Гаяне Аветисян - Танго вдвоем
Я не стал предпринимать каких-либо конкретных действий сразу же. Нужно было осторожно распутать клубок давней истории, ухватившись за одну единственную нить. В сингапурском аэропорту Мари умудрилась подложить в мою сумку конверт со старыми фотографиями и газетными вырезками. Представляю, с какой болью отрывал от себя Генри эти смехотворные «улики», которые для меня ничего не значили. Забросив конверт в ящик письменного стола, я сосредоточил свои мысли на Марии Тер-Осиповой. Так звали бабушку Мари. Порывшись в своей детской памяти, я ничего особенного не нашел. Красивая, доброжелательная, с мягкими манерами благородного воспитания; Мария Тер-Осипова достойно несла фамилию своего знаменитого рода. По просьбе Мари, я ни о чем не должен был расспрашивать ее родственников, чтобы не прослыть в городе сумасшедшим скрипачом. Под честное слово мне была доверена старая записная книжка Марии Тер-Осиповой, которую я тоже забросил в ящик письменного стола.
Найти тех, кто мог бы меня заинтересовать, не составляло особого труда. Наверняка кто-то еще оставался в Ереване, кто мог бы поведать мне о прежних жителях дома на улице Бюзанда. Повод, с которым я мог подойти, нашелся сам после той шумихи, которая образовалась вокруг сноса старых домов. Я вспомнил домработницу Сюзи со смешным прозвищем – «мадам Бовари». Я понятия не имел, откуда прилипло к ней это прозвище, считая, что из-за внешнего сходства – выразительные темные глаза, легкий румянец на щеках, черные волосы, убранные на затылке и соответствующий стиль одежды. Мне так хотелось угадать ее тайну, что в классе восьмом я дважды прочитал роман великого классика, но кроме каких-то внешних совпадений так ничего и не нашел. Она представляла собой тот тип деревенских девушек, которые перебираются в большой город в поисках счастья. Я знал о ней только то, что зарабатывала она себе на жизнь мытьем окон и уборкой квартир. Видимо, для мытья окон нужен был особый талант, так как, по слухам, простой деревенской девушке удалось закрепиться в столичном городе благодаря именно окнам, которые преображались настолько, что даже самые взыскательные ревнительницы чистоты оставались довольны блеском прозрачных стекол. Пару раз я сталкивался с ней в доме на Бюзанда, куда она приходила с большой серой сумкой. Видимо, в ней она прятала колдовские составы чистящих веществ. О ней ходило множество разных слухов, и, зная об этом, я без труда навел справки у бывшей однокурсницы и под предлогом генеральной уборки пригласил «Бовари» на свою холостяцкую квартиру.
Сюзи пришла в положенное время и сразу же приступила к работе, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я незаметно наблюдал за ней, перебрасываясь короткими вежливыми фразами и обдумывая «ход конем». Применив маленькую хитрость, можно было расположить ее к доверительному разговору. Откровения за чашкой кофе самые подходящие – решил я, запасаясь бразильской арабикой и жасминовым чаем на случай, если «мадам» предпочтет его. Меня забавлял тот факт, что эта скромная женщина с нелепым, как мне казалось, прозвищем мыла окна в моей квартире. Она, конечно же, изменилась, как и все мы, но осталась по-прежнему привлекательной. Я обратил внимание на ее руки и не увидел обручального кольца. Впрочем, она могла его не надеть, предположил я. Ни за что бы не поверил, что это воплощение скромности и трудолюбия могло быть не замужем.
Дождавшись, когда она закончит мыть единственное окно на кухне, я предложил ей выпить со мной чашку кофе. Она молча кивнула головой в знак согласия. Посадив ее в мягкое кресло, я стал заваривать арабику и одновременно заговорил о нашем городе, старые кварталы которого готовились под снос. Я притворно возмущался, приводя в пример средневековую архитектуру Европы, сохраненную патриотичными европейцами. Она продолжала молчать: видимо, эта тема была ей глубоко безразлична. Тогда я признался, что помнил ее еще мальчишкой и видел на улице Бюзанда, куда приходил к своей однокласснице. Я назвал номер дома и номер квартиры. Помнит ли она ее хозяйку, Марию Тер-Осипову? Сюзи совсем не удивилась моему вопросу и ответила, что помнит всех, кто жил на этой улице и у кого ей приходилось работать. Прежние хозяйки ей очень нравились. Они были намного требовательнее теперешних, и все же каждая из них была интересна по-своему. Это были особенные дамы. Теперь таких нет. Она до сих пор помнит свои ощущения, когда впервые приехала в Ереван и попала в дома, так непохожие на те, среди которых выросла. Ее удивляло все: старинная мебель, картины, редкий фарфор, столовое серебро, книги. Бабушку Мари она помнила хорошо. У нее была занятная квартирка со всякими старинными вещичками, и Сюзи очень осторожно стряхивала пыль, боясь уронить на пол какую-нибудь из причудливых безделушек, рассматривая каждую, как выставочную.
