Андрей Битов - Преподаватель симметрии
Именно это, кажется, и происходит с героем романа – на острове он теряет память о погибшей возлюбленной, попадает в одни объятия, потом в другие и, мечась и теряясь между новой любовью и страстью, не умея отличить одно от другого, в конечном счете теряет всё. В рассказе много стихов, русских и английских, сопровождает его поэма Риса Воконаби «Последний случай писем» (Pigeon Posf) – все стихи о потерях и смерти. По ходу рассказа Рис все время пытается вспомнить стершееся из памяти какое-то важное слово, а когда, в самом конце, вспоминает его, то становится ясно, что и вспоминать было нечего – слово оказывается нелепым, ничего не значащим и ничего не дающим. На этом цепь потерь обрывается, наступает полное опустошение. “The more we live – / The more we leave. / The more we choose – / The more we loose…” – таков поэтический итог судьбы героя. Но рядом полноценно и полнокровно живут его тексты, как будто компенсируя саму жизнь, – к «Забывчивому слову» примыкают два рассказа из книги У. Ваноски «Бумажный меч», и в них блестяще осуществляется его талант – его ли, или английского писателя Э. Тайрд-Боф-фина, или русского прозаика Андрея Битова.
«Посмертные записки Тристрам-клуба» (The Inevitability of the Unritten) – россыпь сюжетов, коллекция возможностей, малая часть которых реализована в новеллах «Преподавателя…», а большая часть нам известна в качестве замыслов не написанных Битовым произведений. Автор как будто освобождается от замыслов, дав нам лишь почувствовать их аромат. Что это – пир воображения или кладбище неродившихся текстов? В этом метасюжете о «неизбежности ненаписанного» уничтожается граница между состоявшимся и несостоявшимся, завершенным и незавершенным: «Так что же такое законченное произведение? – вопрос, так упорно занимавший коллективное сознание нашего Клуба. Произведение – это то, чего не было, а – есть. (Как написанное, так и ненаписанное…)» Литература, как и жизнь, предстает здесь цепью возможностей, но и ненаписанное живет, так же, как неосуществленные жизненные возможности остаются в человеческой судьбе. В случае с Урбино – из этих неосущствленностей она и складывается.
Это особенно остро можно почувствовать, если взглянуть на «Битву при Альфабете» (вторую новеллу из книги У. Ваноски «Бумажный меч») как на дальнюю, а вернее – обратную проекцию судьбы героя романа. Здесь развернута в сюжет метафора двойной жизни художника: король Варфоломей творит и правит в двух параллельных мирах – один мир сверхреален, сотворен им самим в пространстве алфавита и целиком ему подвластен, другой – повседневная семейная реальность – все норовит рассыпаться, развалиться и требует от Варфоломея постоянного участия, ежеминутных усилий. Так и мечется король между работой и домом, там он всемогущ и свободен – здесь временами почти бессилен, там его власть реальна, а в реальном мире – призрачна, и временами все висит на волоске, но трагедии не случается, проблемы в итоге разрешаются легко и счастливо, потому что все происходящее – рождественская сказка. Так в сюжете поймано счастье, в творчестве и в жизни героя все состоялось, все чудесным образом сошлось, дух безмятежной радости витает над финальными сценами, автор и герой играют своими возможностями, все искрится юмором, читатель восторгается, смеется – но какой контраст между этим лукавым святочным сюжетом, между полнокровным, блистательно придуманным энциклопедическим миром, над которым полновластвует король Варфоломей, – и бессилием и опустошенностью уходящего из жизни Урбино Ваноски, последний день которого описан в последней новелле романа!
В рассказе все получилось – в жизни Урбино не осталось ничего. Жизнь его без остатка ушла в тексты, поглотилась ими целиком. Текст вместо жизни – вот большой сюжет этой книги как «конечный продукт опыта», вот формула той трещины, куда провалилась судьба героя. Последний день ему назначен, он приговорен к той самой кнопке чьим-то выбором или собственным даром – но именно приговорен, у него выбора нет, это очевидно. Сны его мешаются с явью, подводит память, сквозь бред полураспавшегося сознания он пытается пробиться к тексту, написать не написанный за всю жизнь роман на старой «непишущей машинке», вывести «формулу трещины», как пытался вывести ее Тишкин, ученый самородок из его русского сюжета. Но буква Щ отвалилась – «усталость металла»…
Битов пишет всегда о себе и всегда при этом говорит правду. Вольно или невольно выговоренная правда этой книги состоит в том, что ее герой все написал и все потерял; жизнь его иссякла и завершается на наших глазах. Он уходит не сам – он угадал свой назначенный час, свой персональный Судный день, и просто делает шаг навстречу. Кнопка срабатывает, и Урбино Ваноски исчезает так же таинственно, необъяснимо, как ушел его герой, блаженный Гумми, причастный тайне любви.
