Наталья Чердак - Шутка костлявой девы
– Дела подождут меня какое-то время, попрошу Макса закинуть кошку, – говорю я и завершаю разговор: – Пока, детка. Увидимся после моего похода в горы.
– Что?! – удивляется она моей фамильярности и вопит что-то еще, но я не слушаю и кладу трубку.
До свидания, сладкая. Я собой доволен. Сейчас уже ничего не важно. А вот через пару недель вернусь подтянутым, уверенным в себе и, может, наберу ее номер, чтобы сказать: «Приезжай за вещами, Кира, дорогая».
Направляюсь на кухню, насвистывая прилипчивую мелодию. Вдруг из-за угла кто-то выбегает и несется прямо на меня. Отступаю, и глупая животина врезается в ножку стула.
«А кошку все же придется отвезти маме… Или пообещать Максу нечто такое, что он не сможет отказать», – думаю я и трясу головой, чтобы временно избавиться от этих неприятных мыслей.
Глава V
Кольцо Акапуны
Первый симптом горной болезни – отсутствие аппетита. Я прохожу в день по двенадцать часов и почти не чувствую голода. По пути натыкаюсь на небольшие пункты, где можно заказать еду. На этот раз заставляю себя зайти внутрь. Нужно есть, чтобы организм нормально функционировал. Впервые подсаживаюсь к какой-то компании: сегодня мне не хочется быть одному. И так уже несколько часов шел в полном одиночестве.
Я спрашиваю, что они едят.
– Это мясо яка, – говорит один парень и тычет своего друга в грудь. На друге белая футболка с волосатыми животными.
– Это кто – бараны?
– Не совсем… но копыта тоже есть, – улыбается девушка напротив меня.
Мяса не очень-то и хочется.
– А что еще есть съедобного?
– Разве что вареный лук на десерт, – улыбается та же девушка и зачерпывает ложкой прозрачную кожуру. – Съедобно, – добавляет она.
Сильно сомневаюсь в этом. Похоже, сегодня мне светит только мясо. Свыкаюсь с этой мыслью, но когда мне объясняют, что мяса нужно ждать долго, начинаю собираться.
– Дело в том, что тут готовят пищу на огне, потому что электричество включают на пару часов в день, – объясняет парень. – Мы уже не первый раз поднимаемся. Знаем, – хвастает он, тем самым вызывая улыбки одобрения у своих товарищей.
– Понятно. Лучше тогда мне пойти дальше, часов у меня нет и палатки тоже. А замерзнуть ночью или идти по темноте не очень хочется, – говорю я и встаю.
Ребята жмут мне руку и дают полезные советы, девушка ослепительно улыбается. Сейчас она красива, но я знаю, что к концу трека ее милое личико и густые чистые волосы будут покрыты желтоватой пленкой жира.
Дальше я опять иду один. Во время привалов стаскиваю с ног грязные носки и натягиваю новые. Век носков тут короток. Пока что у меня есть силы следить за чистотой и наслаждаться красотами природы, делать фотографии и просто отдыхать от суеты города. Хожу как заколдованный и ничего не замечаю вокруг. Иду себе и ни о чем не думаю. Позади меня кто-то ведет диалог, громкий и нудный. Кажется, говорят около моего уха, но это не так. Продолжаю идти до тех пор, пока не улавливаю собственное имя, кто-то настойчиво произносит его. И только тогда я оборачиваюсь. Никого нет. Вероятно, почудилось. От окружающей тишины я, наверное, принял собственные мысли за реальность. Вокруг никого нет. В радиусе ближайших пяти километров точно. С тех пор, как я покинул ребят, прошло уже много времени. Задираю рукав вверх, смотрю на время – четыре часа пролетели незаметно. Забираюсь на ближайший холм, чтобы найти глазами следующий пункт стоянки. Вижу горную деревню. Как мне кажется, в нескольких километрах.
Спустя еще четыре часа дохожу: уставший и изможденный, но все же счастливый.
Путь, который я выбрал, не самый сложный. Кольцо Акапуны. Первые три дня даются легко. Трудности начинаются, когда я достигаю небольшого городка. К этому времени уже ничего не хочется. Только забраться в барак и выспаться – это единственное, чего я могу сейчас желать.
Но никто не пускает. Мест нет.
Я загнан в тупик. Приходится спуститься на несколько сотен метров вниз: когда я поднимался, заметил палатку. Быть может, мне разрешат переночевать там? Преодолев расстояние, кричу:
– Ребята, впустите!
Номера, если так можно назвать крошечные комнатушки с четырьмя кроватями, в гостиницах забиты полностью, ни за какие деньги не разрешают войти, даже не кухне лежат тела и зверски храпят. Люди в палатке – моя единственная надежда, или я просто замерзну, или, что еще хуже, придется идти наугад в темноте.
Наконец «молния» открывается, и я вижу человеческие лица. Они почему-то мне рады и охотно пускают внутрь.
