Найля Копейкина - «Антиполицай». Удушение (сборник)
– Алло, могу я слышать Бориса Аркадьевича?
– Да, я слушаю Вас, – быстро среагировал Борис.
– Борис Аркадьевич, простите, с Вами говорит Воротникова Людмила Анатольевна. Ваш номер был записан в книжке Петра. Я почему-то подумала, что это вовсе не Ваш номер.
– Понимаю. А Вы звоните из Москвы? – внутренне съёживаясь, спросил Борис.
– Да, я приехала забрать тело. Вы уж простите за поздний звонок. Днём я звонила, Вас не было.
– Да ничего, ничего. А что,… что-нибудь удалось выяснить, установить точную причину смерти Петра Степановича?
– Да она ж давно установлена, я сразу связалась с криминалистическим отделом. Таблетка, что была у него во рту, была отравлена. Борис Аркадьевич, я хотела Вас попросить, а Вы не могли бы подробнее описать ту блондинку.
– Которая была с ним?
– Да.
– Ну, понимаете, я могу, но только Вам, Людмила Анатольевна. Нигде я больше показаний давать не буду. Вы же понимаете, что операция, которую провёл Пётр Степанович, нелегальная, не совсем законная, и мне не хотелось бы страдать из-за этого.
– Да, да, я понимаю, только мне.
– Ну, знаете, – помня, как Людмила Анатольевна прошлый раз реагировала на его слова, Борис, желая вызвать к себе расположение этой женщины, придал голосу равнодушный даже пренебрежительный тон, – блондинка, как блондинка. Красивая, среднего роста, длина волос до плеч. На голове у неё ничего не было. Одета была в длинное чёрное пальто с белым отложным воротником, да,… обута она была тоже во что-то белое, вроде на ней были белые длинные сапоги, да ещё я заметил, у неё был белый зонт, ну, знаете, такой, клюкой, длинный, не складной. А…, чуть не забыл, – входил в раж Борис, вспомнив, что Лена, как правило, когда берёт с собой этот зонт, надевает на волосы как ободок солнцезащитные очки, в форме узкой полоски, действительно, больше пригодные для использования их в качестве ободка на волосы, – кажется, у неё в волосах был какой-то белый ободок, или очки в белой оправе, ну что-то, я не рассмотрел.
– Сколько ей примерно лет?
– Ну, думаю, девятнадцать-двадцать пять. Трудно сказать…, и ведь я особо не приглядывался. Эмм, и ещё! Я обратил внимание, у неё в руках был большой чёрный пакет, пустой вроде, может, на дне что лежало. Мне и бросился-то он в глаза потому, что был большого такого формата, несколько больше обычного, ну как для химчистки.
Борис закончил описание, но и Людмила Анатольевна молчала, тогда он добавил:
– Вот, пожалуй, и всё.
Вдруг Борис вспомнил, что в его планы входило ещё как-нибудь похоже на имя Лена назвать девушку, а он этого не сделал. Как бы услышав его мысли, Людмила Анатольевна сама спросила:
– А он Вам как-то её представлял?
– Нет, но он её как-то назвал по имени. То ли Леночка, то ли Лерочка, знаете, в метро так шумно, я не расслышал. Он просил её подождать минуточку, мы с ним чуть-чуть отошли в сторонку, я ему всё передал, вот и всё. Я ушёл. Да, тут же при мне он положил всё в портфель. Я, как он и просил, сделал ему всё по второму варианту.
– Так он что, не пересчитывал? – с нотками возмущения в голосе спросила вдова.
В ответ на это Борис позволил себе впустить в голос нотки возмущения, правда, гасимые им.
– Нет, Людмила Анатольевна, мы всегда с Вашим покойным супругом строили свои отношения на взаимном доверии, и ни разу у него не было ко мне претензий. И не только он, ещё ни один клиент нашего банка не жаловался. Мы бережём репутацию банка.
– Хорошо, – еле скрывая раздражение, прервала его Людмила Анатольевна, – а не могли бы Вы мне сказать, в каких именно купюрах это было и сколько.
– Нет! – жёстко ответил Борис. – Думаю, наш разговор, Елена Анатольевна, – он ошибочно назвал неправильно её имя, – слишком затянулся.
Но, тут же одумавшись, мало ли что может выкинуть эта стервозь, мягче и, даже натягивая в голос нотки добродушия, сказал:
– Я и сам того не знаю. Не я формировал сумму, на то у нас есть специальные люди. У меня свои функции – координационные. Так что, извините, здесь я Вам не смогу помочь.
– Вы уж меня извините, – неожиданно плаксивым голосом заговорила Воротникова, – у меня такое горе, иначе я б не стала Вас беспокоить.
– Да, да, – участливо отозвался Борис. – Примите мои соболезнования.
– извините, до свидания.
