша Старая Басманная? Во дворе огромные липы… А теперь из одного окна стройка, из другого этот кошмарный дом с новыми русскими… Нет. Я бы поехала куда-нибудь в провинцию, в старый русский город… Где люди неиспорченные… куда не добралась вся эта мерзость…
Гаснет свет.
Константин вскакивает, срывает наушники.
Константин. Гвоздец!
Варвара, Мария Яковлевна (хором). Константин!
Константин. Опять вырубили! Все пропало! Опять!
Мария Яковлевна (щелкает несколько раз выключателем). Действительно… Выключили…
Константин. Все пропало! Три часа работы! (Уходит.)
Варвара. Сумасшедший дом. Хоть в монастырь уходи…
Вибрация отбойного молотка, на этот раз сильнее.
Варвара. Что это?
С улицы входит Андрей Иванович, медленно раздевается.
Мария Яковлевна. Ты слышишь? Ты чувствуешь? Я Наталье Ивановне давно уже говорила про этот отвратительный звук! А она его не замечает… Ты помнишь, здесь раньше был военный завод. Мне кажется, они его опять открыли, но теперь под землей…
Варвара (крестится). Страна пропадает. Кто мог это предвидеть? Сто лет тому назад в наших местах была нетронутая природа, березовые леса и боры… А теперь ни одной сосны… А сады? Какие сады были! Когда прадед купил здешнюю усадьбу, здесь были сады, известные по всей России.
Мария Яковлевна. Значит, не я одна, ты тоже эту вибрацию чувствуешь, а?
Андрей Иванович. Варя, ты бы Чехова почитала. Антон Павлович, конечно, многое насочинял, где-то очернил, где-то приукрасил, а кое-что, наоборот, возвысил до чрезвычайности, но уж что касается садов – извини… Когда Лепехин здешние земли покупал, сады уж окончательно выродились. Что же касается усадьбы, то усадьбу он как раз и не покупал. Он ее взял в приданое за своей женой, которая была этой усадьбы наследницей… Бабушка Аня… У мамы спроси, у нее все записано.
Варвара. Ой, эта старая песня…
Андрей Иванович. А дед твой, мой батюшка, академик Лепехин, селекционер, все хотел здешнюю породу вишни восстановить, однако не удалось…
Мария Яковлевна. Вот особенно когда здесь стоишь, просто трясет и трясет…
Варвара. Не говори мне про него. Это позор. Слава богу, у нас фамилия другая… Впору было бы менять…
Андрей Иванович. А вот это глупости… Родителей нельзя стыдиться. Это грех. Твой дед Иван Ермолаевич Лепехин всю жизнь трудился. Ну, с вишней у него не получилось, зато новый сорт киви вывел, и крыжовник «Заря коммунизма» очень хорош был.
Варвара. Это которого два куста за старой уборной?
Андрей Иванович. В свое время вся страна его сажала…
Варвара. Ну да, а сам он генетиков сажал! Соседи с ним не разговаривали!
Андрей Иванович. Соседи! Что ты хочешь от соседей? В России соседи всегда сволочи! Кто усадьбы жег? Соседи! Кто доносы писал? Соседи! Кто полстраны посадил? Соседи!
Варвара. Неправда, дядя! Соседи – это общественное мнение! А деда – не любили, да.
Андрей Иванович. Да что ты так взъелась, Вава? Ты думаешь, твоего отца соседи любили? Он что, папаша твой, Николай Яковлевич Дворянкин, большой славой себя покрыл?
Мария Яковлевна. Андрей Иванович! Как это вы себе позволяете такое говорить?
Андрей Иванович. Я только говорю, что дети должны родителей почитать. Грех родителей не почитать… Не правда ли?
Варвара. Дюдя, только ты мне про грех не говори, ладно? Что твое поколение про грех знает? Вы же поколение невинных людей: никто ни в чем не виноват! Такую страну разрушили!
Мария Яковлевна. Брат Николай был кристальной чистоты человек! Настоящий коммунист! В нашей семье…
Варвара. Маканя! Помолчи, ради бога!
