Протоиерей Владимир Чугунов - Буря (сборник)
– Хун хо!
– Хо! – вяло отозвался Вася.
И мы выпили. Вернее, что-то растеклось и тут же впиталось в полость языка. Мы и дальше решили общаться по-китайски.
– И-и-и тё? – спросил я.
– Тё! – согласился он.
И мы, покрутив стол, налили и выпили ещё. И ещё раза по четыре или по пять принимались, пока не уделали весь пузырёк.
– Какие ощущения? – спросил я по-русски.
– Ничего!
С обеих сторон Васи сидели Таня со Светой. И Света смотрела хоть и устало, но всё так же внимательно и обворожительно нежно. Не буду врать, меня по-прежнему волновал её взгляд и даже начинал тревожить знакомым сожалением, но я изо всех сил старался изобразить абсолютную независимость и даже полёт, словно я был ещё там, на горе.
«Света, свет», – время от времени всё возникало в моём разгорячённом китайской водкой уме, но я и на этот раз не сумел за вертевшуюся где-то в подсознании мысль ухватиться.
Под нами, то есть под рестораном, находились не просто ювелирный и сувенирный магазин, а магазин-мастерская, где эти сувениры, фарфоровые сервизы и вазы на глазах у посетителей, правда за стеклянной перегородкой, китайские женщины в синих халатах и тёмных платочках расписывали. Магазин был государственный. И мы кое-чего с дочерью, не утерпев, уже цивилизованным образом приобрели.
К вокзалу, ввиду интенсивного из-за выходного дня движения транспорта, подъехали затемно. Дальневосточной делегации до отправления поезда осталось всего полтора часа. Я долго крепился, а потом всё-таки не выдержал и вышел проводить. Дочь осталась в автобусе. Ирина протянула мне руку. Я сказал: «Вы уж извините меня за дерзость». «Да все нарма-альна!» – ответила она, но явно была тронута. Таня протянула мне руку, как протягивают их обычно с какою-то грациозной неловкостью, наклоняя ребром держимую кисть немного вниз, все женщины. Я едва коснулся её руки, Ксения тоже протянул мне руку, потом Валя, и наконец Света. И они уже взялись за чемоданы, когда я попросил Свету на минутку остановиться. Мы остались вдвоём.
Сердце во мне колотилось, как у мальчишки. И тут в голове само собой родилось и тут же слетело с языка:
– Прежде, чем расстаться, хочу сказать вам. Вы для меня, как свет с Востока.
– Ну, во-первых, с Дальнего Востока, а во-вторых, никакой не свет, а просто Света.
– Знаете, о чём я больше всего сожалею?
– И о чём же?
Она всё пыталась и никак не могла превратить наше затянувшееся прощание в забаву.
– Что вы замужем?
– Это кто же вам об этом сказал?
– Ну как… Ребёнок…
– А что, незамужним разве запрещается иметь детей?
– Так вы…
– Све-ета-а! – напомнили о себе стоявшие в десяти шагах подруги.
Я поспешно достав визитку.
– Напиши мне… или позвони… или эсэмэску пришли… – я даже не заметил, что перешёл на «ты», как-то само собой это получилось.
– А надо?
– Это уже не мне решать.
Она вздохнула, покачала головой, взяла визитку и, внимательно посмотрев мне в глаза, сказала:
– Хорошо, я подумаю.
Я вернулся в автобус, как во сне. И как во сне просидел и промолчал всю дорогу. Дочь всё время пути внимательно ко мне присматривалась.
В гостиницу мы прибыли уже около одиннадцати, таким долгим оказался путь по забитому транспортом Пекину, а может быть, потому, что опять пришлось выбираться чуть ли не на окраину, и всё вдоль нескончаемых витрин магазинов. Фруктами, в основном очень крупными персиками, торговали прямо на улице, хотя уже было темно и поздно. Я купил пару за семь юаней, но так и не понял, дорого это или дёшево.
На этот раз отель занимал обычный многоэтажный дом, с рестораном внизу под названием «Сеня». Так же назывался и встроенный в соседний дом магазин. И это оказалось не случайностью: войдя в вестибюль, мы тут же услышали родную речь и увидели родные лица. Даже молодая китайская девушка за стойкой произнесла несколько родных слов: «Пляхатита. Патялиста. Вас номель».
В два часа нам уже предстоял подъём, а в три выезд из гостиницы. Всего за полчаса по ночному Пекину нас обещали доставить до аэропорта. Мы всего-то и успели принять освежающий душ да на пару часов погрузиться в мёртвый сон.
И вот мы уже опять в вестибюле, рядом с нами упакованные в дорогу чемоданы, в специальном чемоданчике камера, штатив.
