Аякко Стамм - Право на безумие
Обращение «милый» и сразу же, с первых слов приглашение в гости незнакомого человека недвусмысленно указывали на характер занятия этой «девочки». И хотя Пётр Андреевич ни о чём таком сейчас не думал, не предполагал даже, но контакт уже установлен, и терять его на самом подходе было глупо.
– Диктуй адрес. Я сейчас приеду.
Уже смеркалось, когда Пётр Андреевич въехал в маленький, уютный московский дворик, в котором оказалось на удивление много свободных парковочных мест. Вокруг всё было тихо, спокойно, даже патриархально, словно в забытьи старой лубочной провинции. Даже не верилось, не хотелось верить, что в каких-то тридцати метрах отсюда гудит, зудит, свербит и чешется по оголённым нервам души сумасшедшая, обезумевшая Москва. Но в то же время нигде не видно было обветшалости, запущенности российской периферии, в которой ещё можно жить, но мечтать, строить какие-то планы на будущее уже невозможно. Ощущалось дыхание маленького европейского городка, тихого и уютного. «Странно… – подумал Берзин. – Будто и не Москва вовсе. Неужели такое бывает… у нас?»
Он удобно припарковал свой Мерседес, поставил его под охрану и вошёл в подъезд. Нужная квартира была на втором этаже, Пётр Андреевич поднялся по лестнице, с интересом осмотрел белую, с цветным витражиком в центре дверь и нажал на кнопку звонка. Через пару секунд послышался звук открываемого замка – его явно ждали здесь, – дверь раскрылась…
Пётр Андреевич остолбенел, будто увидел призрак… В дверном проёме стояла едва одетая, в одном лёгком, прозрачном пеньюарчике, сквозь который просматривались лишь тоненькие ниточки трусиков… Белла…
Это была она… Та самая черноволосая красавица, которая тринадцать лет назад случайно ли, нарочно ли зашла в их с Аскольдом купе. Она нисколько не изменилась, тринадцать лет прошли для неё незаметно, ничуть не задели её – всё так же хороша, всё так же свежа, а в таком, с позволения сказать, наряде просто обворожительна.
Должно быть, Пётр Андреевич выглядел теперь чрезвычайно глупо, таращась на женщину круглыми, выпученными глазами, а в полуоткрытом рту повисло, замерло дежурное приветствие. Красавица улыбнулась – ей явно была приятна такая реакция – и сделала шаг в сторону, пропуская гостя внутрь.
– Приветик, милый, я ждала тебя с нетерпением, – пропел нежный девичий голосок, – проходи,… вот тапки…
Берзин оправился от столбняка и вошёл. Что-то было не так,… он не сразу понял, что… Голос… Вроде, голос не тот… не Беллы,… кажется, у той был несколько иной тембр голоса… и мимика… движение губ при разговоре. Но это же было тринадцать лет назад… и мельком. Пётр Андреевич мог ошибиться. Он разулся, надел тапки и пристально посмотрел в лицо «девочке». На вид ей было что-то около сорока, даже меньше… Да, не девочка… но выглядит прекрасно! Столько же примерно было и Белле тогда… Но тогда! Тринадцать лет прошло! Время не могло её так пощадить! Это невозможно.
– Проходи в комнату, милый, располагайся, – Инга несколько засмущалась столь пристальным рассматриванием себя, будто акт соития уже начался прямо с порога. Но тут же взяла себя в руки, ведь это её работа. – Ванна тут, там полотенце и всё, что нужно… Чай? Кофе?
Пётр Андреевич прошёл в комнату с огромной кроватью и остановился посередине.
– Чай… – ответил он смущённо, чувствуя себя всё ещё не в своей тарелке. – Лучше чай. Мне кофе на ночь уже вредно.
– Хорошо, милый… Располагайся, сходи пока в ванну, а я сейчас принесу чай.
Она вышла, облегчённо вздохнув, освобождаясь от пристального рассматривания Берзина. Он остался один. Ни в какую ванну, естественно, не пошёл, а присел на стул возле крохотного журнального столика и задумался. Всего нескольких минут общения с Ингой оказалось вполне достаточно, чтобы понять – он обознался, это не Белла. Совершенно не её голос, мимика, манера вести разговор, возраст (всё-таки тринадцать лет не могли пройти даром) … К тому же эта женщина его совсем не узнала, хотя Белла должна была узнать,… он же её узнал. Но хороша… правда, хороша… до чрезвычайности хороша! Теперь понятно, почему эта Инга оказалась в телефонной книжке Аскольда…
Они как-то говорили, обменивались своими воззрениями и отношениями к женщинам этого рода занятий. Богатов не выказывал никакого презрения или высокомерия по отношения к ним, но определённо и недвусмысленно дал понять, что контакт с проституткой не приносит ему никакого, даже физического, плотского удовлетворения. И дело всё отнюдь не в отсутствии любви… Для неё это работа, обыденность, пусть даже искусное, но всё равно бесстрастное, чисто механическое воспроизведение определённых, весьма определённых действий и движений без души и вдохновения. Такой секс Аскольд называл онанизмом, в котором женщина играет роль правой руки – унизительную для себя и для партнёра роль… Но Инга… Инга это совсем другое дело. «Боже мой, как она похожа на Беллу! Ну, точная её копия! Или всё же… Белла?»
