Шамиль Идиатуллин - Rucciя
Впрочем, первоначальная дата старта все-таки была отложена на две недели. Нугаре объяснил проволочку проблемами концерна Aerospatiale, варившего спутники EOv по заказу Entertainment Overseas. В ответ Черноиваненко напомнил, что советовал ведь дорогому Жану-Луи воспользоваться услугами российских заводов, в крайнем случае фирмы Eurokot Launch Services, созданной центром Хруничева совместно с DaimlerChrysler Space – дешевле вышло бы и надежнее. Дорогой Жан-Луи, как всегда, кротко улыбнулся и пообещал в следующий раз непременно. Он и сам не знал, что следующего раза не будет: как и большинство менеджеров Entertainment Overseas, Нугаре не подозревал, что фирма была создана не польскими нефтетрейдерами (эту легенду неявно внедрил в массы и успешно культивировал президент компании Себастьян Пурен), а их татарскими поставщиками. Точнее, одним поставщиком, приходившимся племянником Танбулату Магдиеву. Правда, отследить это обстоятельство с какой бы то ни было стороны было нелегко: прямого отношения к Entertainment Overseas, как и к еще двум десяткам разномастных фирм, созданных за последние пять лет во Франции, Германии, Голландии, США и на Кипре, Рафаэль Хабриев не имел. В большинстве этих компаний нечастые появления полноватого бородача с безупречным французским (и слишком английским английским) воспринимались как визиты представителя довольно далекой, хотя и весьма уважаемой (судя по приему) партнерской фирмы. Впрочем, и сам Хабриев знал лишь, что является одним из трех-четырех представителей дяди в Европе, а о том, кем были его коллеги и насколько широк круг их полномочий, мог только догадываться.
Такая схема крепко пованивала паранойей и была чревата неприятными неожиданностями – зато оберегала от ожидаемых неприятностей. А главное, она работала во вполне автономном и закрытом режиме, подобно черному ящику, черт-те что внутри которого исправно выдает необходимый результат.
На сей раз в роли финишной ступени черт-те чего выступал экипаж подполковника Германа Кулакова, который вел к заданной точке Ту-160, не имеющий собственного имени – один из двух пусковиков СКМ, находящихся в распоряжении РАКА и успевших на пару запустить на низкую околоземную орбиту четырнадцать разнообразных спутников.
Для Кулакова это был уже третий коммерческий запуск в интересах буржуев – и ему было совершенно одинаково, каким именно нуждам мировой цивилизации отвечает глухо запакованная байда, которую должна доставить на орбиту подвешенная под фюзеляжем самолета ракета «Бурлак-4». Главное, что параметры этой байды вписывались в рамки, определенные для груза и в вес, который не должен превышать тонны.
Подполковнику было бы интересно узнать, что на самом деле «Бурлак» впрягся не в пару EOv, а лишь в один. Вместо второго полутонного спутника, отложенного в сторонку на последней стадии подготовки к полету, в замысловатый корпус был запрятан целый бутон устройств, которые можно было назвать сателлитами с большой натяжкой. Один из семи небольших космических аппаратов, сработанных так и не установленными умельцами, представлял собой сканер, способный обнаружить в безвоздушном пространстве цель с заданными характеристиками на расстоянии до пятисот километров, и передать эту информацию остальным аппаратам группы. А те были, по большому счету, самоходными минами шрапнельного или электромагнитного типа.
Вариант СКМ был выполнен на базе одного из первых серийных «сто шестидесятых», но заметно отличался от стандартной модификации. «Космический» вариант ракетоносца был предельно облегчен за счет демонтажа большей части боевого оборудования, зато в ходе испытаний в течение получаса без особых проблем пер тридцатипятитонную болванку «Бурлака» в высотном коридоре четырнадцать-шестнадцать тысяч километров на максимальной скорости в две тысячи километров в час. В рабочей обстановке таких рекордов не требовалось: «стряхивание» «Бурлака» происходило на скорости 1,8 тыс. км/ч, удерживаемой самолетом в течение трех минут (чем пусковик и отличался от боевого самолета, с которого запускать ракету на форсаже было немыслимо). За исключением этих минут, от которых немели щеки и пальцы, а глаза под веками становились неприятно прохладными, вылеты на запуск были довольно рутинными. Во всяком случае, Кулаков, родившийся в августе 1961-го и названный понятно в честь кого, в нынешний виток своей карьеры входил с более романтическими ожиданиями. Реальность приземляла – но реальность и поднимала до стратосферы. Вряд ли к такому повороту были готовы родители, наградившие долгожданного сына нерусским именем. Чего уж говорить о бабушках, кстати, так и не простивших зятю да снохе, что обожаемый внук не стал Василием или Павлом, в честь одного из дедов – с войны не вернулись оба. Да и четвероклассник Герка, ни до, ни после вполне серьезных драк с дебилом Бурцаком (тот борзо рассуждал на тему «Имя фашистское – и сам фашист», и первый раз смог взять Кулакова на удушающий, зато из второй дискуссии вылетел с искривленной на всю жизнь носовой перегородкой – на двадцатилетие выпуска хвастался), ни на секунду не мог заставить себя поверить, что космическое имя к чему-то обязывает. Странная штука жизнь.
