Виктор Ерофеев - Акимуды
А вот и следующий шаг: сейчас всех разденут, отправят в душ, потом на нары. Душ – вот он, рядом, и некоторые души мужчин и женщин уже стали раздеваться, но тут мы не выдержали. Неужели все взбунтовались? После того как прошли через смертные муки? Количество этих «мы» свелось к двум персонам. Одним был я, другим – актер Никола Бурда.
Мы познакомилсь с ним еще в Шереметьево. В рай тоже летят из Шереметьево. Под видом обычных пассажиров. Через Амстердам. В Амстердаме была остановка на шесть часов. Все остались в аэропорту, а мы сели в такси и поехали в город. В городе Никола Бурда пожелал покурить марихуану:
– Я не знаю, будет ли в раю марихуана.
До этого мы зашли в порношоп, и Бурда купил себе духи. Он хотел, чтобы в раю на него слетались женские души. Он обильно попрыскался, и мы пошли вдоль каналов в поисках марихуаны.
– Смотри, как они сейчас будут липнуть ко мне! – сказал Бурда о женщинах.
Мы вошли в кофешоп. Хозяйка, моложавая полька в черных штанах, предложила нам курево. Мужчины с интересом разглядывали рыжеголового Бурду. Некоторые пытались вступить с ним в разговор, но он не говорил ни на одном иностранном языке. Мужчины трогали Бурду за рубашку, а один даже поцеловал его в шею.
– Чего это они ко мне пристали? – отбивался Бурда от мужчин. – Верно говорят, что здесь все голубые.
– Вам покрепче или нормальные? – спросила хозяйка кофешопа.
Мы взяли покрепче.
– Почему ты пахнешь женщиной? – поинтересовалась Крыся.
– Какой женщиной?
– Ты пахнешь женщиной!
Бурда показал ей заветные духи.
– Это порнодухи для женщин, – прочитала Крыся.
– Как для женщин?
Мы бросились смотреть. Точно! Бурда купил не те духи. Он помчался в туалет стирать запах, но вернулся еще больше пахнущий женщиной. Даже меня сводил с ума этот пряный запах, в парах которого Бурда казался аппетитной рыжей телкой огромных размеров.
Бурда от горя обкурился и позеленел. Зеленый, он сел на порог кофешопа и тупо смотрел на канал. Прошло полчаса – он все смотрел. Я заволновался. Нам нужно было скоро улетать в Панаму – откуда шла отправка на Акимуды, – а Бурда вонял женщиной и был невменяемым. Я не знал, как с ним сладить. Изо рта у него торчал потухший бычок. Расплатившись с Крысей и проклиная все на свете, я потащил Бурду за собой. Я думал: он проветрится. Бурда засунул бычок в карман и стал распевать на весь город громкие песни своего сочинения. Амстердамские прохожие и велосипедисты глядели на нас с подозрением.
Мы час шатались по улицам, пока не наткнулись на музей Ван Гога. Бурду потянуло в музей. Как я его ни удерживал, он был непреклонен. В конце концов, решил я, может быть, он очухается при виде гениальных картин. В музей нас пускать не захотели, но запах женщины, который источал Бурда, склонил охранников в нашу сторону.
Мы вошли в первый зал. Это были черные депрессивные картины. На картинах унылые люди уныло ели картофель. Бурда присмирел от вида картофельной депрессии. Но когда мы двинулись дальше, на нас пролился непонятно откуда взявшийся вангоговский свет. Все преобразилось в один миг. Зал сиял всеми красками. Пораженный обилием света, бурей красок и крушением пессимизма, Бурда кинулся к солнценосной картине, загоготал и в знак восторга ткнул в нее своим прокуренным пальцем. Сначала я увидел перепуганные лица посетителей, и – тут же дико заорала тревога. Звук бесновался, но Бурда стоял перед картиной, ничего не замечая. Его палец упирался в шедевр. На нас бросились полицейские. Нас скрутили. Щелкнули наручники. Нас поволокли в подвальное помещение. Но полицейские тоже купились на запах женщины и смотрели на Бурду с недоумением, переходящим в желание. Воспользовавшись моментом, я попросил встречи с администрацией. Минут через десять к нам в подвал спустился директор музея. Он пригрозил нам долгим тюремным заключением. Я, в свою очередь, стал объяснять ему, что Бурда – великий русский певец, новый Шаляпин, и он не мог не сойти с ума, увидев перед собой произведения своего брата по божьему дару. Директор принюхался к запаху Бурды – такого он еще не нюхал. Его закружил поток фантазий. Через пять минут нас выбросили на улицу.
Я поймал такси и затолкал Бурду в машину. В Схипхол! Водитель недоверчиво осмотрел нас, но повез. В машине Бурда снова провонял. Он еще не отошел от травы и ничего не соображал. Было видно, что Амстердам ему только снится.
