Александр Филиппов - День козла
В то же время при всей крутости нрава муж ее не был жаден до денег. Что бы не болтали теперь злые языки, накоплений, счетов в заграничных банках у него не было. Да, другим давал воровать, кто знает, скольких одарил он с барского плеча, сколько наподписывал по самонадеянности своей и верхоглядству бумажек, приносящих баснословные доходы другим. А себе – ни-ни… И зря, между прочим. Ведь стоит ему совсем ослабеть, а то и, не дай бог, представиться – она отчетливо понимала, какая свора собак окажется спущенной с цепи, и как мгновенно и беспощадно растерзают они осиротевшую семью президента. А ведь есть дети, внуки, зятья, в конце концов, и кто должен загодя порадеть об их безопасности, как не она, бабушка, по сути, старшая теперь в семье… И когда оч-чень важные люди обратились к ней, присоветовали, что делать, она, как главная хранительница очага, пообещала употребить все свое влияние на мужа. Ему и надо-то всего-ничего: сказать несколько слов, благословить одного претендента в начавшейся предвыборной президентской кампании и отказать в своем доверии другому. Тому, которому так необдуманно передал свой пост в начале этого века. И тогда будущее ее семьи, детей, внуков и даже правнуков будет обеспеченным и счастливым. Никто не станет ворошить грязное белье, копаться в старых грехах. Да и деньги, обещанные за это, большие деньги -не лишние.
А случиться все должно здесь, в городке со странным, неблагозвучным названием Козлов…
Она все-таки задремала, и, засыпая уже, улыбнулась. Город Козлов. Символическое место, которое, возможно, определит будущую историю России!
VIII
Триста километров, которые отделяли городок от областного центра, машина майора Сорокина одолела за четыре часа. С завистью смотрел он на быстрые, сверкающие на солнце, словно трассирующие пули иномарки, то и дело пролетавшие с легким шелестом мимо его грохочущей, как ведро с гайками, служебной «Волги», давно выработавшей все мыслимые ресурсы. Разве на такой должен ездить начальник отдела УФСБ, главный борец с терроризмом на территории этого региона?
Давя на газ, и с замиранием сердца ожидая, что старый движок вот-вот захлебнется, сдохнет посреди не слишком оживленной трассы, майор вспоминал, каким безумным романтиком пришел в КГБ в начале девяностых годов, когда едва ли не все население страны дружно шельмовало эту структуру, а вчерашние стукачи, обернувшись ярыми демократами, штурмовали управление, надеясь в неразберихе найти и уничтожить свои личные дела. Сорокин был по убеждениям государственником, патриотом, но в ту пору щеголять этим было не принято. Работа в «конторе» мнилась ему, как трудная, опасная, но чрезвычайно интересная и почетная. В то, что времена губительного для страны либерализма рано или поздно пройдут, он верил твердо. И тогда такие, как он, встающему с колен государству непременно понадобятся..
Однако время шло, из старательного, но бестолкового лейтенанта он превратился в усталого майора, не за горами было и звание подполковника, а в России в принципе ничто не менялось. Да и профессия контрразведчика оказалась не столь интересной, как представлялось когда-то. Правда, секретов и тайн в ней хватало, но, как ни странно, именно они делали его работу бессмысленно-рутинной, лишенной малейшей романтики. Ибо чаще всего майору приходилось выполнять задания, связанные с глубоко законспирированными, неведомым столичным руководством разработанными операциями, ни начала которых, ни исхода Сорокин проследить не мог. Его использовали вслепую, заставляя собирать информацию, внешне вполне заурядную, значения которой он не знал. Иногда он организовывал слежку за людьми, которых в чем-то, несомненно, подозревали, но никогда не сообщали ему, в чем именно, отчего тяготы и лишения службы, к которым он готовил себя, все эти бессонные ночи, вызовы в управления в неурочный час, работа в выходные и праздничные дни казались лишенными смысла и воспринимались порой как издевательство и дурь начальства, маящегося от безделия, и придумывающего, чем загрузить подчиненных.
Правда, возглавив антитеррористический отдел, Сорокин стал заниматься более предметными вещами, но и там работа сводилась большей частью к созданию длиннющих списков потенциально опасных с точки зрения террористических актов промышленных и гражданских объектов, бесчисленных согласований со множеством ведомств, а взятые в разработку по подозрению в причастности к терроризму личности и группы при ближайшем рассмотрении оказывались заурядными уголовными бандами, использующими для решения своих проблем сходные методы – взрывчатку или пулю киллера.