– Делать любимое дело с пользой для страны и хорошо за это получать – мечта ведь, Андрюх, а не жизнь? – сказал Кулаков Андрею Хизунову, когда Ту-160 вышел на боевой курс. Паренька следовало подбодрить – он третий день бродил с кислой рожей и отвечал односложно.
– Мечта, – подтвердил оператор мрачно.
– Чего куксишься, капитан? – поинтересовался Кулаков. Он не был любителем лезть в чужую душу, но к Хизунову относился по-особому – не как к сыну (своих оболтусов хватало), но как к любимому племяннику.
– Нормально, Гер-Егорыч, – сказал капитан, внимательно рассматривая курсовой определитель. Самолет, набирая высоту, шел между Челябинском и Оренбургом: точка старта лежала на стыке Самарской и Оренбургской областей, почти на казахской границе.
Кулаков, видя такое дело, пожал плечом и промолчал. Андрею стало неловко, и он, все так же не отрываясь от приборной доски, сообщил:
– Татария скоро.
– А… – сказал подполковник. – Ну, скоро. Но мы ж над ее территорией не пойдем, а амы предупреждены.
– Вот именно, – раздраженно произнес Хизунов. – Бляха, над своей землей летим, и амов предупреждаем. Скоро в сортир уже будем с их разрешения… На боевом самолете, они кишку порвут, но такой не сделают – а мы для них спутники запускаем. Точно, мечта.
– Андрюх, – сказал Кулаков. – Мне самому это… А что делать? Татары в самом деле зарвались – таких вещей арабам-то не спускают, несмотря, что у них танки и нефть. Магдиеву за наших еще дюлей недодано.
– Сами додать должны были, а не дядю просить, – отрезал Андрей.
– Не додали же, – напомнил Кулаков.
– Потому что Придорогин сопля.
– А что ему, как амам, бомбежку начинать?
Андрей вздохнул, а потом мечтательным тоном протянул:
– Снять эту хрень… Подвесить нормальных сто первых…
– И по Казани? – свирепея, спросил Кулаков.
– Не. По амам. Чтобы всмятку.
– А… – опять сказал подполковник и поводил большим пальцем по шишаку рукоятки управления.
– Ага, – печально согласился Хизунов. – А мы для них спутники возим. Чтобы связь бесперебойная. Чтобы они на фоне русского леса фоткались и в Оклахомщину блядешкам своим высылали.
– Ну, сейчас-то мы не для них везем, – решил все-таки возразить командир. – Европейские телевизионщики, развлекать нас будут.
– Для них, Гер-Егорыч, – грустно сказал оператор. – Теперь все для них.
Возражать Кулакову было неохота, так что на следующие полчаса разговор выродился в обмен стандартными рабочими репликами. В 12.45 подполковник сказал: «Выход на стартовую» и включил форсаж. Самолет, вошедший на заданный уровень высоты (двенадцать с половиной километров) на крейсерской скорости, немного не добирающей до тысячи километров в час, взревел и начал стремительно разгоняться, выбираясь на стартовые параметры (четырнадцать километров высоты и две тысячи километров в час). Гладкий ход сменился тряской, под кожу словно поддели прохладную костяную маску.
– Две, – сказал Кулаков через три минуты.
– Две. Норма, – подтвердил секунду спустя Хизунов, сверивший показания приборов с полетным заданием. Он пробежал пальцами по старорежимным тугим кнопкам (при модернизации СКМ механику и циферблаты почему-то решили не менять на сенсоры и дисплеи), запуская стартовую установку «Бурлака». В наушникам гермошлема мелодично денькнул колокол, и голос очаровательной (в этом были уверены все летчики – даже те, кто имел возможность убедиться в смелости этих предположений) девушки сообщил:
