Павел Рудич - Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга
– Что ты сказал?! Это же абсолютно неоперабельный случай! Кто его на «Оракуле» смотрел? Накупили сверхумной техники, а посадили на нее круглых идиотов! «Нейрохирургом»! Они скоро участковых педиатров велят оперировать и будущих бомжей! Сколько раз уже писал докладные главному врачу! Надо же «Оракул» поставить в приемном покое, чтобы всякий неизлечимый люд к нам не лез! А то госпитализируем, обследуем, нервы и деньги потратим, а лечить – нельзя!
– А главный что говорит?
– Говорит, что сканер второго «Оракул-03» больнице не потянуть по деньгам. И еще говорит, что если запустить его в приемном покое, то больницу можно будет закрывать: восемьдесят процентов больных уйдет в бесперспективные.
Anamnesis vitae
Привезла «скорая» молодого человека с острой задержкой мочи. Занятый в отделении уролог, не осмотрев больного, велел молоденькой медсестре вывести больному мочу катетером. А у больного, во время ее манипуляций, наступила эрекция члена, оргазм и эякуляция.
Изумленная сестричка вещала в восторге на весь приемный покой:
– Струей спермы катетер на полметра выбросило!
Парень же отряхнулся, поблагодарил и исчез в ночи. Дежурный уролог орал потом по телефону на диспетчера «скорой»:
– Этого извращенца вся медицинская общественность Черноземья наизусть знает! И адрес, и имя-отчество! Где вы нашли доктора, который был не в курсе? Напишите там у себя на видном месте: «Больного Кренева с задержкой мочи – в больницы не возить!»
Ипотека и смерть
I
Умер хороший мой знакомый – врач-реаниматолог Виктор. И умер, казалось бы, очень удачно: прямо на рабочем месте, в реанимации. Выслушивал сердце больного, потом, не вынимая из ушей фонендоскоп, повернулся к сестре, как будто что-то хотел сказать, но не сказал, а захрипел и рухнул на пол.
Тут же заинтубировали его, подключили к ИВЛ. Сразу – закрытый массаж сердца, лекарства в вену, в сердце, дефибрилляция. И все это по кругу, еще и еще раз, и многое другое многократно в течение двух с лишним часов: никто не мог сказать: «Умер». Периодически на экране монитора регистрировались сердечные сокращения, но тут же – исчезали.
Пришел главный врач, помялся, походил и сказал тихо:
– Что поделаешь… Не до трупных же пятен реанимировать. Отметьте время смерти.
Потом начались всяческие бюрократические непонятки. Кем считать умершего? Пациентом? Но он не проведен через приемный покой, и нет истории болезни. Есть ли такое понятие, как «смерть на рабочем месте по ненасильственным причинам»? Надо ли кого-то наказывать? Как же без этого, без «наказать»? Всегда легче на душе, если можно показать на кого-то пальцем и сказать: «Ату его! Это он во всем виноват!»
А если историю болезни не заводить, то на кого списать все использованные при реанимации сильнодействующие препараты? Как и в качестве кого направить тело в морг? Понятно, что в качестве трупа, но как объяснить, откуда он у нас взялся? Да и не станет его Рувимыч вскрывать! Хорошими друзьями были наш патологоанатом и покойный.
Стали думать и рядить, шелестя бумагами, а главный мне и говорит:
– Сейчас Альберт (завреанимацией) поедет к нему домой, жене сообщить. Ты езжай с ним. Все-таки он у вас в операционной и с вашими больными в реанимации больше других работал.
II
Приезжаем. Две комнаты в общаге. Не смежные, а через коридор. Трое детей. Жена сидит в послеродовом отпуске с младенцем. В комнатах – беспорядок, ящики какие-то, узлы.
– Козлы вы с главным! – говорю я Альберту тихо. – Столько лет человек горбатил на больницу, а жил в общаге! И жена его тоже ведь у тебя работает анестезисткой!
– Тут дело еще хуже, – отвечает Альберт. – Они квартиру по ипотеке купили. Видишь, к переезду готовились… Кто теперь эту ипотеку выплачивать будет?
Вошли, присели. Так и так, говорим мы его испуганной жене, стало Виктору плохо прямо в реанимации. Возможно, инфаркт. Сейчас он тяжелый. На ИВЛ. Если хотите, говорим, можем вас отвезти к нему. Всякое может быть, даже самое плохое – очень уж инфаркт обширный.
Тут запищал младенец на руках у вдовы. Она стала энергично, как градусник, трясти его у груди, одновременно говоря нам:
– Куда же я с ним поеду! А этих (кивнула на притихших отпрысков трех и пяти лет) куда дену? Какой инфаркт? Никогда не жаловался! Током его, наверное, ударило! Да, Альберт Михайлович? Я-то знаю, как там у нас с предохранителями и задними панелями у ИВЛ!