От упертого патриотизма его уже к концу девяностых годов не осталось и следа. Он видел, что страна живет, несмотря ни на что, народ приспосабливается, как может, и многие из его знакомых, не озабоченные государственными идеями, ловко устроились в этой жизни, перетянув одеяло на себя, и пользуются, несмотря на очевидную паразитическую сущность свою, таким уважением в глазах сограждан, какое и не снилось ему, служаке…
Он почти уже решил для себя, что нынешнее задание станет для него последним. Бывшие сотрудники спецслужб с его квалификацией совсем неплохо устраиваются нынче в коммерческих структурах, на зарплаты, в десяток раз превышающие должностной оклад майора, И, отработав в Козлове, он присмотрит себе такое местечко. Определенные предложения уже поступали.
Сорокин не считал командировку в Козлов сложным, а тем более опасным заданием, в то, что на отставного президента покушались всерьез, он не верил. Скорее всего, это своеобразная пиаровская акция с целью напомнить общественности о существовании бывшего главы государства, выманить дополнительные средства на его содержание. Может быть, начальник охраны выдумал этот выстрел, чтобы доказать свою необходимость, повысить денежное содержание…
А если в Первого президента и впрямь бабахнули, то это сделал какой-нибудь ополоумивший от водки местный мужик. Проспится, протрезвеет, и сам ужаснется тому, что натворил. Козлов – не Техас, стрелять в президента там некому, да и незачем.
IХ
Побывав у Дарьи Душновой и вернувшись на дачу, Коновалов узнал, что его приглашают поучаствовать в совещании, которое начиналось у главы городской администрации через полчаса. Выслушав доклад подчиненных о том, как ловко, действуя больше нахрапом, чем по закону, они изъяли у перепуганных телевизионщиков видеокассету с интервью, раскрывшим тайну пребывания в Козлове Первого президента, убедившись, что обстановка вокруг резиденции спокойная, полковник отправился на встречу с мэром.
Местная администрация располагалась в здании бывшего горкома партии с непременным памятником Ленина, установленном на круглой железобетонной тумбе с двумя торчащими из нее отростками, напоминающими вытянутые руки со сложенными в кукиш пальцами. И лишь присмотревшись, Коновалов догадался, что тумба символизирует собой башню броневика, а фигообразующие отростки, соответственно, изображают стволы пулеметов «Максим». Городская площадь под их прицелом была пустынной, лишь у подножия памятника бродил мужик с краскопультом, опрыскивая ядовито-зеленой краской пожелтевшую некстати под жарким солнцем газонную травку. На странное занятие это полюбопытствовала сорвавшаяся с привязи коза с волочащейся за ней длинной бельевой веревкой с выдернутым из земли колышком на конце. Животное ткнулось бородатой мордой в свежеокрашенную траву, щипнуло, отпрыгнуло, и, возмущенно мекнув, умчалось на поиски экологически чистого корма.
– Не жрет! – кивнув сочувственно вслед козе, обратился к мужику Коновалов. – Видать, не в цвете дело, а в качестве.
– Дык, это ж наша телезвезда. Избаловалась, язви ее в душу сибирка! – охотно откликнулся тот.
– Телезвезда?
– Ну да! Нынче у нас год какой? Козы… А где коз снимать, как не в нашем Козлове? Вот, понаехали в канун Нового года телевизионщики, стали искать этот, как его… символ! А коз-то и не осталось почти. Нашли вот эту, соседа мово.
Ну и нафотографировали на телевизор. А она, стерва, опосля того зазналась. Доиться меньше стала, бродит, где ни попадя. Звезда, одним словом!
Глядя, как старательно красит мужик пожухлую травку, полковник не удержался, присоветовал:
– А вы после зеленой беленькой кое-где попшикайте. Вроде как ромашки в траве цветут. Или желтенькой – мол, одуванчики. А то им не сезон…
– Дык, ума хватит, заставят, ить, хризантемы нарисовать, – в сердцах оборвал работу мужик. – Я им говорю давеча, давайте Ильича бронзовой краской подмалюю. Пусть, блин, стоит весь золотой! А они – ни в какую. Дескать, не ко времени. Президент, дескать, Ленина не любит, вот и нехрен вождю пролетариата в нашем городе на праздник сиять, выпячиваться….
