Филип Жисе - Океан. Черные крылья печали
Но было кое-что, что не позволяло Леопольдо полностью замкнуться в себе и отгородиться от окружающего мира. Как ни странно, но это был сон. Именно этот сон, который и сегодня заставил его проснуться в холодном поту, с дрожью в членах и неразберихой в голове. Первые два дня Леопольдо не обращал на него внимания. Но сон не желал отпускать. Вцепился в него бульдожьей хваткой, напоминал о себе снова и снова, пока Леопольдо к своему удивлению не стал больше задумываться об этом странном сне, чем о муках, голодной акулой терзавших его душу. Этот сон стал для Леопольдо как спасательный круг для утопающего, уберег его от полного саморазрушения, помогал держаться на плаву, сосредотачивал его внимание на себе, а не на болезненном прошлом.
Леопольдо часто думал, что мог бы означать этот сон. Его любимая фиданцата одна посреди океана. Подумывал о том, что, быть может, это вещий сон. Один из тех немногих снов-озарений или снов-предвидений, которые время от времени посещают простого смертного, словно дар, ниспосланный Вершителем Судеб, то ли с целью предупредить, то ли с целью наделить знаниями, то ли с еще какой только ему одному ведомой целью. Леопольдо это не знал, но с каждым днем думал о сне все больше и больше. Может, сон это знак. Может, тот в ком он давно разуверился, послал ему этот сон, чтобы вернуть его к жизни. Только вот с какой целью? Уберечь от полного саморазрушения или, быть может, сообщить о чем-то? О чем? Быть может, о том, что Ангелика жива? Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. От таких мыслей сердце начинало учащенно стучать, пылая желанием вновь обрести давно утраченную надежду. Но разум отказывался в это верить. Он твердил, что это невозможно. Рисовал страшные картины в воображении. Без припасов, посреди океана на резиновой лодке, спустя неполный месяц скитаний. Нет. Проще поверить в то, что земля разверзнется, и из-под нее повылазят черти. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком хорошо. Так хорошо, что сердце готово было затрепетать от радости.
– Это невозможно, – пробормотал Леопольдо и вернул голову на подушку. Глаза что-то высматривали на темном потолке. – Невозможно.
Леопольдо повернул голову и устремил взгляд на комод, очертания которого проступали в свете лунного света, льющегося из окна. Взгляд замер на электронных часах. 5:14. Еще можно было спать и спать.
Леопольдо повернулся на бок и закрыл глаза.
– Может, этот странный сон снова явится, и я опять увижу Ангелику, – подумал он.
Он хотел бы, чтобы сон посетил его вновь. Даже если он не что иное, как фантазии его измученного страданиями разума. Главное, что в этих фантазиях Ангелика жива, и там она все так же прекрасна, как и тогда, когда они виделись в последний раз. Если им не суждено встретиться вновь вживую, что ж, пусть он видит ее хотя бы во сне.
Уже засыпая, Леопольдо подумал, что он был бы счастлив, если бы этот сон был чем-то большим, чем просто фантазиями его измученного страданиями разума.
Скрип открываемой входной двери заставил Леопольдо проснуться. Леопольдо открыл глаза, но тут же прикрыл их рукой, спасая от лившего из окна солнечного света. С улицы донесся собачий лай, крики воробьев смешались с порыкиванием автомобильных двигателей.
Леопольдо перевернулся на бок, свесил ноги с кровати и взял с прикроватной тумбочки мобильник, посмотрел на экран, чтобы узнать время. На часах было без двух минут одиннадцать.
Леопольдо вернул мобильник на тумбочку и попытался вспомнить, что ему снилось после того, как он ночью повторно заснул. Оказалось, ничего не помнит. Даже взгрустнул, когда понял, что сон с Ангеликой этой ночью больше не посещал его.
Входная дверь захлопнулась. Леопольдо поднял голову и посмотрел в сторону выхода из комнаты. Кто бы это мог быть? Должно быть мать, больше некому, так как дубликат ключей от квартиры был только у нее.
Леопольдо поднялся с кровати, прошел к стулу, жавшемуся, словно щенок к суке к высокому одежному шкафу, снял с его спинки банный халат и набросил на плечи. Затем вышел из спальни, на ходу завязывая пояс. С кухни донесся звук бегущей воды.
Леопольдо оставил позади коридор и вошел на кухню.
– Софи? – Леопольдо удивился, увидев девушку, хотя в какой-то момент понял, что не так сильно, как должен был.
– Здравствуй, Леопольдо, – Софи сверкнула желтоватыми зубами. – Синьора Витале заходила вчера к нам, дала ключ от квартиры и попросила, чтобы я зашла к тебе сегодня утром, узнать как у тебя дела и помогла убраться.
