Сергей Каратов - Тайны тринадцатой жизни
О, Вавилон, – стал читать свои стихи Владлен, – среди твоих химер
Жил и творил поэт Антрахамер.
Взор устремлял он, стоя на скале,
К светилам, приближавшимся к земле.
Пьер, когда рождались мои стихи, мир рефлексировал, но уже начинал осознать единство человеческой истории. Именно в зоне осевого времени и появляется современный тип человека, задумавшийся над тем, что такое зло, смерть, в чём смысл бытия? Тогда люди тянулись к познанию, к желанию совершенствовать окружающее духовное пространство. Ныне человечество зашло в тупик, оно перестало отличать истинные ценности, на которых взрастали высокая нравственность, искусство, философия. Именно поэтому необходимо вернуть мои стихи, которые дадут подсказку людям, как быть и куда идти в правильном направлении.
– А что же твои друзья теперь не захотят податься с тобой в дальние страны?
– Нет, Пьер, все они обрели то, к чему стремились, и теперь их интересы замкнулись у кого – на женщинах, у кого – на богатстве, у кого – на новой престижной работе. Короток век человека, и у него нет возможности постоянно скитаться по свету, у него есть очерченный круг обязанностей, который даже не хочу упоминать, чтобы не впасть в банальность.
Мои друзья – вполне земные люди, и я не могу осуждать их за желание бросить якорь и обрести покой.
– Но ты же тоже нашёл свою Вику, то есть Сильфиду. Почему же ты не хочешь осчастливить её и взять с собой?
– Едва ли для взрослой девушки такие путешествия покажутся уместными. Скорее всего, ей захочется так же, как и подруге моего товарища Оси, завести свой уютный угол в центре Старой Качели, где-нибудь на купеческой улице, скажем, как на этой, Гороховой. А я бы для неё сделался удобным мужем, не гуляющим ночами по кабакам и поэтическим тусовкам, вовремя приносящим приличные деньги, жаждущим детей. Но у меня есть мечта, и она важнее всего, потому что творчество вечно. Что касается любви, то даже самая её романтичная модель при столкновении с обыденностью, становится привычной и мало чем отличающейся от семейных взаимоотношений тысяч других людей.
– А друзья знают о твоих дальнейших планах?
– Отчасти я уже высказывался по поводу возможных поисков моих стихов. Но конкретно я никого не стал загружать размышлениями на тему, какой надо делать выбор? Попросту говоря, я не хочу их расстраивать.
Пьер, все наши мечты, желания, пристрастия ещё остаются с нами, а вот наши друзья тихо и незаметно растворяются во времени.
Проводы
Когда все собрались провожать Смычкина в далёкую страну, на месте которой, когда-то находилась родина Владлена, то есть родина вавилонского поэта Антрахамера, первым пришёл Гарик Закирьянович. Смычкин в тонкой ветровке поёживался от вечерней прохлады. Среди собравшихся оказались тётка Руфима с подругой Граней из Осьмушки, которые знали массу забавных историй про Пихенько, пришёл сам Пихенько с женой Аней. За отъезд решили выпить, налили и тёткам. Подруги выпили по пластиковому стакану вишнёвой наливки и закурили старинные папиросы «ДУКАТ».
Руфима оглядела собравшихся друзей Смычкина, посмотрела на Жоржа и предложила рассказ про своего любимого земляка. Пихенько и сам сел поблизости и стал слушать, что про него сплетничают эти божьи одуванчики – осьмушкинские старушки. Внезапно Руфиму прервал Уклейкин:
– Бабоньки, вы рассказывайте другие истории, а эту знаю я один, потому что брат Пихенько только со мной делился по части его научных опытов, не так ли, дорогой Жорж? Вот послушайте:
Эликсир жизни
«В детстве Пихенько решил открыть чудо-эликсир. Его не устраивала перспектива, которую он наблюдал повсеместно: живут люди трудно, с вечной заботой о хлебе насущном, в борьбе с болезнями, а в довершение всего ещё и мало. Он настроился на поиски заветного эликсира, который бы обеспечил ему долгую, а за счёт реализации открытого им снадобья ещё и беспечную, обеспеченную жизнь. Под словом „беспечную“ он понимал жизнь без печи в доме, которую надо было постоянно топить, чтобы обогреваться и готовить пищу. Сколько сил и времени уходит только на заготовку дров, пропади оно пропадом. Он хотел жить, как городские, чтобы тепло, светло, и мухи не доставали. Словом, планы у Пихенько были самые, что ни на есть простые и понятные каждому старокачельцу. Оставалось начать с малого – с приготовления эликсира. Для этого он стал собирать всё, что способно растворяться в воде: соль, сахар, соду, лимонную кислоту, ванильный порошок, пищевые красители, марганец. Когда в доме