Роберт Енгибарян - О, Мари!
– А может быть организатором Бифштекс? – внезапно спросила Мари.
– С чего ты вдруг вспомнила этого жулика? Его даже я не боюсь, он фарцовщик, а не бандит. Короче, кто бы ни был, найдем. Если мои ребята отыщут гада раньше, чем славные мои коллеги, уверяю, от всей души угощу его большой порцией мышьяка или дам полкило снотворного – смотря что выберет, я не жадный, – закончил свою зловещую шутку Рафа.
– Гаяне, не бойтесь, он не такой кровожадный, каким хочет показаться, – улыбнулся я. – Что верно, то верно, ко всякой мрази он беспощаден. Но друг непревзойденный, и душа у него добрая. Только вот язык колючий.
* * *– Смотри, как интересно Рафа живет: что ни месяц, то новая девушка. А ты?
– Я старомоден.
– Как-то неубедительно звучит из твоих уст, особенно после того, как отчаянно ты взялся помогать бакинке, – надула губки Мари.
– Тогда сама найди причину.
– Ты хочешь хорошо выучить французский язык и, как только достигнешь своей цели, меня бросишь.
– Каждый раз я удивляюсь, откуда у этой девушки такой феноменальный философский склад ума! – я театрально всплеснул руками.
– Хотя… французский у тебя еще очень далек от совершенства, всей моей жизни еле хватит, чтобы довести его до нужного уровня. Придется, похоже, заниматься с тобой до глубокой старости. Следовательно, я тебе нужна!
– Железная логика! Меня интересует другое: что с твоим отцом? Он какой-то болезненный, издерганный, весь на нервах. Посмотри, какой у него цвет лица, руки дрожат… мне его очень жаль. Еще интересно, что они так бурно и эмоционально обсуждают с Варужаном, а иногда с твоей матерью. При этом от нас стараются скрывать, о чем идет речь.
– Я тоже заметила, и мне это не нравится. Но они меня не посвящают в свои дела.
– Должно быть, это связано с продажей дома, с переездом, мало ли что их сегодня беспокоит. Когда покупатели принесут деньги, дома их не держите, отнесите в банк. У вас законная сделка, бояться нечего. Многим известно, что вы продали дом, мебель и прочее в связи с переездом. Повторяю, будьте осторожны.
* * *– Давид, Сильвия просит тебя к телефону.
– Мам, спроси, что случилось? Если не срочно, я им с работы позвоню.
– Сильвия очень хочет поговорить с тобой до того, как ты уйдешь на работу.
– Слушаю, мадам Сильвия. Что-нибудь случилось с Мари?
– Нет, Давид, все в порядке, просто мне надо срочно поговорить с тобой. Очень прошу, можешь заехать сначала к нам?
– Мадам Сильвия, что-то я беспокоюсь. Позовите Мари к телефону.
– Ты же знаешь, она в это время еще спит.
– Хорошо, скоро буду.
По дороге заехал в прокуратуру, сообщил только что пришедшему на работу секретарю, что задерживаюсь на час, и помчался к Мари. В гостиной нашел во взволнованно-сумасшедшем состоянии мсье Азата, мадам Сильвию и Варужана.
– Давид, прости, что тебя беспокоим, – начал Варужан, – но нам не к кому обратиться. Вопрос к тому же очень деликатный, и только ты можешь нам помочь.
– Где Мари, что с ней?
– Мы бы не хотели, чтобы Мари принимала участие в этом разговоре.
– Тогда я пойду к ней.
– Ну что ты, не беспокойся. Я сейчас приведу ее, – с этими словами мадам Сильвия поспешно вышла из комнаты.
– Давид, – дрожащим голосом начал Варужан, – нас обманули, ограбили.
– Кто, когда, как? Покупатели дома, что ли?
– Да нет, этот подонок Бифштекс!
– Подожди, Варужан, он ведь с тобой как будто в нормальных отношениях. Мне показалось, что он тебя уважает. Его мать работает в твоем подчинении, твоя жена Аида общается с ней.
– Да, все это так, но кто мог подумать, что он окажется таким мерзавцем! Все, что ты говоришь, значимо для нормальных людей, но для него человеческие отношения – пустой звук…
Все это время мсье Азат сидел весь бледный и не говорил ни слова. Видно было, что ему плохо. Подошли Сильвия и Мари – с припухшими от сна глазами, в шелковом белом халате. Она подсела в кресло, прижавшись ко мне.
– Ну, Варужан, так каким образом он обманул вас?
– Все деньги от продажи дома – шестьдесят тысяч рублей – мы вручили ему, чтобы он купил для нас валюту [19] .
– Какой идиот может целиком передать такую огромную сумму такому скользкому типу, как Бифштекс?!
– Ну я этот идиот, я! – закричал Варужан. – Я убью его, пусть меня арестуют, расстреляют!
– Понимаешь, Давид, – заплакала мадам Сильвия, – это все наши деньги, которые мы заработали здесь страшным трудом за долгие пятнадцать лет. Думали поменять на валюту, через знакомых постепенно переправить во Францию. И там несколько лет спокойно жить, пока не устроимся как следует, привести в порядок нашу квартиру, наладить дело. Сразу же мы не сможем включиться, пока адаптируемся, пока откроем мастерскую, найдем обученных людей, пройдет год, а то и два.
