Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда
На ветку уселась синица и тоже стала лакомиться.
Илья вышел и сразу закурил.
– Иди домой, – сказал он. – Иди. Я приду.
Он посмотрел ей в глаза.
Саша взяла корзину и ушла.
В сарае Дуся доила корову.
– Хорошая, хорошая, кисанька моя, – приговаривала она с ласковым беспокойством. – Чего ты маешься, Милушка, ну?.. Не балуй! – сердито прикрикнула она, обернулась и увидела Сашу.
Саша стояла и смотрела, как доит Дуся.
– Чего там Татьяна притихла? – спросила Дуся.
– Телевизор смотрит. Может, помочь чего? Давай я ее накормлю.
– Ты с грибами своими сладь.
– Уже кипят. Руки вон не отмываются…
– Милка что-то тревожится, – вздохнула Дуся. – Уж не захворала ли?
Струйки молока позванивали о подойник.
– Трудно доить? – спросила Саша.
– Руки чистые? На, попробуй, – усмехнулась Дуся.
Саша села на ее место, потянула раз, другой.
– Дак кто ж так доит! – помирала со смеху Дуся. – Гляди, не тискай. Она у нас барыня… Ты сиську покрепче ухвати, всей пятерней, сколько влезет. А сосочек мизинцем прижми, да мягонько так, легонечко. Ладонью-то надавишь, погнала его книзу, теперь оттяни малость – оно и побежит…
Саша взмокла от стараний и наконец выдавила ручеек.
– Ну, слезай, вишь, она переживает, мою руку знает.
– Ф-фу! – выдохнула Саша.
– А ты как думала? Сперва-то ночи не спала, ручки знаешь как болели!
Из-под Дусиных рук бежали ровные прерывистые струйки.
– Твой-то пришел?
– Гуляет, – весело сказала Саша.
– Что ж мало погостили? И в самую мокроту… Летом приезжай, в июле. Купаться можно, ягод – потопчешь больше, чем наберешь. Хотя куды тебе летом! Отпрыгалася…
– Почему?
– Дак рожать небось будешь? – Дуся удивилась. – Или хвораешь?
– Посчитала… – сердито сказала Саша.
– А чего стыдиться? Нынче сентябрь, у тебя и выходит как раз июнь, а то июль.
Они помолчали.
– Замужем-то долго была? – спросила Дуся.
– Четыре года.
– Бросил, что ли?
– Почему бросил? Я сама ушла.
Дуся усмехнулась:
– Боевая… Как же без детей-то ухитрилась? За четыре года? Или хвораешь?
– Муж не хотел, – сказала Саша и насупилась. – И родители уши прожужжали: “Молодые, сами еще не жили…”
– Чудно… Чего ж расписывался, раз детей не хотел? Баловаться только? А ты-то что ж? Взяла б да родила. Мало что не хотел.
– Дура была, – сказала Саша.
Дуся засмеялась.
– Мне мама, покойница, рассказывала… Раньше-то принесут попу крестить, а он обязательно девять месяцев обратно сочтет. Чтоб, не дай бог, на пост на какой не попало. Если в пост бабу тронул – за великий грех считалось. Отказаться мог батюшка-то: не буду, и все, ходи некрещеный! А постов много, заскучаешь, поди… – Она опять засмеялась. – А теперь как? Октябрь, февраль да август – самый урожай на ребятишек. Тут они друг за дружкой, спасу нет… праздников-то сколько? Новый год, майские да октябрьские! Мне Гранька Ряхина сказала, я прямо обмерла! Танюшка у меня с февраля месяца, второго числа. И выходит, что майская, с самого праздника!
– Дуся, – сказала Саша, – присмотришь за грибами? На плите там…
Дуся слила молоко в ведро и взглянула на Сашу:
– Ступай, не тревожься…
В небольшой буяновской чайной стоял галдеж, народу к вечеру понабилось. Угловые столики пропадали за нависшею стеною дыма.
– …С нашей деревни шестьдесят два мужика на фронт ушли, – рассказывал Илье чубатый парень, одетый в черную кожаную куртку. – А пришло – семеро. И то один через год помер… Работать некому, а есть охота.
– Вспомнил! – усмехнулся его товарищ с сонным красным лицом. – То когда было? Он про сейчас спрашивает… Вы про сейчас?
– И про сейчас, – кивнул Илья.
Напротив Ильи сидел лысый мужчина лет пятидесяти в темном клеенчатом плаще. Его чернявый сосед ухаживал за лысым на все лады, подливал вина, убегал за горячим. Разговаривали они вполголоса, до Ильи долетело что-то про шифер. Лысый снисходительно кивал.
– Тут как поглядеть, – сказал второй парень. – Вот с моего года ребята, Горшков Петр – в Сибири, с армии прямо на стройку мотанул… Толик Сидякин в Великих Луках на тамошней бабе женился. У всякого своя зацепка… Никола! Вали к нам! – Он махнул кому-то в толпе. – Вы его спросите, он как раз с Красозера будет…
Илья увидел милиционера, с тарелкой супа в руках пробиравшегося к их столику.
