Юрий Горюнов - Забудь...
– Не подведу.
Знал бы я тогда, что последующие события и приведут ко мне тех, с кем я не собирался общаться, но в тот момент такие мысли даже не посещали мою голову.
Я попрощался с Денисом и забрав ключи от машины на охране вышел. Количество машин на улицах увеличилось, так как рабочий день подходил к концу. Придется постоять, но поеду к родителям, давно не был – решил я. Звонить им предварительно не стал, они на пенсии и кто-то все равно дома.
Дома были оба. Мать обрадовалась:
– Ну, наконец то заехал, а то все по телефону. Или личную жизнь устраиваешь? – и, увидев мой взгляд, – обедать будешь?
– Буду.
Из комнаты вышел отец с газетой в руках и посмотрел на меня через очки:
– Да ничего мать, его работа еще не высушила. Выглядит хорошо.
Мы все прошли на кухню, где мать стала разогревать, а отец решил составить мне компанию. Я поглощал то, что приготовила мать, с великим удовольствием. Это был вкус детства и никуда от этого не денешься. Да, есть другие вкусные блюда, но обед дома, это другое.
Мать смотрела на меня, как уминаю: – Питаешься-то как? В сухомятку небось?
– По всякому, но иногда готовлю. Честно, – ответил я, посмотрев на нее.
– Да уж, пора бы тебе переходить не впустую квартиру. Я не гоню тебя жениться, но хочется, чтобы я тебя была семья. А то, чем старше, тем сложнее найти женщину.
– Так получается. Абы кто мне не нужна, не хочу мучатся потом. Но ты не расстраивайся, все еще будет и семья и дети.
Отец в наш разговор не вмешивался, он понимал, что я уже взрослый и сам решу, что мне делать, когда и с кем жить.
– Федя, – продолжила мать, – я тут была в гостях у приятельницы, мы когда-то вместе работали, так вот, к ней зашла племянница. Очаровательная женщина. Красивая, стройная. Она заехала к ней что-то передать. Я видела ее всего минут пять, но она мне очень понравилась. Я потом узнала, что ей тридцать, имеет хорошую работу, умная и не замужем. Я еще тогда подумала, и куда мужики смотрят?
– Мама, – засмеялся я, – куда смотрят мужики, я знаю. Важно куда смотрит она?
– Да ну тебя.
– Что ты мать сводничеством занимаешься, – вмешался отец, – не глуп, не урод, сам найдет кто по душе.
– Сейчас найдет он. Жди. Может это его судьба. Не всегда она на улице тебя поджидает, иногда дает шанс через других людей встретиться. А то так и помрем с тобой, не став бабушкой и дедушкой.
– Я постараюсь, чтобы вы еще при жизни увидели внуков.
Это был обычный разговор родителей с ребенком, который давно перешагнул рубеж юношеского возраста и был один. Обычная забота и я это понимал и не обижался. Пробыв у них еще около часа, я отправился домой.
Помня о пустом холодильнике, по пути заехал в магазин и домой вернулся, неся в руках множество пакетов с продуктами. Разместив их в холодильнике, я остался доволен:
– Ну вот, теперь его открывать приятно. Есть что выбрать, а не питаться тем, что осталось от былого, похвалил я себя.
Впереди было много работы, и порой забывал, что холодильник пусто, а придя домой, выходить в магазин было лень.
День заканчивался, и я перешел в комнату, где и провел остаток дня с телевизором, с единственным перерывом на ужин, приготовление которого заняло время, но его трата доставила мне удовольствие, что могу хоть чем-то заняться.
Ближе к полуночи я лег спать, с чувством, что день прошел не так и плохо.
Глава 7. Не зря.
Утро было обычным, во всяком случае, для меня, да и каким оно могло быть у типичного холостяка, знающего наперед, что за чем последует и что никаких вопросов никто не задаст. Не было очереди в туалет. Все буднично. Хорошо это или плохо? Это смотря с какой стороны смотреть. Многие женатые иногда рады бы проснуться в тишине, зная, что предоставлены сами себе, и что себя спросил, то сам себе и ответил. С другой стороны, если кто в доме есть еще, то это дает возможность поговорить, пусть ерунду, но слова произносятся, а значит, пусть с напрягом, но заставляют мозг работать. Если не спрашивать, то что-то отвечать. А так встаешь и молчишь. Можно, конечно разговаривать с собой, но делать это надо осторожно, иначе войдет в привычку, а это уже путь к психиатору. Но все зависит от настроения. Я и раньше не страдал от одиночества, а вчерашний спокойный день добавил спокойствия к сегодняшнему утру. Я был доволен утром, погодой, собой.
Выпив кофе и приведя лицо в порядок с помощью бритвы, я пришел к выводу, что пора и на работу.