Я знал, что так поступают многие, так как менять такую сумму в банке никто бы не разрешил. Официальный лимит устанавливался очень небольшим, каждому выезжающему полагалось не больше пятисот долларов. Валюта в Стране Советов была бесценной, да и ювелирные изделия можно было вывозить лишь в очень ограниченном количестве. Люди уезжали фактически голыми, что, по мнению наших гуманных властей, должно было воспрепятствовать им в стремлении покинуть страну.
– Вы начали это дело, вы его и заканчивайте, – подняла голову Мари. – Не надо втягивать сюда Давида! А если с ним что-нибудь случится? Ведь Бифштекс не так уж прост, у него много знакомых в криминальном мире, а может, есть и оружие.
– Что же, дочь, ты хочешь, чтобы мы уехали туда нищими? Этот дом уже не наш, – медленно, с трудом подбирая слова, начал мсье Азат, – мы даже в милицию не можем обратиться. Варужана и нас посадят за незаконные операции с валютой. Я сейчас даже согласен не уезжать, остаться, но где мы будем жить? Тот путь, который я прошел в молодости, невозможно повторить…
Мсье Азат тихо заплакал. Видно было, что он переживает больше всех.
– Азат, я хотел тебе помочь, но оказался доверчивым идиотом! Отдам тебе свою квартиру, а подонка точно убью, вот этими руками! – рвал на себе волосы Варужан.
– Варужан, успокойся, – начал я.
– Подожди, Давид, – опять вступила в разговор Мари, – они же с тобой не посоветовались, даже мне ничего не говорили. Сами приняли решение уехать и хотят сейчас решить эту проблему твоими руками. А здесь всякое может случиться. Бифштекс тебе может навредить, или ты ему, тогда тебя накажут.
– Не ожидала, дочь, от тебя такого, ты говоришь, как чужая! – покачала головой мадам Сильвия. – Мало того, что мы с отцом одни уезжаем, брошенные тобою и сестрой, так ты даже не хочешь нам помочь. Эгоистки вы, устроили себе жизнь за счет нашего труда! Мы вам ни в чем не отказывали, работали, как проклятые, – и мадам Сильвия снова расплакалась. Видно было, что Мари тоже с трудом сдерживает слезы.
– Варужан, – спросил я, – как получилось, что ты сразу всю эту огромную сумму отдал ему?
– Он уверял меня, что чем больше будет сумма, тем легче будет ее обменять на валюту по хорошему курсу.
– И почему Бифштекс этого не сделал? Ведь свой навар он в любом случае получил бы? Он что, отказывается вернуть деньги?
– Фактически да, уже больше двух месяцев, как он получил деньги, и все это время по разным причинам откладывает выполнение своего обещания. А сейчас я случайно узнал, что дома он не ночует, где-то у него есть другая, тайная квартира. Более того, на днях он собирается улететь в Москву. Понятно, что там его уже не найти, и вернуть деньги будет невозможно.
– Как ты узнал об этом?
– Случайно. Его мать, отвечая на мой вопрос, почему Генрих не подходит к телефону, сказала, что он уже несколько дней не появляется дома.
– Адрес новой квартиры известен?
– Где-то в районе крытого рынка, первого участка.
– Это ничего не говорит. Более конкретно что известно?
– Более конкретно я ничего не могу сказать. Вообще мне сказали, что у него две квартиры в разных местах, но вероятней всего – то здание, о котором я тебе уже говорил.
– Точнее – какой подъезд, какой этаж?
– Я ничего не знаю! Даже об этом здании говорю со слов матери и наших общих знакомых. Может, спросить ее еще раз?
– Тогда ты их спугнешь, и Бифштекс убежит окончательно. А может, привезем сегодня маму к вам или еще куда-нибудь? Можно даже против ее воли. Я сейчас посоветуюсь с Рафой. Подержим ее день-два, пока адрес сынульки не скажет.
– Нет, такой ценой я не согласен, – возразил мсье Азат, – лучше мы станем бездомными, чем поступим таким образом. Женщина она нездоровая, а вдруг умрет? От этого нам еще хуже станет. Давид, мать Генриха – слабая, несчастная женщина, не следует с ней так поступать.
– Ну, тогда надо стараться, чтобы ничего не случилось. Впрочем, риск всегда есть. Но меня больше беспокоит не ваша забота о ближнем, а то, что этот шаг спугнет подонка и он исчезнет бесследно. Это не тот тип, чтобы стал особо беспокоиться о матери. К тому же он знает, что мы ничего угрожающего ее жизни не сделаем. Ну и наконец, что меня больше всего беспокоит, мама Бифа может попросту не знать его адреса. Скорее всего, так и есть. Варужан, какие еще могут быть приметы? Может, мама скажет, во что он был одет – в пальто, дубленку? Ведь он одевается очень ярко, тогда кто-нибудь из дворовых ребят по тем приблизительным адресам, где мы будем его искать, мог обратить на это внимание.
