Жанна Абуева - Дагестанская сага. Книга II
Что касается моей жизни, то она почти не меняется и состоит главным образом из работы, учёбы и посещений тёти Розы, которая периодически ставит вопрос ребром, требуя, чтобы я оставил общежитие и перебрался к ним, ну а я героически сопротивляюсь.
У них, кстати, огромная библиотека, и каких только нет книг!
Тётя Роза стала совсем старенькой, у неё куча болезней, но всё равно она бодра, и ум её чёток и ясен.
А как поживает моя тётушка Айша? Надеюсь, что она здорова и по-прежнему согревает собою буйнакский дом. Если вдруг понадобятся какие-то лекарства, дайте мне знать, я их тут же вышлю.
На этом письмо заканчиваю. Передавайте привет всем нашим, включая и детей. Кстати, вы спрашиваете, когда у меня, наконец, появятся свои дети. Вот разберусь с диссертацией и вплотную займусь личной жизнью! А пока что почти всё моё внимание достаётся одной даме – Науке!
Всех обнимаю, с приветом, Далгат».
Глава 6
Джемал Далгат был не просто известным советским дирижёром. Он был сыном Дженнет Далгат – пианистки и композитора, первой горянки, окончившей с золотой медалью Лейпцигскую консерваторию. Он приходился внуком Магомеду Далгату – доктору медицины, статскому советнику и депутату 4-й Госдумы от Дагестана, и Нисаханум – дочери персидского посла в Ростове-на-Дону. И, наконец, он принадлежал к известному на Кавказе роду Далгатов, давшему Дагестану целую плеяду учёных, общественных деятелей и просветителей.
И, невзирая на столь выдающиеся аспекты его биографии, а, скорее, благодаря им Джемалу были присущи те самые благородство, скромность и обходительная корректность, которые и отличают истинного интеллигента от всякого рода эрзац и псевдо.
Атмосфера дома, в котором вырос и получил воспитание Джемал Далгат, была вся пропитана высоким духом почитания классических образцов мировой литературы и искусства, и Дженнет, так же, в свою очередь, взращённая на идеалах высокой духовной и нравственной культуры, вкупе с великой любовью к своему Отечеству, выразившейся в стремлении служить ему всеми силами души, постаралась привить эти качества и своим детям.
Джемалу было восемнадцать, когда не стало его матери, и память о ней, для него священная, неустанно подвигала его к новым и новым высотам в музыкальном творчестве. Возможно, именно это обстоятельство и сблизило с известным дирижёром Далгата, как и он, рано потерявшего родителей и так же свято почитавшего их память. Они принадлежали к разным поколениям, но многие позиции жизненных устремлений и мировоззрения роднили их между собой, и Далгата неудержимо тянуло к общению с этим человеком.
Они подружились, насколько могут подружиться люди двух разных поколений. Разница в возрасте отнюдь не мешала им сблизиться духовно и по-человечески.
Дирижёр представил юношу своей семье, состоявшей из супруги и дочери Дженнет, которая была старше Далгата на несколько лет. Она рисовала картины и так же, как её отец и бабушка, имя которой она унаследовала, была вся пронизана творческим началом, пребывая в убеждённости, что жизнь в её красочном многообразии должна быть запечатлена на полотнах наилучшим образом.
Постепенно визиты в дом Джемал-Эддина Далгата обрели характер традиционности, и как-то в один из вечеров молодой человек был представлен двоюродной племяннице хозяина, которую звали Сайда. Учтиво поздоровавшись, Далгат переключился на Джемал-Эддина, с увлечением рассказывавшего о новой постановке.
Беседа за столом была живой и непринуждённой. Все много шутили, особенно Дженнет, которая то и дело подтрунивала над Далгатом, интересуясь, сколько же черепов ему уже удалось откопать. Далгат отвечал ей в тон, в свою очередь спрашивая, сколько шедевров она выбросила за последние дни в мусорную корзину. Ему было хорошо среди этих людей, так неожиданно вошедших в его жизнь и ставших ему близкими.
Сайда почти не говорила, а лишь внимательно слушала, вставляя изредка фразы, носившие, как заметил Далгат, характер одновременно содержательный и юмористический. Когда настало время прощаться, Дженнет попросила его проводить девушку.
Тусклые жёлтые фонари освещали вечерние ленинградские улицы, снег мерцал и переливался, мягко хрустя под ногами. Молодые люди неспешно шли по безлюдным улицам и молчали, пока, наконец, Сайда не спросила:
– А вы действительно археолог?
– Ну да, правда, пока ещё не настоящий, – улыбнулся Далгат.
– Это как?
– Я пока учусь в аспирантуре, так что до настоящего археолога мне далеко!
