Олег Михалевич - Форс-мажор. Рассказы
– Что это? – внезапно пересохшими губами спросила она, когда муж открыл дверцу машины.
– Вот это? – переспросил он, поудобней устраиваясь в кресле. – Гм. Понимаешь, не хотелось тебя волновать. Но вчера случилось такое… В общем, – только учти, это очень конфиденциально, никому ни-ни, – позвонили мне вчера из ЦК, срочно попросили посмотреть жену «самого» в их загородном доме. На «Скорой» не поедешь, чтобы кто чего не подумал, а служебные все в разъезде. Рванули мы с медсестрой в Юрмалу на моей, и там, представляешь, собака на дорогу выскочила, я резко свернул, колесо попало в кювет, и мы перевернулись. Медсестра туфлями прямо в потолок уперлась. Слава богу, оба целы остались.
– Надо же, – взволновалась Сонечка, – ты точно никакой травмы не получил? Надо будет тебя сегодня внимательно осмотреть.
И, если и оставался еще у нее на душе груз сомнений, то после «осмотра», а уж муж не подкачал, до сих пор вспомнить приятно, его как ветром сдуло. Почти сдуло.
В семейной жизни у Раевских все складывалось. Дети подрастали, после смерти соседки уважаемому хирургу отписали еще одну комнату, в продаже появилась новая модель автомобилей – «жигули», и Раевские взамен устаревшей «Победы» получили новенькую «копейку». Расстраивали только семейные неурядицы друзей. В «Военторге» обнаружилась крупная недостача. Надя вроде и ни при чем была, но дело оказалось подсудное. Жену прокурора, конечно, из-под обвинения вывели, но семейная жизнь после этого развалилась. До развода не дошло, чтобы не портить карьеру городского прокурора, но сторонние связи он от жены и вовсе перестал скрывать. К этому моменту, правда, и семейные встречи старых друзей резко сошли на нет.
Со временем Михаил Юрьевич несколько раздался вширь, остепенился, пышная шевелюра пошла на убыль, виски пробила седина. Никто, даже недоброжелатели, не решался более называть его «пострелом». Однажды при поездке на Колку на дорогу выскочила собака, доктор Раевский резко свернул, колеса скользнули по неубранному после ремонта щебню, машина слетела с дороги и перевернулась.
Происшествие Сонечка запомнила в мельчайших подробностях. Оба супруга были пристегнуты и, несмотря на неюный уже возраст, почти не пострадали. Оба висели на ремнях головой вниз. Первым ситуацию оценил муж. Он сказал супруге, чтобы она уперлась ногами в потолок, и после этого отстегнул ее ремень, затем сам повторил этот трюк. Дверцы заклинило. Через окна они видели, как немногочисленные машины на дороге чуть притормаживали при виде торчащих вверх колес и проезжали дальше. Мужу удалось открыть со своей стороны окно, Сонечка, по габаритам более приспособленная к перемещению в ограниченном пространстве, переползла через его живот, выбралась в окно, и стала махать проезжающим. Михаила Юрьевича удалось вытащить только с помощью двух крепких мужчин.
Следы от подошв на потолке Сонечка особенно не разглядывала. А вот следы от собственной помады на рубашке мужа в районе живота заметила, они были почти на том же месте, что и после происшествия с «Победой», после чего успокоилась окончательно. Машина, однако, основательно помялась. Механик в автосервисе, при всем уважении к доктору, сказал, что больная реанимации не подлежит. «Копейку» пришлось поменять на появившуюся к тому моменту «шестерку».
При Андропове начались неприятности. От руководителей, а Михаил Юрьевич к тому времени стал заместителем директора, потребовали скромности, надо было отказаться либо от дачи и машины, либо от должности. Прокурор Николай отказался от дачи в Юрмале, а обиженный доктор Раевский от руководящей должности. При Горбачевской перестройке Михаила Юрьевича стали приглашать на операции за рубеж, в семье появилась твердая валюта, и сына отправили учиться в Лондон. Словом, вспомнить было что. Но разве все эти события могли сравниться с поездкой с любимым человеком?
Счастливо улыбаясь, Сонечка откладывает перьевую щеточку, достает из серванта изящные фарфоровые чашечки, сервирует старинный ломберный столик, купленный когда-то в скупке за сущие копейки, достает вишневое варенье из собственных ягод, выросших в саду на Колке, разливает чай из старого чайника со свистком.
– Мне дети электрический чайник подарили, – хвастается Наденька. – Кнопку нажмешь – и все готово.
– У меня, кажется, тоже такой есть. Только не доверяю я этим новинкам, – отмахивается Сонечка и открывает лежащий здесь же на столике альбом для фотографий в потертом кожаном переплете. Перед подругами открывается фото все той же «Победы», на фоне которой, улыбаясь, стоят в обнимку два человека – она и ее муж, молодые и счастливые.