– Помнишь, над роялем висела картина? Она мне очень нравилась, – подхватил я тему антиквариата, так как хорошо представлял себе и сами вещички, и саму квартиру.
– Картина? Да, конечно помню.
– У нее еще была редкая коллекция пластинок. Помню, как мы дурачились под мелодию старинного танго. Ты танцуешь танго?
– Я? – переспросила Сюзи. Видимо, ей никто никогда не задавал подобных вопросов. Она засмущалась, покачала головой и, чтобы смягчить мою бестактность, ответила:
– Старые пластинки достались ей от прежней хозяйки, как и картина.
Это признание оказалось для меня неожиданным. Я ничего об этом не знал.
– От прежней хозяйки? А как ее звали? Она что-нибудь рассказывала о ней? – неожиданно перебил я Сюзи, выдавая себя с потрохами.
Сюзи посмотрела на меня удивленно.
– Нет, ничего не рассказывала. Правда, я слышала от других, что прежняя хозяйка этой квартиры была большой любительницей развлечений – карты, танцы. Ты, наверное, помнишь хромого Торгома? Он жил в доме напротив.
– Конечно помню, – соврал я.
– Я к нему тоже ходила убираться. Он любил рассказывать всякие небылицы. Не знаю, стоит ли говорить об этом сегодня?
– И что же рассказывал хромой? Она танцевала только с ним?
Сюзи весело рассмеялась. Я пододвинул вазу с эклерами поближе, так как знал, что эклеры способны разговорить даже немую. Она взяла эклер, откусила кусочек, облизнула крем и, посмотрев мне прямо в глаза, скороговоркой выговорила:
– Он говорил, что она была американской шпионкой.
– Шпионкой?
– Да, именно так.
– И об этом никто не догадывался кроме него одного? Невероятно. Какая интересная история! Что же стало с этой шпионкой?
– Откуда мне знать? Торгом был большим выдумщиком и рассказывал нелепые истории обо всех соседях.
Я понял, что пора ставить жирную точку в нашем разговоре о старом доме и стал спрашивать Сюзи о ней самой. Как ей живется в непростых условиях Еревана, есть ли у нее семья, дети. Она простодушно призналась, что живет одна, но очень хотела бы встретить доброго, благородного человека. Такое откровение меня удивило, ведь я был уверен, что Сюзи представляет собою редкий образец хранительницы домашнего очага.
Вечером я спустился в кафе в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. Я нарочно сел за столик, который хорошо просматривался со всех сторон, чтобы меня заприметили сразу же от входной двери. Не успел я допить кружку пива, как кто-то сильно хлопнул меня по спине.
– Паганини! Какая встреча! Ты давно приехал? Почему один?
Так меня называл только Сергей, завсегдатай этого кафе. Он, как и я, учился в консерватории, но на отделении вокала. Доучившись до третьего курса, бросил учебу, женился на длинноногой манекенщице, уехал в Израиль, потом вернулся обратно, но учебу так и не продолжил. У него был замечательный голос, ему пророчили карьеру оперного певца. Теперь он пел в кругу подвыпивших друзей и занимался бог знает чем.
Мы заказали еще пива и крабов. Сергей не очень любил рассказывать о себе, поэтому говорил в основном я. Моя сингапурская встреча его нисколько не впечатлила, он очень поверхностно знал моих школьных друзей, не считая Мари. К ней он относился немного иронично, но с большой нежностью. Я не стал ничего рассказывать о Генри, о его почти детективной истории, но всячески старался направить разговор в нужное мне русло. Я знал, что самый близкий друг Сергея, Авет, жил в старом квартале города и всегда хвастался своей пропиской, называя себя истинным ереванцем. Когда мы заговорили о сносе старых домов, Сергей стал возмущаться тем, что город меняется не в лучшую сторону, и если не остановить эту строительную истерию, ереванцы совсем скоро не узнают своего родного города. На этой эмоциональной ноте, я подвел разговор к воспоминаниям о нашем детстве и к старым жителям этих самых несчастных домов. Мы вспомнили всех и, конечно же, «мадам Бовари».
– Какое нелепое прозвище! И откуда оно у нее? – спросил я его с напускным безразличием.
– Так ты ничего не знаешь? Банальная история. В деревне, где жила «мадам», практиковал некий учитель математики. Сфера его увлечений ограничивалась не только высшей математикой. Понятно, что после скандальной истории ей пришлось бежать в город. Ты ведь знаешь, деревенские нравы не то, что городские.