Пока ехал, то настроение не изменилось, несмотря на утренние пробки. Едва зашел в клинику, то меня догнал Леня:
– Привет. Как отдохнул?
– Спокойный тихий день, без потрясений.
– Зато очевидно были потрясения позавчера.
– Это почему?
– Тебя видели с женщиной, у которой сногосшибательная фигура. Ты садился к ней в машину.
– Кто сказал?
– Петрович. – Петрович был наш анестезиолог.
– Экий завистник.
– В этом он и признался, что завидует тебе.
– Зависть плохое чувство. Оно сужает кругозор и завистник видит только предмет зависти, что в руках другого, – поведал я нравоучительно.
– Да уж, по его словам предмет у нее был заметный.
– А кто тебе мешает?
– Федя, ты забыл? Я женат.
– Да уж. Не повезло.
Мы оба засмеялись и продолжили переходы к своему отделению.
– Ты не знаешь, как там наш подопечный? – задал я вопрос по ходу.
– В целом нормально, но мне кажется у него психологический надлом.
– В чем это проявляется?
– Я заходил и глаза у него грустные.
– А ты хотел, чтобы они были веселыми после перенесенного?
– Я не то имел ввиду. Он как будто вновь переживает прошлое. Надя, дежурная сестра, говорила, что ему что-то сниться, но лучше спросить у нее.
– Ладно, сейчас поговорю с ней и посмотрю его. Хорошо, что его поместили в отдельную палату.
– Да по нашей просьбе ему это вред ли светило.
– Это верно.
Наше отделение имело пару палат, но там обычно были пациентки для того, чтобы не сразу выходить в свет, и они были заняты. Люди платят деньги за палаты, поэтому перед операцией часто помещали в общую, чаще в отделение травматологии, и потом возвращали туда же. Травматологам это не нравилось, но что было делать. Этот случай был не исключением, но все-таки такое бывало редко, чтобы они отдали отдельную палату. Видимо рычаг был не маленьким.
Я расстался с Леней и, подойдя к кабинету, открыл дверь, остановившись на пороге. Катя уже была на своем рабочем месте:
– Доброе утро, Катя!
Она подняла голову, и я увидел в ее глазах лучики доброты: – Доброе.
Милая у меня помощница, но ничего не екнуло при ее виде. Я в отличии от нее все помнил. «Зачерствел, Федор, – подумал я, – вот вижу радостное выражение лица, блеск в глазах, а не трогает».
– Выходной прошел не зря?
– Он не был лишним.
– Отдых не бывает лишним.
– А у вас?
Ее вопрос не поверг меня в шок, за время работы мы иногда обсуждали дела не относящееся к работе, порой затрагивая личное.
– А меня в очередной раз хотели женить. Для начала познакомить и дальше в ЗАГС.
– Это кто же?
– Мама, конечно. Присмотрела мне невесту – красивую, умную. В общем, сплошные достоинства, при одном недостатке. Не замужем.
– Разве это недостаток? Вы же не будете знакомиться, и жениться на замужней?
– Ну почему же. Знакомиться я могу, жениться нет. А недостаток потому, если она такая, то почему не замужем? Избирательна слишком, наверное. Зачем мне идти навстречу неудаче, при моем ангельском характере. Она точно постарается превратить его в дьявольский.
– Ну характер у вас не ангельский, но нормальный. И женщинам вы нравитесь, но вы не женаты и это тоже недостаток.
– Скорее недоработка со стороны какой-то женщины. Пока такой нет и не старик еще, успею до финиша ногами дойти, а не ползком. Эх, Катюша, когда идешь к финишу, надо реально оценивать возможности и желания, чтобы сбывались. Я предпочитаю на финише обрадоваться, а не огорчиться. Ладно, разминку провели, что у нас с тем пациентом? Леонид сказал, что его что-то беспокоит. Надя, где сейчас?
Катя сняла трубку и когда ей ответили, попросила зайти к нам, чтобы я мог узнать, что там произошло. Вскоре пришла Надя, одна из сестер, что вчера дежурила днем, и остановилась перед моим столом. Умеют у нас подбирать персонал. Внешне очень милы, стройны. И не глупы.
– Вчера, когда он спал, начала она, – но я ее перебил, – садись, что стоишь. Когда она села, то продолжила. – Он бредит. У него были какие-то воспоминания, потому что он бормотал указания, а потом словно обращался к вам. Сейчас постараюсь вспомнить. Он сказал «Доктор не делайте мне больно, этой операцией, я не хочу помнить, что мне правят лицо». Что-то в этом роде.
Я задумался: – что он мог там помнить? Военную операцию – это ясно. Меня, когда я заходил к нему, но он знал, что будет операция. Может быть, боится, что не узнает себя? Кто знает, память штука необъяснимая, она порой достает из глубины такие воспоминания, что приносят боль. А если попробовать хотя бы убрать фрагменты операции? Будет польза».
