Маша Трауб - Замочная скважина
– Это невозможно! – кричала Ольга Петровна и стучала шваброй по потолку или по батарее.
Но Лена на стуки не реагировала – она отрабатывала урок. Иногда стучала в ответ.
– Ну не наглость, а? – возмущалась Ольга Петровна.
– А что им делать? – заступалась тетя Рая. – Израиль Ильич говорил, что Мишу с Леной с работы выгнали.
Наступал Новый год, который неизменно объединял всех соседей. Эта традиция сложилась сразу и оставалась неизменной, что бы ни происходило. Так уж получилось, что их новый кооперативный дом заселяли как раз зимой, под Новый год, и этот праздник отмечали все вместе. У кого-то не было стульев, у кого-то стола. Сидели у Израиля Ильича и Тамары Павловны, обладателей трехкомнатной квартиры, на собранных со всего подъезда табуретках, коробках, ели из разномастной посуды. Сначала было неловко, а потом очень весело и радостно. Все поздравляли друг друга с новосельем, желали счастья, здоровья и счастливой жизни на новом месте. И тот Новый год стал для всех самым лучшим, самым светлым воспоминанием, и на каждый следующий все вспоминали тот самый, первый.
В квартиру Израиля Ильича шли со своими табуретками, закусками и бутылками. У кого что было. И даже если планировались гости, все равно бой курантов слушали все вместе у Израиля Ильича и только потом разъезжались по гостям.
Так было и в этот раз. Пришли все, как раньше. Были даже Валентина с Петькой. Валентина накрасила губы и выглядела очень даже ничего. Лида отметилась новым вечерним платьем, от которого все ахнули. И когда Израиль Ильич сел за рояль, Ольга Петровна, исстрадавшаяся по хорошей музыке в хорошем исполнении, вздохнула радостно и с облегчением. Израиль Ильич был в ударе, и опять же традиционную «В лесу родилась елочка», под которую дети водили хоровод, а взрослые подпевали, исполнил особенно зажигательно. А уже после двенадцати за рояль сел Миша. И все замерли. Миша играл так, что мурашки бежали по коже. Валентина сидела с мокрым лицом, не заботясь о том, чтобы вытереть слезы. Петька ошалело глядел на Мишу и пыхтел.
Когда Миша закончил играть, все еще долго сидели в молчании, в ступоре, в немом восхищении, захлестнувшем душу. Это было как очищение, как катарсис, когда все струны лопаются и эмоции выплескиваются наружу. Мише аплодировали стоя. Израиль Ильич стоял рядом со своим мальчиком и тоже плакал. Он был горд за сына. Горд за себя, за то, что он отец этого гения. Абсолютного гения. Тамара Павловна улыбалась счастливой, осоловевшей и дурной от восторга улыбкой матери.
Поскольку больше не было никаких сил, никаких эмоций, включили телевизор, чтобы посмотреть «Голубой огонек», и завели проигрыватель. Миша танцевал с Лидой. Тетя Рая с Валентиной ушли на кухню – заваривать чай, резать торт. Лена курила в форточку. Туда же пришла Ольга Петровна – сварить кофе.
– Ну, как ваши дела? – спросила она вежливо у Лены.
– Никак, – отмахнулась Лена и уставилась на тлеющую сигарету.
– Миша очень талантливый, – совершенно искренне сказала Ольга Петровна.
– Я знаю. А что толку? – пожала плечами Лена. – Разрешение на выезд не дают.
– А почему вы уехать хотите? Вам здесь плохо разве? – всплеснула руками тетя Рая.
– Плохо, – просто ответила Лена и заплакала.
Женщины забыли про чай, кофе и торт. Лена рассказывала, а женщины слушали ее так же, как полчаса назад ее мужа.
Миша действительно был очень талантлив – еще в консерватории так говорили. Они поженились с Леной на третьем курсе. Жили в большой квартире на Курской, вместе с родителями Лены. Ее отец работал на часовом заводе, занимал руководящую должность. Все было хорошо – Лена с Мишей ездили отдыхать в Гурзуф, строили планы на жизнь, веселились, не знали нужды и бытовых проблем… Родилась дочка Верочка, все заботы о которой взяла на себя бабушка, мама Лены. А потом несчастья посыпались одно за другим. В один год. Один чертов год.
Сначала арестовали отца Лены. При очередной проверке ОБХСС на часовом заводе была установлена недостача драгметаллов. Проще говоря, пропало золото, которым напыляли корпус часов.
– Он не виноват! – кричала Лена, закуривая очередную сигарету. – Дело было сфабриковано!
Мать не выдержала удара и умерла – инфаркт. Лена хоронила маму одна с Верочкой на руках, Миша в это время был на международном конкурсе исполнителей. Он играл так, как никогда в жизни. Сыграл и вернулся.
– И победил? – выдохнули женщины.
– Победил, – хмыкнула Лена.