больше не оказалось ничего пригодного для его раствора, то он на уроке химии разжился у преподавателя различными химическими реактивами: спиртом, кислотами, калием и натрием, хранящимися только в керосине. Видя, что в его сосуде происходят какие-то реакции, он с каждым разом всё осторожнее добавлял очередную порцию нового препарата. По замыслу Пихенько эликсир должен был представлять из себя абсолютно прозрачную жидкость, которую он намеревался получить с помощью самогонного аппарата, о котором заранее похлопотал, обратившись за помощью к деду. Дед Марк согласился, потому что внук пообещал ему первому удлинить жизнь. Вторая на очереди была его бабушка, у которой, собственно, и пришлось выторговывать самогонный аппарат. Но пока „бражка“ ещё никак не хотела доходить до нужной кондиции, где чистая маслянистая жидкость держится наверху, а на дне лежит густой коричневый осадок. Именно таким была описана в древней книге предпоследняя стадия заветного эликсира. А последняя его консистенция – кристальная чистота за счёт прогона сквозь аппарат. Для готовности явно недоставало чего-то ещё. Пихенько ломал голову, снова и снова перечитывал старую книгу по алхимии, ездил на велосипеде по всем окрестным магазинам, где можно найти хоть что-то, пригодное для раствора. Скажем, те же удобрения, жидкости для борьбы с вредителями, ацетон и раствор аммиака. Наконец, с завода „Карбон“ ему принесли спичечный коробок селитры из кузовного цеха, в котором закаливали пружины, и два пузырька с реактивными жидкостями из гальванического цеха. После добавления указанных компонентов цвет раствора сделался каким-то особенно угрожающим. Казалось, вместе с появлением этой рыжей пены неминуемо раздастся взрыв и всё вокруг покроется ядовитым туманом, от которого дом почернеет и облезет окончательно. Вымрут все насекомые, и даже неистребимые клопы на этот раз ни за что не выживут…
Никак не удавалось Жоржу получить ожидаемый исходный состав жидкости в своей огромной прозрачной бутыли, именуемой „четвертью“. Такие бутыли давно уже не производились в Старой Качели. Досталась она ему от тёти, исключительно для проведения химических экспериментов. Тётя Оня была молодой учительницей. В тот день у неё как раз собрались её подружки, тоже молодые учительницы, которые устроили пир. Мужчин среди них не было, а юному химику ещё со двора было слышно, что в доме стоит гул от всеобщего веселья. Когда он вошёл в сени, то услышал радостный возглас одной из учительниц:
– Девоньки, мы с вами четверть закончили. Предлагаю выпить за это!
И девоньки выпили остатки разлитого по бокалам самодельного вина, после чего дружно принялись, кто чем закусывать смородиновую наливку, которую тётя Оня сама готовила в трёхлитровой бутыли, привязывая на горлышко тонкую резиновую перчатку. Когда они увидели Жоржа, тут же начали угощать его сыром, пирожками, колбасой, салатом. Увидев, что бутыль освободилась, Жорж стал выманивать её у своей тёти. Она бы ни в какую не согласилась отдать такую удобную и памятную ей бутыль, сохранившуюся в доме с давних времён, но Жоржу помогли её подруги по работе. Юноша никогда не видел своих учителей в таком виде, и ему было любопытно побыть с ними подольше. Они, изрядно захмелевшие, наперебой стали нахваливать юношу, тиская его и приговаривая:
– Оня, посмотри, какой хороший мальчик просит тебя! Отдай ты ему эту бутыль, может, он открытие совершит, а ты его таланты зарываешь из-за какой-то посудины.
Тётя Оня жила на соседней улице и упорный Пихенько вскопал огород под морковь, капусту и свёклу, а ещё две недели пас её коз, чтобы получить заветный сосуд.
Теперь этот сосуд наполнился. Разве что могло в него войти не более тридцати граммов недостающей щёлочи и десяти граммов глицерина.
И вот свершилось: наутро Пихенько сразу же бросился к бутыли, которую теперь держал в углу дровяного сарая, где никто не ходил, никакие топоры и лопаты не ставил. Даже невооружённым глазом было видно, что искомая консистенция была получена.
Вечером того же дня Пихенько вместе с дедом Марком смонтировали самогонный аппарат, залили в него процеженную маслянистую жидкость и развели огонь под котлом. Делали они это на огороде, подальше от подворья: вдруг рванёт при нагреве. Дед хотя и не совсем доверял опытам внука, но всё-таки какая-то надежда на продление жизни в нём теплилась. Баба Феня, в отличие от деда, сразу сказала, что ничего путного из этих опытов у них не получится. Она углядела в этом некий сатанинский промысел.