– Кто вы? – спросил водитель, подвозя нас к аэропорту. – Я еще никогда не видел такого огромного рыжего трансвестита! У меня от вашего запаха трещит в штанах!
Он потрепал Бурду по щеке.
– Кто я? – раскрыл пасть Бурда. – Я – двенадцать подвигов Геракла!
Вот с этим человеком мы летели на Акимуды.
Среди агентов райской встречи было немало мужчин и женщин, вошедших в роль подонков, но мы выбрали для беседы режиссера по имени Игорь, который восседал за столом и орал на всех подряд.
– Ты чего корчишь из себя начальника концлагеря?
Никола – здоровый мужик; режиссер заморгал.
– Ты понял?
Он моргал, не желая расставаться с властью. Потеряв терпение, я хлопнул его по пальцам крышкой чемодана, куда он складывал ценные вещи, отобранные у нашей группы. Он взвыл:
– Я понял.
Власть переменилась. Бедные тени, отправленные в рай, потянулись к нам за поддержкой. Прожить всю жизнь – и затем подвергаться издевательствам каких-то агентов. Последовали их неуклюжие извинения, обещания, что больше «так не будем».
Тепло вспоминаю участников нашего – да нет, отнюдь не нашего – проекта. Составленная из самых разных людей – разных возрастов, из разных городов, сословий, из разных жизней, – составленная из известных и неизвестных стране лиц, перешедших в мир иной, наша группа нашла общий язык еще в Панаме-сити.
Из-за наплевательского отношения райских приспешников группа свежеумерших душ провела в Панаме-сити несколько дней и сдружилась незаконно: этого райский сценарий не предполагает. Перед отъездом на остров мы даже съездили на Панамский канал, а затем пили в испанском ресторане за то, чтобы не превратиться в подлецов.
Игра «Попади в рай» подразумевает борьбу душ за обретение блаженства. Выбывание людей из кандидатов в рай, которого требует игра для поиска победителей, мы договорились предоставить жребию. У меня сложилось впечатление, что – судя по группе – в нашей стране люди могут договориться между собой, но райские агенты сознательно мешают это сделать.
Помню Люду из военного ведомства, которая помогла мне запаковать рюкзак и засунуть запрещенные в раю доллары и сигареты, вспоминаю юмориста Мишу (его знает страна), дальнобойщика Андрея. Вспоминаю нежную девушку Аню из Саратова – таких бы побольше!
За ночь в пункте Х. участники стали – это так порусски! – буквально родными людьми. Родных людей разбудил в пять тридцать репродуктор, и игра понеслась: приехала ведущая, очень похожая на Ксению Собчак. Она была одета как резиновая кукла: садомазохистский проект определился. Снова были скотовозки – нас повезли на пустынный пляж. Скотовозки застряли в песке – начался очередной ритуал: бесконечное ожидание. Затем – маршбросок по сыпучему песку с рюкзаками: кто придет к вертолету последним – вылетает из игры. Мы с Бурдой пришли намеренно последними – никто не выбыл. Вертолеты перебросили свежие души на ржавую баржу. Как часто бывает в тропиках, вмиг испортилась погода, хлынул ливень – кандидаты в рай промокли до последней нитки.
Надсмотрщики в плащах смотрели на нас равнодушно. Надсмотрщица Татьяна не давала никому спрятаться от дождя. Приплыла на какой-то посудине с гарпуном «Ксюша Собчак», угостила дрожащие души рюмками фруктового сока… Я слышал, что раньше кандидаты в рай прыгали в воду (она там, в пиратском море, теплая, как молоко) и проплывали двести метров с тем, чтобы на берегу первый, прикоснувшийся к древку флага, мог получить символический тотем, дающий ему власть спасать других от исключения из игры. На этот раз кандидат в рай, последним доплывший до берега, оказывался уничтоженной душой, которую ждало превращение в рыбу. Все бросились к берегу, стараясь обогнать друг друга.
Тут мы с Бурдой сказали: хватит! Мы выходим из проекта, унижающего рай! Мы не будем расшвыривать новых друзей, чтобы добежать раньше них! Это невозможно!
Мы сели в лодку и поплыли прочь от позора. На острове, где мы ожидали отлета в Панаму-сити, мы отдыхали в ресторане американца, который здесь прожил последние сорок лет. Своего рода Хемингуэй, только не писатель, а ресторанщик. Появился психолог Кирилл, который пытался убедить нас в том, что мы были неправы. Затем – юный райский продюсер Илья, который запальчиво мне заявил, что он тоже немало сделал в жизни.
– Что же вы сделали?
– Я хорошо учился!
– Да вы не только продюсер, – пожал я плечами, – но и дурак!
Он обиделся.
– Ну вот, сами обижаетесь, как красна девица, а ваши агенты обижают души безнаказанно. Они только перешли рубеж смерти – а с ними играются, не считаясь с годами прожитой жизни. В рай направляют – и по дороге издеваются над душами!