Сноски
1
В 1987 году в Вашингтоне директор Библиотеки Конгресса лорд Биллингтон (полагаю, из чистой вежливости) спросил меня, над чем я сейчас работаю. Он был высок, худ, осанист и чем-то напомнил мне героя «Преподавателя». Поэтому-то я и брякнул, что создаю ремейк одного забытого английского автора, только вот оригинала никак не могу найти. «О, – сказал лорд, – если она хоть раз издавалась, то книга обязательно есть в нашей библиотеке». Он казался смущенным, когда через несколько дней, встретившись на приеме, заверил меня, что такой книги нет. Мне было еще более неловко (Прим. пер.).
2
Читал ли Тайрд-Боффина его ровесник, будущий автор The Real Life of Sebastian Knight? (Прим. пер.)
3
Не требует перевода, это и у нас так (Прим. пер.).
4
Значит, Герман Мелвилл (1819–1891). (Прим. пер.)
5
Имеется в виду 1904 год. (Прим. пер.)
6
Таким образом, я могу датировать нашу первую встречу 14 февраля 1913 года, после панихиды по Роберту Скотту в соборе св. Павла. Мы там были оба и зашли в паб «помянуть» (словечко Антона). (Прим. авт. – Э. Т-Б.)
7
Плотность, бесплотность… – плот созвучно английскому plot – сюжет. (Прим. пер.)
8
Conclusion – заключение как вывод; imprisonment – заключение в тюрьму (англ.). (Прим. пер.)
9
Conclusion – заключение как вывод; imprisonment – заключение в тюрьму (англ.). (Прим. пер.)
10
Предложение – чего-нибудь (руки, сердца, выпить и т. п.), а также грамматическое устройство фразы (русск.). (Прим. пер.)
11
Sentence – приговор (судебный), предложение (грамм.) (англ.). (Прим. пер.)
12
Proposal – предложение (чего-нибудь…) (англ.). (Прим. пер.)
13
Посошок – a small stick or the last shot (Russian). (Прим. авт.)
14
A Tired Horse – «Усталая лошадь» (англ.). (Прим. пер.)
15
Тю-тю – непереводимо, как дао (русск.). (Прим. авт.)
16
No man – нет человека (мужчины) (англ.). (Прим. пер.)
17
Know how – знание, как что-либо сделать (англ.). (Прим. пер.)
18
Непереводимая игра слов (русско-англ.). (Прим. пер.)
19
Nothingdoingness – ничегонеделанье; doindnothingness – то же самое, но с дзенбуддистским привкусом – делание ничего.
20
«Глубокие лошадки» – по-видимому, автор прочитал как deep pferd (англ. – нем.). (Прим. пер.)
21
Britannica – не корабль, а гениальная английская энциклопедия, основана в 1768 г. (Прим. пер.)
22
Ползунов Иван Иванович (1728–1766) – русский изобретатель паровоза, в «Британнике» не упомянутый. (Прим. пер.)
23
Stephenson George (1781–1848) – англичанин, внедривший локомотив как средство гражданских перевозок в 1825 году. (Впервые такая идея была выдвинута сэром Исааком Ньютоном в 1680 г.). (Прим. пер.)
24
«Дубинушка» – не оружие, а гениальная русская песня. (Прим. пер.)
25
Длинный рубль – special Russian money. Поскольку Антон по-английски одинаково пишет три слова: Маня, мания и деньги, – то, даже с помощью славистов, я не справился в их разделении. (Примечательное примечание самого автора! – А. Б.)
26
Следует все-таки пояснить: тут как раз есть сюжет, в самом что ни на есть западном смысле. Руаль Амундсен (1872–1928) на борту своего «Фрама», снаряженного для достижения Северного полюса, вдруг “by a dramatic surprise” (странная стилистика для Britannica, содержащая слишком много оттенков для перевода, вплоть до «ради драматургической внезапности» или «для эффектной атаки») развернул экспедицию к полюсу Южному (1910–1912) и умудрился достичь его первым. Капитан Роберт Фолкон Скотт (1868–1912) с четырьмя товарищами достиг Южного полюса 18 января 1912 года, чтобы увидеть, что его опередил Амундсен; на обратном пути они погибли. (Прим. пер.)
