Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам
– Хорошо, маэстро, – сказала Сперо вежливо. – А могу я спросить, кто именно уполномочил вас вести переговоры?
– Группа сердец, оскорбленных произволом судьбы, – ответил Серж, все так же глядя на Сперо одним глазом. – И я, чтобы ты знала, из их числа.
– Вот как, – сказала Сперо задумчиво. – Оскорбленных произволом судьбы…
Серж значительно кивнул.
– И мы сумеем завершить начатое. Ты ведь чувствуешь разлившийся в воздухе ужас?
– Именно поэтому я здесь, – ответила Сперо.
– Мы знаем, что у менеджмента острый нюх на такие вещи, – сказал Серж. – Другого способа быть услышанными у нас просто не было.
– Что вы натворили? – спросила Сперо.
– Ага, – сказал Серж довольно, – ты чувствуешь, но не видишь! Иначе ты давно бы уже…
Он умолк на полуслове, словно испугавшись, что чуть не выболтал лишнее. Его гребень нервно поднялся над головой, и Сперо вдруг почудилось, будто Серж раздулся, оброс черным смокингом с бабочкой, его крылья стали руками – и в одной из них появился микрофон с проводом. Но это наваждение сразу прошло. Сперо ждала, что Серж продолжит, но он молчал – видимо, ему удалось сильно напугать самого себя. Он несколько раз моргнул и повернулся к Сперо другим глазом.
– Ты уполномочен вести переговоры, – сказала Сперо терпеливо. – Так веди же их. Что вы сделали?
– Мы взяли заложников! – ответил Серж. – Это их ужас привел тебя сюда. Не пытайся узнать, где они спрятаны и кто они, иначе они погибнут! И еще – ты должна знать, что они умрут, если наши требования не будут выполнены!
Серж определенно нервничал. Он чувствовал – его вовлекли во что-то нехорошее. И ему явно не нравились слова, которые заставляла его произносить взятая на себя роль. Но пути назад уже не было.
– Требования? – переспросила Сперо. – А чьи, собственно, требования? Кто входит в группу оскорбленных сердец? Или это тоже тайна?
– Нет, – ответил Серж. – Это не тайна. Мы знаем, женщина с палкой, что не сможем долго скрываться от тебя. Соратники, выходите!
Соратники наконец показались из кустов.
Первой на поляну выскочила огромная собака с тремя головами. Она походила на гигантскую лайку-хаски (эта порода так и называлась – «архаска») – и выглядела бодро и самоуверенно, словно для собаки не было ничего естественнее, чем иметь три головы. На ее левой шее был белый ошейник, на правой – синий, а на центральной – черный. Левая и средняя головы внимательно глядели на Сперо, а правая была задрана к небу.
Сперо улыбнулась.
Это была сука Агенда, которой скоро предстояло отправиться на Качели – веселое психоделическое пространство с гравитационными аномалиями, где шла постоянная революция, похожая на карнавал, или карнавал, похожий на революцию. У Качелей было три луны: Свобода, Справедливость и Равенство, которые проходили над этим миром по очереди, и вызывали разнонаправленные приливы, а также счастливое – и такое же разнонаправленное – помутнение в головах.
Местные жители называли эти луны «белой», «черной» и «синей» – по типу вызываемого ими опьянения. Каждая из них как бы снимала сознание с похмелья, вызванного предыдущей фазой, поэтому пространство и называли Качелями. Местные жители уверяли, что с такими лунами им не надо колоться и курить, но вещества на Качелях тоже имели хождение.
Этот беспокойный, но очень популярный мир был застроен замысловатыми баррикадами, где были спрятаны курильни, кофейни, любовные притоны и прочие заведения. В зависимости от лунных фаз, один месяц Качели боролись сами с собой за свободу, следующий – за справедливость, а потом за равенство, потому что все эти понятия были важными, но по большому счету взаимоисключающими, а общественное настроение зависело исключительно от смены лун.
На Качелях жили трехголовые собаки – такие, как Агенда. Когда луны действовали в полную силу, одна голова начинала выть на господствующую луну, а две другие, брызжа слюной, принимались укорять окружающих в том, что те не подвывают, предавая тем самым все свободное (справедливое, или равное). Агенда кусалась, но не сильно – чтобы она могла развлекать все возрастные группы, зубов у нее не было. Пола у нее не было тоже, и сукой ее называли условно, из-за заметного отсутствия мужского начала. Говорящие трехголовые собаки считались одним из самых популярных аттракционов на Качелях – на них приходили посмотреть специально, особенно в момент смены лунных фаз. Курить марихуану перед этим не разрешалось, потому что пароксизмы смеха могли стать опасными для здоровья.