В половине третьего против стеклянных дверей остановился микроавтобус, из него вышел шофёр и, войдя в вестибюль, глянув на меня, спросил: «Кииф, кииф?» Мы летели именно через Киев, но я всё-таки сообразил, что это не наша машина и отрицательно покачал головой. Микроавтобус отъехал. А без пятнадцати три подъехал старенький, но ухоженный легковой «фольцваген». Из него вышел шофёр и, подойдя к нам с листочком в руках, где были написаны наши имена, помог нам донести и загрузить в багажник вещи. Мы сели в машину. Водитель знаками дал понять, что кто-то ещё должен подойти, и я так понял, что гид. И пока сидели, я успел понаблюдать сцену из тайной жизни ночного Пекина. Кем бы она ни была по национальности, ночную бабочку видно сразу. И появилась она не одна, а в сопровождении молодого человека, который вошёл в гостиницу, а она осталась ждать у подъезда. Через пять минут человек этот, а может быть, уже другой человек вышел, и они, не прикасаясь друг к другу, как ходят только с людьми посторонними, прошли мимо нас и скрылись в темноте двора.
Наконец, подошёл наш гид по имени Саня, и мы двинулись по ночному Пекину. Улицы были пусты и ввиду отсутствия светофоров мы летели без остановок до самого аэропорта.
Подъехали к тому самому терминалу, где по прилёте забрали прибывших из Владивостока.
Гид ввёл нас в здание и, сказав, что ему дальше нельзя, попрощался с нами. По дороге мы успели обменяться визитками.
Далее уже предстояла знакомая канитель по упаковке чемоданов, тут это стоило сто юаней, почти в два раза дороже, чем у нас, затем прохождение через стойки приёма багажа, где нам выдали талоны на посадку, заполнение карточек убытия, щепетильный пограничный контроль (пограничники копались даже в дамских сумочках) и длительное шествие к месту посадки. Можно было не идти, а ехать на горизонтальном эскалаторе, но мы никуда не торопились и не спеша дошли до зала ожидания. Тут ничего подобного нашей беспошлинной торговле не было. На остатки юаней мы выпили по чашке кофе. И, когда пробил час, прошли на посадку в самолёт через такой же, как в Шереметьеве, рукав.
На этот раз самолёт оказался меньших размеров, всего по семь сидений в ряду, три посередине и по два по бокам, экипаж украинский, от которого сразу повеяло родным. Стюардессы прекрасно говорили по-русски, но по громкой связи обращались к пассажирам только на украинском и на английском языках.
Вылетели по местному времени в 6-30, и по местному же прилетели в 10–30, хотя летели на час дольше. На этот раз я перенёс полёт гораздо легче. По прибытии в Киев, буквально за полчаса прошли через стойку перерегистрации и пограничный контроль. Украинский пограничный контроль оказался самым щепетильным: нас не только заставили снять пиджаки, но и обувь, заставив натянуть на носки синенькие больничные бахилы. Посадка была давно объявлена, но мы всё-таки заскочили на пять минут в магазин беспошлинной торговли, чтобы купить на оставшиеся доллары коньяку, ирландского ликёра да коробку шоколадных конфет, дабы восстановить справедливость.
Второй самолёт оказался ещё компактней, всего по три сидения у иллюминаторов. И летели всего час пятнадцать. Приземлились во Внукове. И пока стояли в проходе в очереди на выход из салона самолёта, в голове у меня радостно неслось: «Вот мы и дома!» И пусть даже после Пекина Москва казалась захолустьем, всё-таки это был уже родной, наш собственный «странноприимный дом».
На Курском, в ожидании, «Сапсана», мы поднялись в кафе, которое находилось на балконе. И тут опять… В общем, когда мы подходили к барной стойке, от него отходила молода женщина, но такой удивительной красоты, что я даже от неожиданности опешил. Что-то было схожего в ней со Светой, но только схожего, скажем, в цвете пшеничных волос, серо-голубых глаз, даже в правильных чертах лица и красиво очерченных губ, но это было совершенно другое лицо. Я посторонился и тогда она, слегка нахмурившись, дрогнув бархатными ресницами, прошла мимо, даже на меня не глянув. Она была среднего роста, в перетянутом в узкой талии светлом платье. Но не это было главным. При встрече с подобного рода красотой прежде, в первую очередь я всегда думал, почему принадлежит не мне, и прилагал все усилия, чтобы добиться взаимности. И, когда это удавалось, я очень этим гордился. После женитьбы, ограждаемый соответствующей обстановкой, подобного рода отношения к женской красоте притупилось. Но вот налетела буря, корабль наш потерпел крушение. Увлекаемый обломившейся мачтой, я был низвергнут в пучину. Это неожиданное событие стало, в том числе, причиной пробуждения и этих стихий. И если бы не счастливый случай, никогда бы, наверное, не произошло того, что произошло. Теперь же, прошедшая мимо женщина, чем-то похожая на Свету, посредством своей необыкновенной красоты опять пролила на мою душу свет.