– Я-то пацаном был после войны, – снова заговорил чубатый. – А запомнилось… Покушать всякому требуется. Летом – ладно, щей из крапивы я б и сейчас похлебал… А зимой – из рыбной муки лепешка, и то не каждый день! Трудновато, когда кушать хочется.
Милиционер поздоровался, парни сдвинулись, нашли и ему местечко. Он снял фуражку и принялся за суп.
– Об чем толкуете?
– Товарищ вот, отдыхающий, интересуется, куда народ с Красозера подевался…
– Из газеты, что ль? – Милиционер покосился на Илью.
– Сказали ж – отдыхающий, с Ленинграда.
– Хороший город, – сказал милиционер. – “Зенит” ваш вчера “Арарату” проиграл, один – три.
– В Ереване играли? – спросил Илья. – Вечно они на выезде очки теряют…
Чубатый тронул милиционера за локоть.
– Ты скажи, Никола… Ваших много не вернулось?
– С войны, что ль? Ни одного.
– Слыхал? – Он обернулся к Илье. – А ушли?
– Все ушли. Сколько было, за полсотню…
Ел он аккуратно, не торопясь, и приглядывался к Илье.
– Вон Зинка, буфетчица, – он показал на женщину за стойкой, – тоже с Красозера, земляки мы. У ней полдеревни родня, Парфеновы. Дед у ней кузнец был, и батя, и дядьев четверо, отцовых братьев… Последнего, дядю Егора, под Винницей бандеровцы убили. Уж и война кончилась… А вы в Красозере бывали?
– Сегодня, – сказал Илья, – по грибы ходили, наткнулись…
– На кладбище не были? – спросил старшина. – У меня там мамаша.
Лысый с приятелем ели и пили, прислушиваясь к разговору соседей.
– Я когда с армии пришел, – рассказывал парень с сонным лицом, – прогулял с месяц и скучать стал. В Молдавии служил. Много чего поглядел… И в Одессе был. В Ростове тоже был… А дома что ж?
– Почему же остался? – спросил Илья.
– Слабинку дал… – Парень вздохнул.
Милиционер и чубатый рассмеялись.
– Ленке-то скажу, она тебе пропишет слабинку, – пообещал чубатый. – Женился он…
– Ну, кабы все от скуки драпали, тут окромя волков давно бы никого не было, – заметил милиционер и объяснил Илье: – Укрупнили нас. И совхоз теперь в соседстве… Люди-то не пропали, не сгинули. Которые в совхозе, которые здесь, в Буянове. Конечно, отдельные товарищи имеются, которые в город подались. Живут люди…
Недовольно оглянулся лысый – в углу ребята в форменных куртках студенческого стройотряда запели под гитару что-то неразборчивое.
– Чего это у них на спине намалевано? – спросил чубатый. – Не по-нашему…
– По-латыни, – сказал Илья. – Через тернии – к звездам…
– Космонавты, – засмеялся второй. – Птицефабрику они у нас строят…
– Это еще поглядеть надо, чего они настроят, – сказал старшина.
Все помолчали.
– Страху нет! – сказал вдруг лысый и оглядел стол. – Страх позабыли. Чего хочу – то ворочу! Вон, развалились… – Он кивнул на студентов. – Поотрастили лохмы да бороды и горланят! Уважения никакого… Его бы, дьявола, под нулек-то побрить да на лесоповал на годик! Мигом бы очухался. Скучно вишь ему! – передразнил он парня. – Тебе каши березовой – ты бы всю скуку позабыл…
– Вспотел ты, что ли, папаша? – ошалело спросил парень.
– Я те вспотею, сопля зеленая! – Лысый побагровел. – Я тебе в отцы гожусь, а ты мне тычешь? От горшка два вершка, а туда же, рассуждать лезет… Бардак развели, а с ними все цацкаются!
– А ну, вали отсюда, падаль, – негромко сказал чубатый и взял пустую кружку. – Да пошустрей.
Лысый вскочил и отбежал на шаг.
– Ты у меня пятнадцать суток схлопочешь, бандитская морда! – пообещал он. – Слыхал, старшина? Чего ты сидишь?
Милиционер отодвинул пустую тарелку, встал, натянул фуражку. Он кивнул Илье и, озабоченно глядя на парней, сказал им:
– Вы тут поглядите, ребята, чтоб никто не нарушал. Мне на дежурство…
Вслед ему грянул хохот.
Лысый оторопел на секунду, схватил шляпу и кинулся к дверям, а за ним и его собутыльник.
Тут Илья увидел, что у входа стоит Саша и, щурясь от дыма, оглядывает столики.
Он подошел к ней:
– Ты как сюда попала?
– На помеле, – сказала Саша.
На них смотрели со всех сторон. Илья слегка растерялся.
– Понятно. – Он неуверенно усмехнулся. – Пойдем домой?
– Иди. – Она пожала плечом. – Я хочу посидеть.
Илья взял ее под руку и подвел к столику.
– Знакомьтесь. Это Саша, моя жена.
– Леша, – представился чубатый.
– Василий.
– Пива хочешь? – спросил Илья.
Она кивнула.
Пока Илья ходил за пивом, на свободный стул уселся дед со стаканом чаю. Он расколупал крутое яйцо и, сняв шапку, приступил к еде.