Альберт говорит:
– Саша, ты бы дала адреса родных. Может быть, надо заверенные телеграммы дать, чтобы кто-то приехал. Так мы дадим!
Тут Саша стала рыдать. Заревели и юные отпрыски в своем углу, и только младенец на Сашиных руках сохранял спокойствие сытого Будды. Хорошо, что Альберт догадался взять с собой старшую сестру реанимации. Та что-то зашептала, заходила вокруг Саши. Стали собираться, одевать детей…
Мы вышли на улицу. Альберт закурил и стал материться через сигарету, зло щурясь и сплевывая:
– Сюда бы этих писак! «Врачи взяточники!», «Медицинская коррупция!», «Халатность в белых халатах!». Много Витька взяток набрал!? Жил как бомж! Куда теперь Сашка с тремя детишками?
А министр наш, счетовод х@ев, всё пугает и пугает! Уйду и детям накажу: «В медицину – ни ногой!»
Вышла вдова Саша, ведя за руки «взрослых» детей. Старшая сестра реанимации несла на руках младенца.
* * *Потом были похороны. Грязь, дождь. Из родственников была только старенькая мать Саши. У Виктора живых родных уже не осталось. На поминках мы с Альбертом напились. Совершенно неясно, как выплатить ипотеку? И кто будет давать наркоз нейрохирургическим больным?
Anamnesis vitae
Есть у нас пожилой ЛОР-врач. Знакомясь, звоня по телефону, он представляется так:
– Киселёв. Доктор по ушам.
Мы посмеиваемся, а он говорит:
– Вы и не представляете, сколько людей не знают, что такое – отоларинголог!
Нескорая помощь
Раньше или падали реже, или поднимали чаще, но столько народу на улицах не валялось. А может быть, тротуары лучше чистили да песком посыпали – не знаю.
Отбывал я в молодости повинность в городском травмпункте. Тогдашнее начальство требовало, чтобы строго фиксировалось в амбулаторной карте место падения поломанного гражданина. Улица, номер дома, остановка транспорта и т. д. Потом все это обрабатывалось, и, если выявлялись опасные места с повышенной частотой падения, срочно летел туда тогдашний мэр с лопатой и сыпал на скользкие места песок с солью.
Словом, столько народу, как сейчас, плашмя по дорогам родины не лежало, это точно. Может быть, дело в том, что сейчас никто особенно не торопится поднять упавшего? Обернутся на грохот, удивятся и топают дальше.
Но если все-таки помогают, то расклад такой. В девяти из десяти случаев «поднимателем» оказывается понаехавший с Кавказа или Средней Азии.
Часто помогают упавшим ребята-гопники. С ржанием, матом – но поднимут, оттащат к лавочке. «Скорую» вызывают редко, но могут, если это недалеко, оттащить поврежденного в какое ни есть лечебное учреждение.
«Скорую» любят вызывать бабушки. Особенно если упали под их окном. Если бабушек у окошек много, то они поднимают такой перезвон по телефонам «СП», что помощь приходит достаточно быстро.
Поддатые мужики могут помочь, но делают это так бестолково, что лучше бы шли мимо!
Старшие школьники из хороших семей чаще других помогают упавшим. Но с ними не всё ясно: то ли помогают, то ли по карманам травмированного шарят.
В одном ночном супермаркете два охранника поспорили, доживет ли до утра упавший у порога магазина бомж (дело было зимой). Утром вызвали «скорую». Пиво выиграл тот, кто поставил на «не доживет».
«Чистая» публика обычно не помогает. Старушку еще могут приподнять, или если споткнется девушка, так это – только дай! Неподвижно лежащего мужика поднимать точно не станут. Подойдут, покачают головой и начнут возмущаться: «Сколько же можно пить! Где милиция?! Куда смотрят волонтеры? Надо ж что-то делать!»
Но надо признать, что помогать убившемуся на улице человеку – сложно. Шел я как-то в свой выходной от газетного киоска к машине – и на тебе! Лежит на ступеньках перехода мужчина. Лежит пробитой головой вниз, и из раны кровь течет на грязное месиво из снега. Может быть, я и прошел бы мимо, но то, что положение тела было неправильным, и то, что чистая рана контактировала с явно нестерильным снегом, подвигнуло меня на благое дело. Поменял я ноги с головой пьяного (разило – на гектар!) местами, выволок на поверхность. Тут же какой-то бичеватый гражданин стал мне способствовать и суетиться.
Кровь из головы – так и хлещет! Свернул я туго платок, придавил этим комком рану и привязал его к пробитой голове шарфом бессознательного гражданина. Ну и что теперь, думаю. «Скорую» вызывать? Но как представил, что придется объясняться с диспетчером этой славной службы, отвечать на десяток вопросов и оправдываться хрен знает в чем – плюнул и поволок мужика в свою многострадальную «тойоту». Тут, надо признать, несколько прохожих мне помогли.