– Но вы бывали в экспедициях?
– Да, был несколько раз на практике. Но в длительных ещё нет!
– Было интересно?
– Ещё бы! Знаете, какое это удивительное ощущение, когда ты находишься в одном мире, а видишь и соприкасаешься с другим, давным – давно ушедшим…
– А какая область вам больше всего интересна?
– С самого начала вообще-то меня увлекала Древняя Греция, но потом, послушав лекции Боголюбова, Абаева, Дьяконова, я очень заинтересовался Востоком, в частности Месопотамией, Вавилонией…
– Вавилония? Кажется, это что-то связанное с Навуходоносором? Честно говоря, я такой профан в истории Древнего мира!
Далгат улыбнулся:
– Ну, если вы произнесли без запинки имя Навуходоносора, то вы уже не профан!
– Большое спасибо, ваши слова меня окрылили! Я ошибаюсь, или это тот самый Навуходоносор, которому человечество обязано одним из чудес света?
– И снова браво! Навуходоносор был женат на Амитиде, для которой он соорудил на вавилонских террасах, прямо за своим дворцом, знаменитые висячие сады, чтобы Амитида не слишком скучала по своей родине.
– Представляю, как это было здорово! – восхищенно произнесла девушка.
– Вообще-то, основателем халдейской династии был Набопаласар, а уже при Навуходоносоре Вавилония достигла своего экономического и культурного расцвета. Александр Македонский, кстати, планировал сделать Вавилон столицей своей империи, да только не успел…
– Как интересно! – воскликнула Сайда. – В самом деле, археология – очень интересная наука!
– Это правда! Вы знаете, у нас такие блестящие учёные работают, и даже есть дагестанец.
– Правда? И кто же он?
– Дандамаев Мухаммад Абдулкадырович. Учёный от Бога и на удивление прост и доступен! Я с ним посоветовался, и он предложил мне сразу несколько направлений на выбор!
– Удивительно, где только нет наших дагестанцев! И, как я заметила, все состоялись в своих областях. Правда, это очень приятно?
– Ещё бы! – сказал Далгат, которому вдруг захотелось, чтобы девушка и его отнесла к состоявшимся дагестанцам.
– А вы когда-нибудь видели Аллу Джалилову? – спросила Сайда.
– Аллу Джалилову? Имя знакомое, но припомнить что-то не могу!
– Ну как же, это ведь известная балерина! И тоже, представьте себе, дагестанка! Она была солисткой Большого театра, исполняла ведущие партии в «Лебедином озере», «Русалке», «Князе Игоре»…
– Да, теперь вспомнил, – сказал Далгат. – Мама о ней рассказывала. Она всегда интересовалась балетом и всех известных балерин знала по имени. Точно не помню, но, по-моему, она говорила, что видела её на сцене.
– Необычайно интересная женщина! Сейчас она уже не танцует, но мне повезло, я застала её в двух постановках – «Баядерке» и «Раймонде»! Я тогда ещё девочкой была, и помню, как дядя Джемал повёл нас с Дженнет на спектакли, когда Большой приезжал к нам на гастроли.
– Увы, в Буйнакск, где прошло моё детство, Большой театр на гастроли не приезжал! – улыбаясь, сказал Далгат.
– Ой, простите мою бестактность! Я не хотела вас обидеть!
– А вы меня и не обидели ничуть! Наоборот, я вам благодарен!
– Между прочим, я когда-то мечтала стать балериной, как Алла Джалилова! Какое-то время даже ходила в балетную школу, пока не поняла, что это не моё!
– А что ваше? – спросил Далгат.
– Медицина. Сейчас я заканчиваю мед и собираюсь стать кардиохирургом!
– Ого! Хирургом, да ещё и кардио! Не страшно?
– Что вы, наоборот, интересно! Но нужно много учиться.
– Я думаю почему-то, что у вас всё получится!
– Спасибо, и я на это очень надеюсь. Ну, вот мы и пришли!
Они остановились у большого дома, явно принадлежавшего к эпохе монументальных сталинских построек.
– Извините, что не приглашаю, уже поздно!
– Спасибо, как-нибудь в другой раз.
Далгат помедлил и, повинуясь внезапному порыву, сказал:
– А давайте сходим с вами на какой-нибудь спектакль, а? Как вы на это смотрите?
Предложение девушку смутило, но она тут же ответила просто и без всякого кокетства:
– Буду рада! Записывайте телефон!
Глава 7
Свое раннее детство Сайда помнила смутно. В памяти остались лишь постоянные переезды с места на место, частые смены квартир, города, менявшие периодически свои названия от Нальчика и Владикавказа до Алупки и Тбилиси, и, наконец, Ленинград – как последняя пристань.