Агенда была сложным существом, с рождения настроенным на луны своего будущего мира – и в ее разноцветные ошейники были вшиты магнитные компенсаторы. Сейчас они работали в треть силы, просто чтобы Агенда не сошла с ума. В таком режиме она не выла и не укоряла. Но две ее головы глядели на Сперо с глубоким недоверием, а третья – косилась в небо и иногда все-таки тонко-тонко подскуливала. Судя по цвету ошейника, в данный момент Агенда была озабочена равенством.
– Здравствуй, Агенда, – сказала Сперо. – Приветствую тебя как равная равную… То есть, простите, равных.
Агенда с достоинством кивнула свободными от революционной работы головами, но не ответила ничего.
– Кто следующий?
Затрещали ветки, и на поляну выполз, как показалось Сперо, большущий влажный танк без башни. Это был лиловый гиппо с непропорционально большими надбровьями, из-под которых глядели умные, добрые и полные боли глаза. Они были очень большими и выразительными – и излучали столько сложных противоречивых чувств, что походили на два телевизора, передающих мелодрамы.
Гуго. Самое, кажется, распространенное у гиппопотамов имя, подумала Сперо, а почему? Непонятно.
Про Гуго она тоже все знала. Он скоро улетал на Утренник – пространство, предназначенное исключительно для детей. Как и все звери на Утреннике, Гуго был весьма полезным существом, чем-то вроде учителя. Его выращивали для нового аквапарка, где он должен был плавать, обучая детей стихосложению. По этой причине он мог говорить только стихами – и они лились из него так же легко и естественно, как вой из Агенды.
– Как поживаешь, толстый Гуго? – спросила Сперо, стараясь говорить ритмично, чтобы Гуго мог поймать размер и ответить, как ему предстояло отвечать детям в аквапарке.
– Привет-привет, не жизнь, а мука, – бархатным баритоном откликнулся Гуго, и в его огромных влажных глазах-телевизорах промелькнула невыразимая печаль.
Сперо тотчас пожалела, что назвала его толстым, хотя была уверена – для гиппопотама в этом ничего обидного нет.
Теперь она знала, кто написал записки на коре. Вернее, сочинил. А вот написать их своими похожими на тумбы конечностями Гуго как раз и не смог бы. Какаду Серж тоже не очень подходил для такой роли – его клюв годился разве что разгрызать орехи. Значит, это сделал кто-то другой…
И он, похоже, уже выползал на поляну.
Сказать про него «выполз» было нельзя – процесс так и не дошел до конца. Постепенно затухая, он прекратился примерно на середине.
Сперо увидела толстую и чрезвычайно длинную змею, в которой было что-то военное: шестигранные чешуйки ее кожи казались ультрапрочной броней, покрытой маскировочными узорами. По какой-то давней привычке змея носила пустынный камуфляж. Половина ее тела осталась в кустах – видимо, для того, чтобы змея могла скрыться в них одним резким движением, если дела на поляне пойдут не слишком хорошо. Просто воплощение зла.
Сперо нахмурилась.
Это было существо из несколько другого цикла существования – его присутствие в Лесу казалось странным и даже неуместным. Но она тут же поняла, кто перед ней, и вздохнула.
Гипнопитон Бату не случайно показался Сперо воплощением зла – он им и являлся. Причем это было зло с долгой и замысловатой предысторией, словно бутылка выдержанного вина, много раз переходившая из одной коллекции в другую. Присутствие Бату в Лесу объяснялось просто – его готовили для пространства возмездия, где все охотились на всех. Будущая работа Бату заключалась в том, чтобы делать тамошних жителей максимально несчастными. Ему следовало знать, как выглядят счастливые миры, чтобы терзать их описанием обитателей преисподней. Это было самое жуткое из известных Сперо измерений – будь ее воля, она вообще исключила бы его из области доступного. Но его очень ценили великие воины – они оттачивали там навыки экстремальной охоты. Бату вполне мог стать их жертвой.
Он рос в Лесу, потому что тоже относился к числу умных зверей. Но это был ум особого свойства, не похожий на тот, которым обладали Гуго или Серж. Возможно, Бату чем-то походил на Агенду – какой та могла бы стать, если бы три ее головы слились в одну, прониклись влиянием особо мрачной луны, перестали выть и занялись делом. Но пока что детство Бату еще не кончилось. Его страшный дух дремал, и он мог жить в Эдеме – все знали, что здесь тоже должны быть свои змеи.
