Александр Рей - В поисках настоящего
Пророк уверял меня, что когда понадобится, я смогу сам все понять. «Раздели все на части, попробуй посмотреть со стороны, а затем вновь все соедини. Тогда ты и узнаешь ответ на вопрос – кто ты». Что он имел в виду? Разделить… побыть отдельно… посмотреть со стороны… соединить… и разгадать загадку – кто же я на самом деле?! Чушь! Но надо пробовать.
Окружающий меня Мир, Мой Мир сам по себе уже является лучшей подсказкой… потому что Мой Мир и есть Я. Мы неделимы. Мы – одно…
Я – Проводник на поезде, двигающийся по маршруту «из ниоткуда в никуда». Я не помню, что было до того… и не знаю, что будет потом. И где здесь подсказка?!
– Из неоткуда в никуда… – проговаривал я вслух, – Без прошлого, и будущего… Без времени… Ниоткуда – никуда… Прошлое – будущее… Кто Я?! Я лишь Проводник… Все, что у меня есть – это бесконечное движение по прямой неизвестности… Мне говорили, если я не выберусь из Этого Мира, то буду блуждать здесь Бесконечно. Бесконечно – значит вне времени , а не очень долго. Если в Моем Мире нет времени, это не наказание и не подсказка, это просто Способ Жить На Полную Прямо Сейчас. Ведь все, что у меня есть – это мгновение настоящего, в котором я живу… в котором я получаю удовольствие от каждой секунды. Я есть лишь в настоящем. Я ЕСТЬ… Чтобы найти выход, не нужно никуда следовать В ДРУГОЕ МЕСТО… И не нужно ждать, когда придет НУЖНЫЙ МОМЕНТ…
Не став задерживаться, я быстро оделся и вышел в коридор, оставив молчаливые часы на столе. Затем сделал то, что никогда до этого не делал. Я закрыл дверь своего купе…
Затем замерев, крепко сомкнул веки, медленно глубоко вдохнув. Я ощущал, как воздух заполняет мои «живые» легкие. Дышал, наслаждаясь, и вспоминая, как брел среди белого туманного месива. Как каждый мой шаг не имел никакого значения, ведь я оказывался в нужном месте в тот самый момент, как решал оказаться там. Я в тумане, словно в абсолютной пустоте, где нет ни предметов, ни людей, где есть лишь НИЧТО. Где я завис, бессмысленно перебирая ногами.
– Ты хотел знать – кто я. Теперь, поняв Сущность Времени, я смогу ответить тебе, Пророк. Я – и Проводник, я – и мужчина, я – и живое существо, я – и память … Все это – я. Но это не значительно, в сравнении с каждым прожитым мгновением, которым я могу наслаждаться, в котором я… просто… есть… КТО Я? Я – ЕСТЬ! Я СУЩЕСТВУЮ ПРЯМО СЕЙЧАС! ВНЕ ПРОСТРАНСТВА!!! ВНЕ ВРЕМЕНИ!!! – крикнул я закрытой двери, а затем попытался открыть, но дверь поддавалась с трудом.
Приложив неимоверные усилия, я сделал всего лишь маленькую щель, в которую способна пролезть лишь моя рука. Из промежутка бил яркий, ровный свет… Но я заставил себя сдержаться и не смотреть, что ждет меня там …
Сделав еще один подход, мне все же удалось достаточно приоткрыть дверь, чтобы протиснуться внутрь. Резко выдохнув, я пролез, оказавшись на твердом полу. Внутри было спокойно и тихо, лишь позади из приоткрытой двери, переносился перестук колес.
Человек сидел ко мне спиной, поэтому я не мог видеть его лица, но откуда-то зная, что он держит в руках мои часы и пристально их изучает.
– Откуда они у тебя? – спросил человек, так и не обернувшись.Глава IV. Слабак
«Понедельник, а значит, нужно идти в школу. Нужно?! А если спросить по-другому – хочу ли я в эту коробку, где хаотично разбросаны знания о науках, девяносто процентов которых мне в жизни никогда не пригодятся?» – впервые спрашивал себя Алан о своих желаниях, а не обязанностях.
Он сидел за столом, с неохотой колупаясь в приготовленной матерью пище, совершенно не желая есть – в животе находился твердый ком, пожирающий любые попытки переключить внимание на что-то еще, помимо предположения Мари. Если бы еще не эта будничная головная боль, мешающая думать. А подумать есть о чем…
Во-первых, нужно разобраться с этими странными часами, которые то стоя́т, то идут не так, как положено идти порядочным часам, то в конце концов, берутся за ум, решив отсчитывать время правильно. Сейчас на циферблате значилось пять часов, и судя по тому, что на календаре появилась двойка, стрелки шли вечерним временем. Хотя на самом деле был совсем не вечер, и совсем не пять.