– Можешь передать моей матери, что дела у меня сегодня лучше, чем вчера. Пойду в ванную, приведу себя в порядок, – Леопольдо развернулся, собираясь покинуть кухню.
– Ты сможешь это сам ей сказать. Она придет ближе к обеду, – поспешила сказать Софи, а потом добавила. – Я хочу приготовить crostini и pasta e fagioli. Ты же любишь кростини и пасту э фаджьоли, Леопольдо?
– Наверное, люблю.
– Любишь. Мне синьора Витале говорила. А я хорошо умею готовить. Синьора Витале тебе разве не говорила? Очень хорошо. Мама́ говорит, что я готовлю даже лучше, чем она, – улыбка засверкала на устах Софи.
– Здорово, – сказал Леопольдо и вышел из кухни.
– Ты, правда, так думаешь?! – донеслось из кухни.
– Правда! – крикнул Леопольдо, двигаясь по коридору к ванной комнате.
Леопольдо любил кростини – эти маленькие бутербродики из обжаренного хлеба с паштетом из куриной печени. Любил и пасту э фаджьоли – густую похлебку с лапшой и фасолью. Леопольдо все любил кушать, все, что было вкусно. К сожалению, Ангелика не любила готовить, но он никогда не жаловался на это. Ему вполне хватало совместных посиделок с девушкой в кафе или в пиццерии. А были еще походы в отчий дом, где мать старалась накормить его, будто желала убедиться, что ее сын не будет голоден ближайшие как минимум несколько недель. Знала, что Ангелика не мастерица на кухне.
Леопольдо вспомнил, что первое время его мать совсем была не против Ангелики. Ангелика была красивой, не глупой, в меру независимой. Поначалу эта легкая степень независимости Паолу Витале даже прельщала: значит, девушка не будет висеть на шее у ее сына. Только кто же знал, что спустя время Паола Витале изменит мнение, посчитав, что Ангелика будет никудышней женой. Не готовит, не обстирывает ее сына; о порядке в квартире заботится, но, как считала Паола Витале, недостаточно. Что люди-то скажут!
Леопольдо вошел в ванную и закрыл за собой дверь. Он любил Ангелику, поэтому ему было плевать, что говорила о ней его мать. Да и преувеличений было больше, чем правды в ее словах. Ангелика готовила, но не так часто и не так разнообразно, как хотелось бы его матери. Скорее его мать больше задевало то, что Ангелика поступала так, как считала нужным, мало считаясь с ее желаниями. Вот это-то и не нравилось матери.
Леопольдо сбросил халат, вошел в душевую кабинку и включил воду. Минут пятнадцать стоял под струей теплой воды и думал о том, каким чудом была Ангелика. В отличие от матери он всегда это знал, поэтому понимал, что найти вторую Ангелику ему будет сложно. Впрочем, он и не хотел никого искать. Не видел в этом смысла, так как после смерти Ангелики ему было все равно, кто будет рядом – Софи или кто-нибудь другой. Эта часть его жизни отныне его мало заботила.
Леопольдо выбрался из душевой кабинки, вытерся полотенцем, затем приблизился к раковине и включил воду, посмотрел в зеркало над умывальником, окинул себя сверху донизу, понял, что похудел. Щеки ввалились, а главное, не было того животика, который так нравился его матери, а у Ангелики вызывал лишь легкую полуулыбку.
– Все нервы, – подумал.
Быстро побрился и почистил зубы, затем натянул на голое тело банный халат и вышел из ванной, прошел в спальню, оделся.
На пороге спальни возникла встревоженная Софи.
– Леопольдо, у нас нет печеночного паштета для кростини. И лапши осталось мало. Я схожу в магазин. Ты не против?
Что-то похожее на улыбку появилось на лице Леопольдо, когда он услышал это "у нас". Что это было? Обмолвка или Софи, и правда, уже считает себя частью его жизни. Мать может радоваться. Да и ему жаловаться нечего. По крайней мере, всегда будет накормлен и досмотрен. Разве мужчине не этого хочется? Еда, секс, забота. Пожалуй, другого и желать нечего.
– Если ты не против, я сам хотел бы сходить в магазин. Хочу подышать свежим воздухом.
– Мне пойти с тобой? – радостный огонек зажегся в глазах Софи, девушка вытерла руки о фартук, готовая сбросить его и идти обуваться.
– Нет. Я сам управлюсь.
Софи отступила в сторону, давая возможность Леопольдо выйти из комнаты. Сильный пряный запах ударил в нос Леопольдо, когда он поравнялся с девушкой. На миг Леопольдо показалось, что это у Софи такая туалетная вода, но, приглядевшись, заметил в кармашке фартука листочки базилика.
– Может, мне все же пойти с тобой? – вновь спросила его Софи, когда он стоял на пороге квартиры.