– Видишь, какие раньше вещи делали! – в сотый, наверное, раз с гордостью рассказывает она Наденьке в полной уверенности, что все, что происходило в их жизни, могло быть только с ней и с ее Мишей. – Попали мы раз с мужем в аварию на современной машине, так пришлось ее выкидывать. А вот была когда-то «Победа», перевернулись на ней так, что на потолке мои туфли отпечатались. А на машине – ни одной царапины не оказалось!
Abatap
На Максе была короткая черная кожаная куртка, почти не скрывающая мощную выпуклую грудь, фирменные, с прорехами, джинсы и белоснежные кроссовки. Глаза над твердыми щеками и квадратным подбородком закрывали темные солнечные очки. Женщины в баре смотрели на него неотрывно, мужчины делали вид, что не замечают его присутствия. Но его интересовали не взгляды, а то, что находится за прочно запертой дверью. Прочно для любого другого, но не для Макса…
– Сема, ты слышишь, что я тебе говорю?
– Что ты мне говоришь? – максимально нейтральным, тщательно скрывающим раздражение голосом ответил он, оторвав глаза от экрана компьютера, и повернулся к жене. Надя, в позе крайнего возмущения, то есть уперев руки в широкие бока и выдвинув вперед живот и плечи, стояла в двух шагах от него, и он с сожалением отметил, как мало она походила на красоток из виртуального бара. И без того маленькая, а теперь еще и расползшаяся, как убежавшая из кастрюли манная каша. Хотя три года после рождения ребенка срок вполне достаточный, чтобы привести себя в порядок. Даже щеки выкатили следом за животом наружу, слишком уж мало оставляя пространства для пронзительных, все замечающих глаз-буравчиков.
– Задолбал ты меня своими играми! Говорю ж тебе, уже десятый раз звоню матери, и никто не отвечает. И отец мобильник не берет. Может, случилось что?
– Да что с ними случится! В кино пошли и с телефонов звук сняли или в машине оставили, – успокаиваясь, ответил он и даже повернулся обратно к экрану компьютера, о чем тотчас горько и пожалел.
– Ты что, вообще идиот! – взвизгнула она. – Когда они в кино ходили?! Думаешь, создал красавчика на экране, и сам такой же? Да ты на себя посмотри! Я с часу дня звоню, а сейчас уже одиннадцать вечера! На работе сказали, что ни отец, ни мать даже не появлялись и не звонили. Никогда такого не было.
– Да я-то чего… – Сема с сожалением поднялся с насиженного кресла и направился к вешалке. – Не кричи только, дочку разбудишь. Съездим к ним, проверим. У тебя же ключи есть?
На улице было ветрено. В темноте нападавшая за день листва с шуршанием перемещалась по асфальту, сбивалась у цоколя дома, словно собирая силы для атаки. Сема сел за руль виды видавшей «мазды», вскладчину подаренной их родителями с обеих сторон в честь рождения внучки, жена устроилась рядом на пассажирском сиденье. За всю дорогу из их двухкомнатной серийки в спальном районе Иманта до центра, где жили родители Нади, супруги не проронили ни слова. Сема и сам ощущал беспокойство. Тесть и теща ему нравились, в возрасте были еще активном, на здоровье не жаловались. Раз в неделю теща готовила блины с красной икрой, выставляла малосольного лосося и всевозможные нарезки. С тестем, историком по образованию, говорили о русских былинах. Материально они дочь после свадьбы не поддерживали из-за твердого убеждения, что молодые, чтобы не вырасти комнатными растениями, должны пробивать себе путь в жизни сами. Позиция эта Семена не слишком радовала, но вызывала уважение. Да и в гостях у них он по этой причине чувствовал себя спокойней и уверенней как человек самостоятельный, не приживала какой-нибудь. Что с ними могло произойти?
От тревоги, от давящего молчания Нади у него, судя по всему, поднялось давление и начала болеть голова, он даже подумал, что хорошо бы поменяться с женой местом за рулем, но решил перетерпеть, чтобы не нарваться на новое язвительное высказывание. Благо, по вечернему городу ехать было недолго. Больше занял поиск парковки. В тихом центре в районе дорогих квартир на улицах Алберта и Антонияс обочины были плотно заняты машинами, и найти свободное место удалось только метрах в двухстах от нужного дома.
– Смотри, – указал он на новый Х5 у пятиэтажного особняка с роскошной лепниной, поглазеть на которую каждый день съезжались сотни туристов, привозимых в Ригу паромами линии «Таллинк» – машина их у подъезда, целая, значит, в аварию попасть не могли. Сейчас во всем разберемся.