«Девочка» впорхнула в комнату, держа в руках поднос с двумя чашками «пакетного» чая, легко, на стройных длинных ножках подплыла к мужчине и, нагнувшись, определила поднос на столик. При этом её пеньюар непринуждённо распахнулся, оголив две маленькие, аккуратные грудки. От Инги повеяло нежным, лёгким ароматом, не сладко-приторным, но весенне-цитрусовым, возбуждающим и будоражащим все юношеские инстинкты. «Невозможно работать», – подумал про себя Пётр Андреевич.
– Милый, а почему ты не идёшь в ванну? – пропел ангельский голосок. – Ты хочешь, чтобы я сама тебя раздела?
Она присела к нему на колени и лёгким, непринуждённым движением смахнула с плеч пиджак. При этом нос Петра Андреевича как раз попал в ложбинку между двумя аккуратными холмиками…
– Подождите, Инга, – с трудом остановил её Берзин. – Я к вам совсем по другому поводу… Вы абсолютно не помните меня?
Вопрос этот он задал на всякий случай, чтобы окончательно удостовериться в своей ошибке. Она поднялась с его колен, отошла на пару шагов и встала Афродитой, прикрывая правой рукой грудь. Такая инстинктивная девичья стыдливость покорила, и Пётр Андреевич на мгновение даже пожалел о том, что на работе. Но только на мгновение.
– Я не знаю… – сказала она неуверенно, – но мне кажется,… мы не встречались… – женщина пристальнее всмотрелась в лицо мужчины, и во взгляде её отразилось беспокойство, – нет, я вас раньше не видела…
– Вы не волнуйтесь, Инга, – поспешил успокоить её Пётр Андреевич, – я вас долго не задержу. И визит свой, естественно, оплачу. Мне от вас другое нужно.
Женщина вдруг заметно расслабилась, будто сообразила что-то, улыбнулась понимающе и, как бы извиняясь за свою непонятливость, затем подошла к CD-проигрывателю и включила негромко расслабляющую музыку. Потом вышла на середину комнаты и легким, почти незаметным движением сбросила пеньюар.
– Нет, нет… – слегка оскорбившись, поспешил остановить её Берзин. – Вовсе не это. Вы не так меня поняли. Мне поговорить с вами нужно… И… оденьтесь пожалуйста,… разговор серьёзный.
Инга, прикрыв руками грудь, выскочила из комнаты. Но уже через несколько секунд вернулась в ярком халатике с драконами. Пётр Андреевич, пока её не было, вытащил из «своей» чашки чайный пакетик, размешал сахар и отпил маленький глоток. Женщина, присев на край кровати, сделала то же самое и приготовилась слушать.
Пётр Андреевич достал из внутреннего кармана пиджака фотографию Аскольда и протянул ей.
– Скажите, Инга, – спросил он как можно мягче и доверительнее, – вам знаком этот человек?
Домой Пётр Андреевич вернулся около полуночи. Супруга, приехавшая с дачи много раньше, не особо удивилась отсутствию мужа, она знала и давно уже привыкла к часто перегруженному, ненормированному рабочему дню Берзина. Но волновалась… всё-таки воскресенье. Впрочем, названивать и отвлекать его не стала, надеясь, что он сам вскоре приедет и всё объяснит. Так и произошло. Пётр Андреевич вошёл в дом уставший, измотанный, но по едва заметным, хорошо знакомым ей признакам, удовлетворённый.
– Нури убита… – заявил он с порога.
– Как?! – не поверила своим ушам женщина.
– Насмерть… – в своей манере ответил мужчина. – Её нашли сегодня рано утром в Серебряном Бору изнасилованной, избитой и удушенной.
– Какой ужас! – женщина никак не могла принять услышанное, она очень хорошо относилась к Нюре, по-своему любила и была ей сугубо признательна за уход и искреннюю заботу о маме и свекрови. – Не может быть!
– Может… потому что так оно и есть на самом деле, – Пётр Андреевич зашёл в гостиную и упал на диван. – Подозревают Аскольда. Он арестован, под следствием. Я буду его защищать.