Оксана Бердочкина - Книга движений (сборник)
– Ты… ты что гонишь? – запутавшись, человек с сальным лицом зажался, упираясь в столешницу.
– Чем мог, я помог! Забудьте сюда дорогу.
– Я задушу тебя, где Черный?
– Навязчивый вопрос, вы слишком больны? Вам больно? Больно предательски или чертовски? Ладно-ладно, не суетитесь, вот здесь, кажется, есть что-то, мне просто интересно, знаете ли, интересно, смотреть на того, кто близок моему кровному. Черный мне много рассказывал о вас, и меня заинтересовали ваши судьбы, я вообще люблю все трагичное, так коллекционирую факты. У меня были серьезные проблемы, но я их уже разрешил. Черный посодействовал, вытащил без всяких, так что, я все прекрасно понимаю, особенно боль. Да как же я вам не сказал, Черный, знаете ли, в круизе, вот помог мне и сразу же на отдых отбыл! И как это я вам еще не сказал, что хороший слушатель может остаться. Вы же можете остаться? Смешно, но вы и вправду можете остаться.
– Ты кто? Ты кто? Брат? Брат… Кто ты? Спасибо, брат, но я ненавижу тебя и его, и это все, это все… Ты… Ты брат Черного? Или ты друг Черного? Ты мой брат? Честно, что мой брат?
– Кого ты спрашиваешь, он уже ушел, – шепнул ближайший, провалившись в помутнение.
11
Завтра под звуки забитого людьми трамвая отыщут в одной из московских квартир задушенное тело, с лицом – застывшее сопротивление. Все вскрыто. Недосчитанные вещи войдут в списки, полиглотом затронуто все не унесенное. Искажение быта просмотрится вдоль коридора, вскрытый паркет – относительный опыт, ведущий к закрашенной в «белое» двери, за которой еще кто-то есть. Через полчаса обнаружат еще двоих, не поверив, что «Черный» задушен не ими, и так далее, далее, про берега Австралии и нежное мясо особенной птицы.
12
«Бог знает Кто» зачаруется льдом, его окно покрыто всплеском инея, он слюнявит пастилу, рассматривая московские крыши, стоя в шерстяных носках. Вспоминает меня. Чувствует отдачу в руке, странно, когда-то он был птицей, попадал только так в яблоко-глаз, с расстояния, не верю. Он достает из кармана свою повседневную записную, пальцем поглаживает вертикаль, набирает выбранный номер и больно ждет. «Встретимся завтра вечером напротив Склифосовского, с собой возьмешь дело, погуляем немного. Купишь мне карту Москвы – это бонус знакомства. Объяснимся недолго, и где-нибудь в десять не спеша разойдемся. И не звони мне, если мой телефон у тебя высветился». «Так мне сегодня нужно! Объект надо устранить уже на этой неделе!», – растерянно упрашивал голос. «Сегодня я не могу, отдых…». «Бог знает кто» бросит трубку, оденется в новую одежду, соберет свою темную спортивную сумку и покинет неизвестную ему квартиру.
13
«Кипарис стащил пояс с Венеры», – вот так возмущается забывчивый глаз, потирая полку, где грелась от зимней стужи розовая пастила. Домовой? Никакого ущерба по существу.
14
Но прежде «Бог знает кто» войдет бегло в трамвай и в самый конец забьется, еще пока не расслаблена его память – он меня помнит. День отразится в стеклах его глаз, и он опять задумается обо мне. Его внутреннее желание заставит обернуться всем телом, к сидящей пассажирке примерно такой же, как я, но твердый затылок, что расселся за его спиной, так и не докажет наше сходство. Его будут терзать сомнения того, что я что-то знала о нем. Он снова вспомнит обо мне, как о яркой прохожей, ему вдруг станет интересна моя жизнь. Он то и дело будет воображать меня сидящей в кресле, то вдруг за ужином – я аккуратно отложила столовые приборы и мне уже скучно, и теперь я смотрю в окно, полное всплеска инея, так же как он, а после я снова куда-то иду. Он захочет вписаться в мой график жизни, но все, что он предположил, всего лишь вымысел его интеллекта и памяти. В данный момент мой образ явился целью, и я превратилась в прием, подавляющий его внутреннюю агрессию, прием природного страха перед будущим действием.
– Менингит? Хочешь, я куплю ей сливы? Прости, я все забыл… Тогда пластилин… Ну, а мне все равно. Ты слышишь меня? Мне все равно». – «Бог знает Кто» вытащил карту памяти и задумчиво спустил свой номер в унитаз одного московского бара, он как-то вышел из трамвая и прямо, напротив, с разбегу кинулся внутрь. Теперь уже выходя из сортира, в его стеклянных мыслях стоял образ угловатой сводной сестры и тучность тяжелого ощущения. Он подойдет к барной стойке и, заказав сигареты с леденистой минералкой, заранее отметит, что его черная сумка уже ожидает его на точке. Посмотрев на часы, дрессированной дисциплиной запомнит, что ровно в шесть обязан покинуть сие заведение, есть еще тридцать семь минут, чтобы добраться до соседнего района, и темных четыре для общей настройки. А дальше можно вальсировать и терпеливо ждать объект.