Миша знал, что стал лауреатом. Но он даже не догадывался, что победа открывала ему двери в новую жизнь. Были и крупная денежная премия, и многочисленные предложения о зарубежных гастролях. Мише отдали только диплом лауреата и суточные, которых едва хватило на игрушку для Верочки.
Он вернулся в Москву, к жене и дочке. О конкурсе он быстро забыл, пришлось забыть – они с Леной бегали по юристам, хлопотали за отца, заботились о Верочке и пытались понять, как жить дальше.
Миша не хотел уезжать – он любил филармонию, в которой работал, своих педагогов. Любил Москву и Подмосковье. И даже когда его друзья и коллеги один за другим подавали документы на выезд, он и не помышлял о том, чтобы уехать. Навсегда. И знать, что никогда не вернешься.
* * *Они сидели в пустой квартире – Мишин друг, которому разрешили выезд, прощался с друзьями, раздавая книги и ноты, которые нельзя было вывезти.
– Тебе нужно уезжать, – сказал друг.
– Куда я поеду? У меня тут родители, – отмахнулся Миша. – И кому я там нужен? На улице играть, чтобы в шапку деньги бросали? Так рояль на улицу не вытащишь.
– Вот, держи. – Друг передал Мише газету, иностранную, сильно помятую, сложенную вчетверо, в которой и была заметка с фотографией Михаила Либермана, лауреата международного конкурса исполнителей. В заметке сообщалось, что Михаил Либерман – один из самых талантливых музыкантов современности, что перед ним открываются блестящие перспективы. Там же говорилось о сумме премии, которая была вручена лауреату, и о гастрольных предложениях, которые поступили господину Либерману.
Миша несколько раз прочитал заметку, все еще не понимая, что речь идет о нем.
– Я ничего не получал, – сказал он наконец.
– Ни ты, ни я, ни остальные ничего здесь не получат. Надо уезжать, – ответил Мишин друг. – Здесь ты за три копейки будешь в оркестре сидеть. И то, если повезет.
– Можно я газету себе оставлю? – попросил Миша.
– Да пожалуйста! Ленке покажи, может, она тебя убедит в том, что ты здесь никому не нужен. Подавайте документы на выезд. Неизвестно, сколько вас мурыжить будут.
– Я не могу, у меня здесь родители.
– Уедешь, пришлешь им вызов. И слушай, сохрани моих рыбок, – попросил друг и вручил Мише аквариум. – Я не могу их с собой забрать, а в чужие руки отдавать жалко.
– Хорошо, – пообещал Миша.
Домой он ехал, вцепившись в аквариум. В кармане куртки лежала газета. На следующий день он подал заявление об уходе из филармонии и начал собирать документы на выезд.
– Он сидит целыми днями и пялится на этих рыбок! – плакала Лена. – Часами так сидит! Даже на Верочку не реагирует!
Когда в филармонии узнали, что Либерман собирается за границу, Лену, которая работала там же, вызвали в отдел кадров. С ней беседовали долго, с пристрастием. Лена выползла из кабинета на слабых ногах. Она не отказалась от мужа, не пошла с ним разводиться, как ей советовали сделать – ради дочери. В ушах звенел голос кадровички: «Нам известно, что ваш отец находится под следствием».
– И что? Он невиновен, – отозвалась Лена.
– Ну, это не вам решать, – отрезала кадровичка.
– И не вам, – огрызнулась Лена.
– Тогда вы не оставляете нам выбора…
Лену тоже уволили.
Но даже не это было самым страшным. Ее отцу дали большой срок с конфискацией имущества. Не помогли ни адвокаты, ни свидетельские показания. Лену с Мишей и Верочкой выгнали из квартиры. У них больше ничего не было, даже крыши над головой. Последней каплей стало то, что Лену вызвала заведующая детским садиком, в который ходила Верочка, и сказала, что они больше не могут держать ее в группе. Посоветовала забрать «по семейным обстоятельствам». Самим.
– А отец долго будет в тюрьме? – спросила тетя Рая.
– Долго, – ответила Лена, – мы собираемся уехать и, когда устроимся, прислать вызов Израилю Ильичу и Тамаре Павловне.
– А они хотят? – спросила тетя Рая.
Лена пожала плечами и не ответила. Мол, о чем вы спрашиваете? Как можно этого не хотеть? Как можно хотеть остаться здесь? В стране, где в один день дают срок, лишают работы, отбирают квартиру и даже выгоняют ребенка из детского сада. В стране, где не нужны таланты. Где дети отвечают за родителей, даже если те невиновны.
– Ничего, все уладится, – сказала тетя Рая.
– Ничего не уладится, – буркнула Лена и ушла в комнату.
* * *В комнате тем временем Миша разговаривал с Лидой. Он уже прилично выпил, держал Лиду за руки и смотрел ей не в глаза, а в декольте.