Во-вторых, следовало хорошенько поразмыслить о подарке мистера Морли. Сейчас Алан больше всего склонялся в сторону иностранного юмора. Ведь если слова хозяина «Красного Замка» о возрасте рисунка правдивы, тогда… скорее всего… Тогда Алан ничего не понимал, потому что понять это просто невозможно – каким образом он смог нарисовать точь-в-точь копию картины, которую до него уже рисовали? И стиль, и каждая черточка на тщательно изученном подарке были выведены рукой Алана. И, вот что странно, даже подпись походила на родные закорючки, хотя Алан ни разу инициалы в подписи не ставил, предпочитая оставлять на редких документах разлапистую фамилию с завитушкой на конце.
Еще с вечера сравнив подпись неизвестного художника с двумя выписанными своей рукой буквами, он убедился в их похожести, но не идентичности.
Покоящийся за стеклом листок, при ближайшем рассмотрении оказался немного пожелтевшим и выцветшим, будто и в самом деле пролежал под нещадными к искусству солнечными лучами какое-то время.
В общем, Алан пришел к выводу, что если это и розыгрыш, то, как и все, что относится к «Красному Замку», сделан по высшему классу.
С утра мать находилась не в духе, что случалось редко. Точнее подобное внутреннее состояние было частым гостем в ее душе, но оно так и оставалось внутренним. Мать почему-то считала зазорным проявлять свое настроение окружающим, даже родным. Поэтому причина, которая смогла вывести ее из равновесия и заставить наплевать на собственные принципы, должна оказаться веской.
Проявлялось ее состояние обычно двумя способами: или она еле передвигалась по дому, словно робот с подсевшим аккумулятором, или наоборот, суетилась метеором, совершенно не обращая внимания на сына. Сейчас она находилась во втором, более опасном для окружающих состоянии. Алану всегда в подобных случаях казалось, что стоит сделать неверное движение или ляпнуть не то слово, и тогда мать могла достигнуть предела, с ядерным взрывом и всеми проистекающими отсюда последствиями: зимой, голодом, мором…
Но сегодня Алан не смотря на боль, при каждой мысли отзывающейся в затылке, чувствовал странный подъем, дающий силу плюнуть на все привычное.
– Мам… – позвал он мать, пока та судорожно рыскала по кухонным полкам в поисках непонятно чего. – Мам! – позвал он еще раз требовательнее, когда на первый оклик не последовало никакой реакции.
– Что ты хочешь?! – так и не обернувшись, грубо бросила она в сторону сына скрытое предупреждение о том, что ее сейчас лучше не трогать. Но Алану было плевать…
– Почему мы никогда никуда не ездили, а постоянно здесь торчим? – Алан знал, что в обычный день мать бы села рядом с ним и начала приводить тысячи причин «почему нет», но сейчас… Она сразу же замерла, опустила руки и, развернувшись, воткнула в сына острый взгляд.
– Ты хочешь знать почему?! – процедила она сквозь поджатые губы, скрывая в голосе неимоверное напряжение.
Алан сдержано кивнул.
– А почему ты мне этот вопрос задаешь? Спроси лучше у отца… Может он наконец тебе признается, что до сих пор ненавидит деда за его поступок. За то, что люди до сих пор видят не его, а внука того человека… Может отец расскажет, что единственный раз, когда мы все же решили съездить к родственникам, у него началась настоящая паранойя – он ощущал присутствие своего деда, видел везде его следы и оставленные им метки. Мы буквально сбежали из города обратно…
Мальчик осторожно слушал разговорившуюся мать, будоражащую тему, столько лет находящуюся под замком огромных размеров. Во что бы то ни стало, нельзя было упускать подвернувшийся шанс узнать побольше о «семейном табу».
– Так объясни толком, что именно сделал прадед, что отец до сих пор злится?
От этого вопроса мать будто очнулась: из глаз ушла жгучая ненависть и энергия разрушения. Она опять повернулась к сыну спиной.
– Если хочешь знать, спрашивай у отца, – и больше уже на оклики не реагировала, делая вид, что кроме кухонной плиты в мире ничего не существует. Алану осталось лишь смириться.
Так, толком ничего и не съев, он отправился в школу.
На улице стало заметно холоднее, чем вчера. И так ледяной ветер, и вовсе стал пробирать до костей. Алан подумал, что через несколько дней, максимум через неделю, обязательно пойдет снег. Из года в год с погодой, как и все в этом маленьком мирке, происходило одно и то же – постепенно становилось прохладней, пока однажды, бесконечный ветер не становился особо колок и жесток, затем совсем скоро начинал валить снег сутками напролет.
Когда пастбища с жалкими остатками травы покрывал белый ковер, и хозяева разбирали овец по загонам, у отца практически не оставалось работы. Тогда он впадал в «зимнюю спячку», отлучался от телевизора лишь на пару часов утром и вечером, чтобы накормить скотину. Даже воздух в доме начинал отдавать запахом болота и затхлости. Казалось, вокруг вросшего в диван отца, само время превращалось в вековую старуху.
![Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]](/uploads/posts/books/82429/82429.jpg)