Андрей Иванович. Мария Яковлевна, вы переходите границы… У нас в семье были крестьяне, купцы, дворяне были, но коммунистов – никак нет-с! Коммунисты – это с вашей стороны! А ты, Вавочка, напрасно так горячишься. Не надо идеализировать прошлое. И не надо идеализировать будущее.
Достает из кармана пальто бутылку водки, Мария Яковлевна замечает.
Мария Яковлевна. Вы ходили в магазин!
Андрей Иванович. Ну, ходил!
Мария Яковлевна. Так почему же вы не купили творогу для сырной пасхи?
Андрей Иванович. Мария Яковлевна, голубушка! Я вышел погулять перед завтраком… Пройтись… Я и не собирался в сторону магазина. Но за мной увязался Семен… (Раскупоривает бутылку, открывает дверцу буфета, она падает. Он ищет рюмку в буфете, достает, ставит дверцу на место.) И он рассказал очень интересные вещи. Оказывается, в нашем поселке за эту зиму проданы двадцать четыре дачи. И цены на наши участки падают, потому что мы стоим на какой-то красной черте. Какая-то реконструкция, перестройка и ускорение… Кстати, куда делось ускорение? Перестройка осталась, а ускорение куда-то делось… (Наливает рюмочку, выпивает.) Тогда же еще и трезвость хотели ввести… а с этим в России шутить нельзя! Впрочем, это еще при позапрошлом царе было…
Мария Яковлевна. Вавочка! Что он говорит? При каком царе? С царской властью было покончено в семнадцатом году… У него что-то с головой…
Варвара. Дюдя! Какой ты все-таки циничный человек…
Андрей Иванович (смеется). Вавочка, ласточка моя! Я не циничный человек. У меня нежная душа. Просто я… ты же знаешь, русский человек любит прикидываться дурачком… А? Так что там с завтраком? Хоть закусить-то дайте… (Садится за пианино, играет. Из Бетховена. Нечто патетическое.) Изумительная! Нечеловеческая музыка! Не правда ли – русскому человеку в высшей степени свойствен возвышенный образ мыслей! И трезвость!
На музыку из всех дверей сходится семья: Наталья Ивановна, Лиза, Елена с Константин о м. Константин отодвигает от стола один из стульев.
Мария Яковлевна. Осторожно! Не трогайте! Этот стул не трогайте! Вчера от него отломилась ножка. Я ее под буфет спрятала!
Константин молча переворачивает стул вверх ножками и обиженно садится к компьютеру. Остальные рассаживаются вокруг стола. Неожиданно загорается висящая над столом лампа. Константин надевает наушники. Потом снимает – раздается мощный бит.
Варвара. Я, пожалуй, есть не буду…
Наталья Ивановна. Посиди с нами, Вавочка. У меня прекрасная новость. Сегодня я закончила перевод четвертого тома!
Андрей Иванович. За это следует выпить!
Наталья Ивановна. Дюдя!
Андрей Иванович. Нет, Наток, нет! Я чисто теоретически…
Наталья Ивановна… четвертого тома собрания сочинений Евдокии Калугиной, нашей знаменитой соотечественницы…
Лиза. «Любовь в аду», «Содом в раю», «Прах девственницы», «Трах нравственности»…
Наталья Ивановна. Лиза, не будь злой…
Андрей Иванович. Так выпьем за нашу знаменитую соотечественницу, за нашу родственницу, за твою невестку Евдокию Калугину! (Наливает.)
Наталья Ивановна. Ну к чему эта ирония? Евдокия Калугина, то есть наша Аллочка, – прекрасный человек. И замечательная писательница! В любом книжном магазине, во всех ларьках, на железнодорожных станциях, в аэропортах – всюду стоят тысячи ее книг! Ее любят миллионы… Она народный – да, именно народный писатель! И прекрасная жена Ростиславу! И прекрасная мать своих детей!
Лиза. Пронесли… Белинского и Гоголя уже пронесли с базара… А теперь несут Евдокию Калугину… Большими миллионами тиражей. Со всех базаров нашей необъятной родины и ближнего зарубежья…
Наталья Ивановна. К чему эта ирония, Лиза? Да, Евдокию Калугину теперь прочтут и в Америке, и я не стыжусь, что трачу на этот перевод силы…
