Галия Мавлютова - Моя еврейская бабушка (сборник)
Сырец пытался вспомнить последовательность действий напавших, но память упорно возвращала его именно к тем событиям, что сложились у него в голове после случившегося. Картинки были разными, но суть оставалась той же. Сырец читал обвинительное заключение и плакал. Вся его жизнь вместе с радостями и горем, лишениями и страданиями, предстала перед ним на шестидесяти страницах, изложенная казенным скучным языком. Володя вытер слезы и продолжил ознакомление, стараясь не пропустить ни слова из обвинительного заключения: «Иванов при неустановленных обстоятельствах поручил Коржикову избить родного брата Сырца B.C. – Сырца Я.С. Иванов установил адрес, по которому проживает Сырец Я.С, его телефон и передал эти сведения Коржикову. Коржиков предложил Сосункову совместно с ним избить Сырца Я.С, пообещав заплатить 500 долларов США. Тем самым привлек его к участию в организованной группе. О вымогательстве денег у Сырца B.C. Коржиков Сосункову не рассказывал. Вдвоем они прибыли на место жительства Сырца Я.С. и проследили, когда он уходит на работу. Около 08 часов 30 минут в подъезде, где проживает Сырец Я.С. между первым и вторым этажами Коржиков напал на последнего, сбил с ног, и совместно с Сосунковым нанесли потерпевшему не менее шести ударов по лицу и различным частям тела, причинив закрытую черепно-мозговую травму, сотрясения головного мозга с значительными клиническими проявлениями при наличии ушибленной раны лица слева в надбровно-височной области, гематом век обоих глаз с кровоизлиянием под конъюктиву в оба глазных яблока, что повлекло за собой длительное расстройство здоровья.
В период с декабря по февраль Черепков при неустановленных обстоятельствах изготовил из похищенного у Сырца B.C. охотничьего ружья «Зауэр» обрез и хранил его в квартире своей сожительницы.
После задержания Черепкова, Чайкина, Иванова, Коржикова и Сосункова, всяческие действия в отношении Сырца B.C., направленные на вымогательство у него 60 тысяч долларов США, полностью прекратились».
Сырец недоуменно поднял глаза на Коренева. А кто предатель? И где деньги? У кого?
– Сырец, я все понимаю, в обвинительном сказано, что «Иванов получил информацию от неустановленного источника», но мы установили этот источник. Он к вам имеет косвенное отношение. К тому же, он мертв, – сказал Коренев, продолжая что-то писать.
– Так кто это был? – сказал Сырец, злясь на Коренева за его равнодушие. Для Володи наступила ответственная минута, сейчас он узнает, кто его предал.
– Это был Зураб, грузин, наркоман, его убили за долги, – сказал Коренев, нехотя отрываясь от написания бумаг, – он задолжал сбытчикам за наркоту, вот его и отправили на тот свет. По этому факту возбуждено уголовное дело. Когда-то Зураб приходил к вам, угрожал, но вы его выгнали. Об этом он успел рассказать Иванову. Кстати, он же сообщил ему номера и реквизиты вашей автомашины, назвал приблизительный адрес проживания. Черепков когда-то работал в милиции, и он быстро установил место вашей регистрации. Всю основную работу по установлению ваших данных сделал именно он. Зоя опознала его. Черепков трижды снимал маску в гараже. Она его запомнила. В момент нападения он был в милицейских брюках. К счастью, за год до совершения преступления он был уволен из органов. Вот и все чудеса в решете!
– Абсурд какой-то, – пробормотал Сырец. Он был готов ко всему, но то, что услышал, не входило ни в какие ворота. Черепков – бывший мент. В гараже зачем-то снимал маску. Кто может угадать – зачем он это делал? А кто такой Зураб? Зураб-Зураб, ах, да, это тот самый грузин, он приходил в автохозяйство наниматься на работу. А когда Сырец отказал ему в трудоустройстве, Зураб стал угрожать.
– Любое преступление абсурдно, Сырец, вам ли это не знать, – сказал Коренев, и подошел к чайному столику, – хотите чаю?
– Да нет, не хочу, – сердито буркнул Сырец, – а деньги мои где? У кого?
Если его сдал Зураб, тогда откуда эти ребята узнали про деньги в антресолях?
– Неизвестно, Черепков и его команда не взяли на себя грабеж в отношении Аркадия Лаща. Они сознались во всех преступлениях, но от 60 тысяч отреклись. Думаю, что они боятся конфискации имущества. Завтра состоится суд. Сырец, вы готовы выступить?
В кабинете Коренева было тепло и уютно. Исходил паром чайник, на столике темнели чашки с заваренным чаем, в центре стояла баночка с вареньем и вазочка с печеньем. Как-то совсем по-домашнему устроился боевой полковник Коренев. Сырец был наслышан о его героических подвигах в Чечне.