– Людмила Анатольевна! – как будто хватаясь за спасительную нить, выпалил Борис, а дальше заговорил виноватым просящим голосом. – У меня к Вам просьба, не могли бы Вы… – он замялся. – Я хотел Вас просить… Ну, Вы же понимаете, наши отношения с Петром Степановичем носили своеобразный характер, и мне хотелось бы, чтоб об этом никто не знал.
– Конечно, Борис Аркадьевич, понимаю. Покойной ночи.
Людмила Анатольевна положила трубку.
– Покойной, – процедил Борис, кладя трубку на рычаг. Машинально он поплёлся на кухню, сел за стол и стал думать.
«Какой прокол с телефоном вышел! Конечно, клиент списал его днём с аппарата», – сразу догадался Борис. Он даже пошёл, посмотрел на номер, зафиксированный на аппарате, вернулся и снова сел, снова задумался. «Хорошо ещё, что я оказался здесь, а то бы Ленка всё испортила. Эта вдовушка точно приняла бы её за любовницу своего муженька. Боже, она слишком активна: сразу добилась экспертизы, ну что такого, таблетка во рту покойного, а умер-то он, может от сердца. Да, у неё, видимо, связи… А связи откуда? Есть деньги, есть и связи. Ничего, скоро и у меня будут связи».
Борис вспомнил, как изменил к нему отношение Владлен Иванович, значит, изменят и другие. Он забежал мыслями в будущее, рисуя себя в кругу видных политиков, актёров, напомнил себе о необходимости начать распускать слух об упавшем как снег на голову наследстве, и снова вернулся к разговорам с Людмилой Анатольевной.
Борис скрупулёзно ворошил в памяти всё сказанное ею и им самим. Показалось, что нигде не прокололся, но беспокойство не пропадало, слишком уж активна была эта баба. В воображении Бориса стали возникать картины его задержания, его допроса, он даже представил себя в камере. Снова Борис стал искать проколы в своих действиях.
«Может, зря сказал вдове о блондинке? Да нет, раз её засёк и хач, то правильно. Так, я тогда назвал станцию метро «цветной бульвар», правильно, подальше от «Китай-города». Но почему именно эта станция, так было удобнее мне? Нет, лучше сказать, что я предложил для встречи наше метро – «Таганскую», а он просил лучше встретиться на «цветном», сказал, что там ему удобнее, и там малолюдно. Сказать, а кому я собираюсь говорить-то? Ей что ли опять? Неужели она снова мне будет звонить? Надо быть ко всему готовым».
Борис сидел за столом и, осторожно двигая по его гладкой поверхности кончиками пальцев банку с кофе, думал, вернее, пытался думать, то есть управлять мыслями, но мысли не управлялись, возникая то одна, то другая, цепляясь друг за друга, подтверждая, усиливая содержание предыдущей, или иногда напрочь отвергая его. В висках больно стучало. «Надо выпить», – подумал Борис и схватился за бутылку.
«На ней же остаются следы моих пальцев! – вдруг осенило его. – и на ней, и на банке, и на… Как же я кончу Ленку? Эксперты в два счёта докажут, что я пил с ней. А таблетки! Она же не оставила на них своих отпечатков». По плану Бориса вместе с кофе надо было дать Лене таблетки, чтоб она покрутила их в руках. Борис торопливо вынул из своего кейса упаковку таблеток, обёрнутую в носовой платок, и пошёл в спальную. Лена спала и тихонько сопела.
«Дрыхнет! – Борис безвольно опустился в кресло. – Что же делать? Эта стервозь, – он имел в виду Людмилу Анатольевну, – сломала весь мой план». Пробежав мысленно по плану, Борис наткнулся на пункт «деньги».
«Деньги! Куда она их спрятала?» Спешно сунув платок с упаковкой в карман брюк, валяющихся на спинке кресла, он заспешил в туалет. В туалете внимательно огляделся, но ничего, напоминающего тайник, не обнаружил. Сердце учащённо заколотилось, но боль в висках прошла, он даже забыл о ней. Сорок минут Борис обследовал туалет, подковыривая плитку, простукивая стену, обшаривая все полки в шкафу, но результат остался тот же. В злобном отчаянии Борис кинулся в ванную. «Где? Где? Ну, где?» – во всём его существе колотился этот вопрос.
Он лихорадочно цеплялся взглядом за предметы в ванной комнате, и, наконец, его взгляд остановился на приоткрытой крышке корзины для грязного белья. Борис быстро сорвал крышку с корзины, перевернул корзину, вытряхнул её содержимое на пол и увидел среди белья принесённую им пачку денег, раскинувшуюся веером. Нервными движениями Борис сгрёб все деньги, пересчитал, отложил в сторону и стал ворошить бельё в надежде обнаружить ещё деньги, но не обнаружил. Наспех забросав бельё обратно в корзину, он стал искать тайник в ванной. Не нашёл.
«Вот сволочь! – выругался он в адрес Лены, – провела!»
Он в злобе кинулся в спальную. Лена спала лёжа на спине, закинув руки за голову. Одеяло покрывало её тело только наполовину.
