Каринэ Фолиянц - Серафима прекрасная
Однажды Валя позвонила Ире с просьбой встретиться и поговорить. Девушка обняла родную мать и, сияя, сказала ей:
– Мама, я беременна.
– Ох. – Ира села на скамейку.
Вечером Ира рассказала об этом доктору Мюллеру. Тот утешил ее:
– Ничего страшного не произошло, дети полюбили друг друга, это хорошо.
– А что мы скажем Серафиме? Ведь она оставила ее у нас учиться.
Вопрос повис в воздухе.
Валя решила сама все рассказать Димке, который уже учился в городе. Набралась мужества и позвонила ему. Ведь так честнее.
Ночью в квартире архитектора раздался звонок. Звонили из скорой. Молодой человек пытался покончить с собой. В его паспорте нашли визитку Василия Аркадьевича, вот и дали ему знать.
Василий Аркадьевич немедленно помчался в больницу.
– За любовь надо бороться, а ты просто сложил лапы, – укорял он пришедшего в себя Димку. – Нет тебе прощения за твой идиотский поступок! Погоди, много еще воды утечет, многое переменится, посмотрим еще кто кого! – ободрял он юношу.
За свою любовь боролась и актриса Елена Гремина. Она знала, что слабое место Андрея – поэзия. Вечером на даче, сидя у камина, Лена вполголоса читала ему стихи, и он слушал.
– Послушайте, я похожа на вашу жену? – вдруг спросила она.
– Нет, совсем не похожа, – честно признался Короленко.
– Я лучше ее или хуже? – шла ва-банк Лена.
– Не хуже и не лучше, вы просто другая.
– Я смотрю на вас, и мне иногда просто хочется плакать от бессилия, я ничего не значу в вашей жизни.
Лена действительно расплакалась. Короленко всегда боялся женских слез. В этот момент зазвонил телефон, это была Серафима.
Андрей Николаевич впервые не ответил на звонок жены.
* * *Мария Ивановна и Василий Аркадьевич приехали к Симе, рассказали про Димку. Серафима осерчала:
– Ишь чего удумал! Пусть в армию идет, дурь-то из башки быстро выветрится.
Мария Ивановна резонно заметила, что Ваня, например, все свои дурацкие поступки совершил после армии.
– Тоже верно, – вздохнула Сима, – зато теперь у меня с ним никаких проблем, а вот с Валей, похоже, только начинаются.
С чего это Димка такое учудил, не иначе как поругался с ней! Архитектор проболтался:
– Так ведь беременна твоя дочка от немецкого юноши, вот уж три месяца.
У Серафимы ноги подкосились.
Мария Ивановна утешала ее:
– Сима, это ее выбор!
Сима дозвонилась дочери. Девушка сказала, что любит Вильгельма и пока домой возвращаться не собирается. Сима просила ее, уговаривала – бесполезно. У Вали был Симин упрямый характер.
А Вильгельм пришел к отцу просить благословения на брак. Мудрый Мюллер заметил:
– Вы еще пока молоды, посмотрим, как у вас сложится, поживите пока просто вместе, одна просьба – вернитесь домой.
Беременная Валя и Вильгельм вернулись в дом Мюллера.
Одному Богу известно, как переживала Сима за дочку. Но ничего не попишешь. Таков ее выбор.
– Да когда же ты научишься смиряться? – корила ее бывшая учительница.
– Горбатого могила исправит, – пробубнила Сима.
– А себя-то в ее годы вспомни, много ль ты спрашивала, когда от Вити забеременела?
Но Сима стояла на своем – пусть дочь вернется!
– Не вернется она, вы обе как две капли воды, – вздохнула Мария Ивановна, – упрямицы. Так и будете упрямством мериться? Ну не только ж борьба жизнь, но еще и согласие.
Чтобы отвлечь Симу от грустных мыслей, они с мужем привезли к ней на ферму Анечку, свою приемную дочь.
– У тебя пара коттеджей пустует, пусть тут детдомовские ребята поживут летом, – предложил Василий Аркадьевич.
– Вот я дура. Не догадалась сама, – спохватилась Сима, – ну конечно!
Сима привезла из детского дома целый выводок ребятишек. Образовался лагерь труда и отдыха. Она отпаивала ребят кумысом, учила работе с лошадьми.
Среди всех детдомовских только один мальчик не шел на контакт – четырнадцатилетний Колька. Детство он провел в деревне, на коне ездил без седла. Шустрый, проворный, но огрызался страшно…
Архитектор с ним пытался поговорить – бесполезно.
– Себе на уме пацанчик, – констатировал Василий Аркадьевич. – Характер кошмарный. Либо далеко шагнет, либо под гору покатится.
– Не трогай его, – возразила Сима, – видно, не сладко жилось ему.
Она много времени уделяла Кольке. Но и с ней он был сдержан.