– Выступлю, почему не выступить, – сказал Сырец, с отвращением глядя на чашку с чаем. У него пропал аппетит, он не мог бы сейчас проглотить даже глоток воды.
– Тогда, до завтра, Сырец, надеюсь, я вам больше не понадоблюсь, – улыбаясь, сказал Коренев, с удовольствием прихлебывая горячий чай.
– Надеюсь, что нет, Валентин Юрьевич, спасибо за помощь, мне без вас пришлось бы туго, – проскрипел Сырец, у него, как обычно бывало в трудных ситуациях, пропал голос, – вот, я принес вам все, что у меня есть.
Сырец вытащил из грудного кармана небольшую пачечку, завернутую в тетрадный листок.
– Здесь тысяча долларов, больше у меня ничего нет, – смущенно сказал Сырец, изнывая от ощущения собственной ничтожности.
Эти деньги он доставал трудно. Пришел в «крышу», решительной походкой прошел к столу, выключил монитор с «косынкой», и сказал, обращаясь к самому главному: «Дайте денег, сколько можете! Мне позарез надо». Сначала все онемели, потом переглянулись. В конце концов, «крыша» покряхтела, покрутила носами, но, вспомнив, сколько денег высосала когда-то из Сырца, скинулась и набрала ему тысячу долларов.
– Штуки хватит? – деловито спросил главный. – Отдашь, когда сможешь.
Главный не надеялся на возврат денег, понимая, что это небольшая плата за бездеятельность «крыши». Они откупились от Сырца, в глубине души радуясь, что отделались от него с минимальными затратами.
– Сырец, вы неисправимы, – засмеялся Коренев, – мне не нужны ваши деньги. Оставьте себе, они вам еще пригодятся.
Сырец стоял с протянутой рукой, стискивая побелевшими пальцами тощую пачечку долларов.
– Почему вы мне помогаете? – спросил он, не зная, что делать с руками. – Я же еврей.
– А вы что, стесняетесь, что вы еврей? – спросил Коренев с нескрываемым интересом.
– Мне фиолетово, кто я, только меня бесит, когда кто-нибудь произносит слово «еврей», оно звучит как нецензурная брань вперемешку с похабщиной, – не смог сдержаться Сырец, он-то знал, чего ему стоила его национальность. Ее все ругают, она всех интересует, все над ней смеются. Но многие это делают исподтишка.
– Н-не знаю, никогда не думал над этим, – пожал плечами Коренев, разглядывая руки Сырца.
Володя тоже посмотрел на свои руки, они мешали ему. Спрятать деньги в карман? Неловко как-то. Положить на стол? Страшно. Сразу заберут, посадят в камеру. Коренев продолжал улыбаться, наблюдая за Сырцом, будто ждал от него еще каких-нибудь выходок.
– Вы же антисемит? Вы не любите евреев, – сказал Сырец, преодолев, наконец, робость.
Володя намеренно спокойно сунул руку во внутренний карман пиджака и положил в него деньги.
– А почему я должен их любить? – пожал плечами Коренев. – Главное, что я их не ненавижу. В этом вся суть наших взаимоотношений. Люди должны помогать друг другу, невзирая на национальные различия. Вы ведь неплохой человек, Сырец. Только запутались немного в жизни, ведь правда?
Сырец молча кивнул, мол, правда, есть такое дело, я запутался в трех соснах. Ощущать себя евреем внутри и быть хорошим человеком снаружи – понятия несовместимые. Их сложно составить в одно целое. С одной стороны, в Сырце живет его отец Соломон вкупе с его религиозными постулатами, с другой – Сырец является свободным художником. И ни от одной из сторон он не желает отказываться.
– Было бы предложено, – сказал Сырец, прощаясь.
– Что вы будете делать, Сырец? – крикнул ему в спину Коренев.
– Буду жить дальше, – сердито буркнул Володя и закрыл за собой дверь.
Потом они не встречались. Иногда Сырец с благодарностью вспоминал Коренева, но никогда ему больше не звонил.
На суде ему дали слово. Сырец встал и посмотрел на судью, но она не глядела в его сторону. Она всего лишь выполняла формальности. Внешне она напомнила ему судью из Невского районного суда, такая же продолговатая, как сухая осина, с тонкими шелестящими пальцами вместо высохших веток.
– Ваша честь, – сказал Сырец, обращаясь в сторону обвиняющей стороны, – отпустите их. Они не ведали, что творили. Я лично их прощаю. У меня нет к ним претензий.
Все пятеро за барьером хором ахнули. Сырец передернулся. Заключенные все делают сообща. Это он уже проходил.
– Ваша честь, я не хочу, чтобы вы загубили их молодость, – продолжал Сырец, глядя на прокурора, – они еще молоды. Когда-нибудь они поймут, что чужие деньги не приносят счастья. Это плохие деньги. Потому что, они – чужие!