Поблагодарив людей, спрашиваю, надолго ли они тут.
– Честно говоря, мы уже сильно устали и хотим вернуться назад! – истерично произносит женский голос.
Внутри темно, и я не могу различить лиц.
– Именно, – поддакивает парень. – У нас горная болезнь у обоих: голова раскалывается ужасно, тошнит, и есть совсем не хочется. С утра назад повернем, не ночью же идти.
В этот момент у меня у самого начинает болеть голова. А спустя еще пятнадцать минут общения с ними я обнаруживаю у себя тошноту, моральную усталость и жуткий страх умереть. Это называется эффект плацебо. Такое часто случается, к примеру, с врачами: они читают свои учебники по медицине и потом начинают заболевать всеми этими мерзкими болезнями, о которых прочли.
С такими параноиками, как эта парочка, опасно общаться. Страх передается. Он заразителен. Как безумие, что проникает в мозг и поселяется в человеке, пока полностью его не разрушит.
Я решаю ненадолго выйти из палатки. Прогуляться, очистить мысли и справить нужду. Стоя в темноте посреди диких гор, я вспоминаю про перевал Дятлова. Дурацкий полудокументальный-полухудожественный фильм, снятый какими-то америкосами. Группа из двадцатилетних пионеров, отправившаяся в горы Северного Урала и погибнувшая там. Пятьдесят девятый год, изуродованные трупы и целый отряд спасателей, отправившийся на поиски исчезнувших подростков. Отсутствующие глазные яблоки, переломанные ребра… Тьма самых страшных версий, что там произошло.
Мистицизмом я никогда не страдал, но сейчас, когда я стою и поливаю снег, ветер воет особенно зловеще.
Люди в горах умирают. Постоянно. В этом нет ничего удивительного. Нужно идти к живым. Возвращаюсь в палатку и, чтобы успокоиться, пересматриваю фотографии на телефоне. Мирные пейзажи, безобидные виды и развалившиеся на мху яки. Ничего страшного. Вот улыбающийся я, сзади гора и… будто какое-то лицо. Зловещий, чуть изуродованный череп. Пустые снежные глазницы и сломанный нос. Правду говорят, горы высасывают энергию из человека. Ночное безумие. Оно опустошает и разрушает.
Нет, с этими ребятами оставаться нельзя. Они меня в могилу сведут. Палатка и станет тем местом, где я скончаюсь от сердечного приступа.
– Вы знаете про перевал Дятлова? – спрашивает женщина.
«Вот стерва! Еще и масло в огонь подливает. Будто мысли читает… И без нее не по себе». Из вежливости отвечаю:
– Что-то слышал. Может, поговорим о чем-то более приятном?
Будто не слыша, она рассказывает:
– В Интернете пишут, что те ребята с Дятловым во главе ни с того ни с сего просто разрезали палатку изнутри и побежали вниз. За помощью. Что толкнуло их это сделать – непонятно.
– Говорят, тут повсюду водятся древние духи, – говорит парень. – Мы вот с Эйв шли и будто слышали чьи-то голоса. Обернулись, а там – никого…
– Не на нашем языке говорили, – подтверждает девушка.
Припоминаю, как сам слышал нечто подобное. Будто разговаривали на каком-то древнем наречии. Я знаю несколько языков, но такого не слышал. Ни на что даже близко не похоже. Только мое имя, которое, наверное, звучит одинаково на всех языках.
«Не поддаваться панике! Не поддаваться панике!» – успокаиваю себя я.
– А еще мы слышали про… – начинает парень.
Останавливаю его коротким «Спасибо за все» и начинаю собирать вещи. Снаружи минус 10 градусов С. Тут довольно холодно и жутко. Лучше прыгать около двери гостиницы всю ночь до рассвета, чем сойти с ума внутри с этими паникерами. Расстегиваю палатку и ухожу в ночь. Один.
Чертыхаясь на чем свет стоит, поднимаюсь наверх. Дохожу до гостиницы и начинаю бешено бить ногой дверь и орать на всех языках, что я знаю: «Откройте!» Заспанный непалец открывает и на своем наречии пытается объяснить мне, что мест нет, указывает пальцем куда-то и тычет мне в лицо кастрюлей с какой-то едой – возьми, мол, и иди отсюда.
Отпихиваю его от двери и, жутко ругаясь, вваливаюсь внутрь.
Человек машет рукой. Судя по всему, он смирился или просто проникся моим сумасшествием. Понял, что лучше впустить. Пожалел. Они же там все верят в своих богов и карму. Буддисты и индуисты. По большей части в Непале все же индуизм исповедуют. Все равно спасибо этому перемазанному сажей человеку за то, что пустил в дом, а не оставил трястись от суеверного ужаса на холоде.
Скалю зубы и протягиваю стодолларовую купюру. Он мне объясняет, что нет, мол, денег не нужно, на полу спать будешь. Странные они, непальцы. Сами нищенствуют, но лишнего не берут.