Архитектор и Мария Ивановна работали летом вместе с детдомовскими ребятами. Так все каникулы и провели на ферме.
Мария Ивановна все спрашивала Симу, почему не едет Андрей. Сима уклончиво отвечала, что он хорошие деньги сейчас зарабатывает, а потому и не дома. Хотя по ночам не спала от беспокойства, и не напрасно.
Елена Гремина, влюбленная в Андрея, решила действовать хитростью, чтобы задержать его в Москве. В ход пошли все старые связи. Она позвонила знакомому продюсеру и рассказала, что есть потрясающий сценарист Андрей Короленко. И убедила того заказать Андрею новый сценарий.
Андрей встретился с продюсером, получил заказ, даже не зная, что ему помогла Лена. Позвонил Серафиме: что делать?
– А нельзя ли тут писать твой сценарий? – спросила жена.
– Понимаешь, тут такие обстоятельства…
Сценарий Андрею заказали про жизнь цирковых артистов. Будучи человеком дотошным, он решил досконально изучить жизнь цирка изнутри.
Елена хлопала в ладоши – еще полгода он будет рядом с ней.
Она уже вылечила ногу, снова снималась и много работала над тем, чтобы плотнее погрузить Андрея в свою жизнь…
У Симы в это время возникли новые неприятности. Один из местных чиновников, огромный дядька со смешной фамилией Махонько, как-то прибыл на ферму.
Как гром средь неба ясного, он появился однажды – большой и вальяжный – и с порога заявил Симе:
– Серафима Ивановна, а вы тут незаконно детский труд используете. Ребята у вас на ферме точно рабы, с утра до ночи работают, непорядок это.
Как ни пыталась Сима ему объяснить, что это детский лагерь труда и отдыха, чиновник был непреклонен. Грозил, что сообщит в высшие инстанции, чуть ли не судом пугал.
Несколько раз Сима пыталась с ним поговорить, но каждый раз натыкалась на стену непонимания.
Андрей в это время с энтузиазмом взялся за новую работу. Ему интересно было приходить в цирк, погружаться в неведомую доселе атмосферу, узнавать новое.
Вечерами к нему приезжала Лена. Вела себя просто как старый друг, но невольно отношения становились все теснее и нежнее. Они уже говорили друг другу «ты».
– Отчего ты так грустен сегодня?
– Лошадей видел на манеже. Заскучал по ферме.
Лена закатила глаза.
– Знаешь, я подумала, хорошо бы, чтобы в твоей новой картине я сыграла главную роль. Ну, например, бывшей цирковой гимнастки. Ты знаешь, а я ведь действительно когда-то поступала в цирковое училище. – И она положила ему руку на плечо…
* * *Полина встретила в Москве Короленко. Он был каким-то растерянным, не смотрел в глаза. Полина позвонила Симе:
– Опять свободу мужику даешь? Тут вокруг него одна актрисуля вертится, судя по всему, не просто так.
Сима вздохнула:
– Да, я чувствую. Только влезать не буду, пусть все будет так, как должно быть.
– С каких пор ты стала фаталисткой?
Сима не ответила.
Виталий, приятель Полины, был в восторге от племенных жеребцов, которых поставляла ему Симина ферма. Лошади приезжали превосходно обученными, выигрывали скачки.
Полина в это время уже переехала к нему, разрешив себе наконец быть счастливой.
И Полина, и Виталий очень переживали за Симу. Тем более что как-то в ресторане они столкнулись с Короленко и Греминой. Опасения Полины, похоже, подтверждались…
Чиновник Махонько планомерно гнобил Симу, писал на нее жалобы, являлся на ферму с проверками.
– Прохода от того Махонько нет, – жаловалась Сима Марии Ивановне. – Вот пойду сама и скажу все, что я о нем думаю.
Сказала – сделала.
Явилась в кабинет к нему и со всей своей прямотой спросила:
– Чего тебе от меня надо? Денег? Или на землю мою заришься?
Уж на что Сима женщина сильная, а тут просто ноги подкосились от его ответа:
– Нравитесь вы мне очень, Серафима Ивановна. Простите, но честно не знаю даже, на какой козе к вам подъехать.
– На козе говоришь? Шел бы ты лесом, Махонько! В своем ли ты уме? У меня же Андрей есть, муж законный. Мы в церкви венчаны.
– Да какой он вам муж, – засмеялся человек-гора. – Захотелось ему деревенской романтики, а теперь, видать, надоело. Вот он у вас полгода-то в Москве и торчит. У меня относительно вас серьезные намерения, Серафима Ивановна.
Не успел Махонько договорить, как заехала ему Серафима прямо по морде и вон из его кабинета.
– Ты горько пожалеешь о том, что сделала! – кричал он ей вслед.
В это же самое время Валечка (животик у нее уже округлился) ругалась с Вильгельмом.