«Глянь, «Черный» бы сказал диетчик», – указал на «Бог знает кого» рядом расположившийся человек. Затем резко отвернулся отпить свое темное пиво. Закурил, разметая дым в стороны, покачивал головой, глядя на своего встревоженного собеседника. «Бог знает кто» заметил, что в этом нет общности, и чтобы лучше раствориться с панорамой, продолжил заказ: «Водку со льдом, пожалуйста».
– Верно, сказал бы… Не пей больше. Ладно, «Фунт», мне пора.
– «Стерлинг», ты в себе? Мы единая монета, нам нельзя разбегаться!
– Ничего, перетерпишь.
– Мне глаза «Черного» сегодня за шторкой привиделись, я вылетел только так из квартиры!
– Я должен идти, меня на работе ждут.
– Какая работа Стерлинг, ты же жоплессс…
– Перестань Фунт, тебя там не было и ты ничего толком не знаешь.
– Что я должен знать? Что за… Слушай, что это у меня на рукаве?
– Фунт, «Черный» задушен… Мокро, понимаешь? – утрируя, заметил Стерлинг.
– А мне не больно, нет… Не больно. И потом, что за удар? На работу утром ходят, а сейчас почти вечер. Я Стерлинг, плевал на нашу валюту, это не общение, а мы не люди, понятно! И пошел бы ты… если я тебя раздражаю! – Стерлинг вылетел прочь, оставляя странную жестокость друга, что с росту рисовой крупицы, но где-то в глубине еще проваривается на медленном огне. – Да пошел ты! Друг называется. Ты еще те слюни! А я тут в баре расслабляюсь и никого не прикармливаю! – Выкрикнул вслед уходящей фигуре раздосадованный Фунт. Откинувшись, современно «ахнул» и, допив свое пиво до дна, бросил оценивающий взгляд в сторону «Бог знает кого».
«Молодец, профессионал», – скажет Фунт, похлопав по спине сидящего подле неизвестного ему человека со стаканом водки. Через мгновенье он наткнется на стеклянный ответ его зрачка, тот напряженно пробежится в уме: «Откуда он знает? Неужели мне его подставили? Может, это все было разыграно?», – но зачарованный Фунт всмотрится в стакан с водкой, и собеседник слегка отступит от него.
– Ваше имя, сэр? – деловито начнет Фунт, представляя себя в настоящем ирландском баре, где-нибудь в Корке.
– «Бог знает Кто», – холодно ответит волшебный стрелок, в эти часы он может только слушать, настраивая себя на достигнутое убиение в будущем.
– Бог знает кто? Корешок, а ты оригинал, прости я не общаюсь с Богом, мне будет трудно у него поспрашивать, но все же как-нибудь, на Страшном суде, поинтересуюсь. Так и спрошу: Бог, ты знаешь того, кого знаешь? Ладно, я не придурок, не смотри на меня так, мое имя Фунт.
– И что тебе надо, Фунт, от того, кого знает Бог?
– Давай вместе бояться… Или нет, может ты скажешь мне, почему меня не прет в одном месте. Понимаешь, мне не больно, несмотря на то, что есть причина ощущать боль. Нет, я не мазохист, я – традиционал.
Выпив новое пиво, Фунт окончательно обоснуется в крутящемся кресле, развернется к «Бог знает кому» и, пошатываясь, прильнет ближе – «вроде от всех», захотев многое наговорить незнакомцу.
– Понимаешь, дело вот в чем, сегодня утром нашли убитого, и этот убитый мой сосед. Понимаешь? Я помню все, но призвать в себе ощущение скорби не могу, мне действительно все равно. Знаешь, Черный помнится мне еще… Да, мне уже за тридцать и ты меня понимаешь, но есть кое-что еще, конечно.
Он неспешно закурил, следом отмахивая дым в стороны, заказал крепкое для обоих, вальяжно указав бармену, что стакан с водкой для «Бог знает кого», затем рассмеялся, оттого, что все же счел себя далеко не крутым.
– Только не думай, что я как тот самый эмигрант, что в одиночестве покоряет Америку. Ты-с без суффиксов, здесь нет нежных явлений. Спустя шесть месяцев покоритель выловил бедствующего китайца, убирающего мусор на улице, засунул ему в рот двести долларов, привязал к стулу и заставил его слушать свою боль, на русском языке! Приколись, китаец сказал, что ему не нужны деньги, попросил его развязать, а тот встал на колени, дал еще двести долларов и заплакал, снова умоляя, чтобы тот внимательно слушал его и говорил, что все понимает. Нет, я не такой.
Уже не в первый раз, выпивая до дна принесенное темное пиво, Фунт одновременно затушил сигарету, а после, взяв рядом стоящий стакан, предназначавшийся для «Бог знает кого», в трагедии нетрезво завис, замедляя собственным жестом руки довольно резкую дегустацию водки. На миг, серьезно подумав с опущенным лицом, неспешно покачал головой, едва не расстроившийся от собственных мыслей. Затем внезапно окрылился и твердо продолжил, положа левый палец на правую ладонь, тем самым подчеркивая, как он считал, свои сногсшибательные перечисления.
