Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга четвертая. Сиртаки давно не танец
«Понтийцами» или «россопондиями» здесь называли выходцев с Понта Эвксинского. В основном это были репатрианты с побережья Чёрного моря; они, сами привыкшие к туристам и моде курортной зоны, довольно быстро начали перестраиваться и не так сильно выделялись из прохожих. Те же, которые спустились с гор, ни за что не хотели менять свои привычки и образ жизни. Наоборот, казалось, они выставляют напоказ свои обычаи, законы и относятся в местным с презрительным пренебрежением, каждый раз удивляясь тому, как такие бескультурные люди могут населять землю вечной Греции!
В пятиэтажном доме, в котором Адель с Лёшей сняли двухкомнатную квартиру, «россопондиев» не было. Когда они приехали, такого слова не было. Их называли просто по именам: Алексей стал «Алекси», или «Алекос». «Аделаида» для греков было тяжелее, чем Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей. Греция очень долго находилась под влиянием турков, поэтому и «Сулейман» и «Бендер-бей» им ближе и понятней, чем длинное название Австралийского города. Хотя те, кто ездил к родственникам в Австралию, были в восторге. Но таких, имеющих в Австралии родственников, был только один. Поэтому все остальные новые знакомые решили называть её просто «Мария», как здесь звали в честь Богоматери добрую половину прекрасного пола. Аделаиде совсем не было обидно. Очень даже наоборот! Потому что те, кто не мог запомнить «Аделаида», называли её «русская», а это было неправдой. Приятно, конечно, но неправда. «Русские» в её понятии – стройные, высокие, с узкими талиями и распущенными светлыми волосами.
Квартирка была на первом этаже, как считалось у них в Городе. В греции, в частности, в Салониках, «первым» считался жилой этаж. А так как на уровне земли были только «магази», то все вторые этажи считались первыми. «Алекси с Марией» сняли самое дешёвое «исогио» – квартира на уровне земли. Да, ну и нормально! Открываешь дверь и выходишь во двор без всяких лестниц ни вниз, ни вверх. Нормальная квартира. Две маленькие комнаты, кухня и туалет.
Кто знал, что здесь квартиры сдаются совершенно пустыми?! Без несчастных стульев и занавесок! Без плиты на кухне и кухонного стола! И на всё это – на съём, на договор и всякое разное ушло больше половины долларов, которые им выдали в Городском банке на обменные рубли. И доллары, оказывается, были «долларами» там, в Советском Союзе, а здесь они были малоплатёжеспособными бумажками, которые тоже надо было обменять на драхмы! Доллары никто не брал. Г реки даже не понимали, что за зелёные бумажки им показывают. Драхмы были огромными и мягкими, как портянки. И всё измерялось в сотнях и тысячах. Тысяча драхм! С отрезанной от тела головой статуи античного героя без зрачков. Вот «тысяча рублей» это было круто! Тысяча рублей это было… было целое состояние! Одна Аделаидина знакомая прибавила к тысяче рублей ещё полторы и купила себе однокомнатную квартиру! Ещё на тысячу рублей можно было купить четыре пары джинсов. Любых! Тысячу рублей Адель никогда не видела. Она получала восемьдесят на руки после всех удержек и платы за какую-то сумашедшую «бездетность». А тысяча драхм… На тысячу драхм можно было купить килограмм свинины и двухлитровую банку «Кока-колы». Или десять пар колготок. Или двенадцать хлебов… На двенадцать хлебов тратить тыщу драхм было безумно жалко! Лучше купить какие-нибудь тапочки, потому что крем для рук стоил тоже почти тыщу…
На пятитысячной купюре был изображён мужик в тюбетейке и с усами. Аделаида свято верила, что это греческий Богдан Хмельницкий.
Килограмм мяса и бутылка «Коки»… А Лёша хотел есть каждый день!
Квартирку им помогли обустроить добрые соседи. Они без стука входили, толкнув входную дверь плечом, вносили какие-то вещи, то, что им не было нужно. Переговаривались друг с другом, спорили, доказывали что-то. На Адельку не обращали особого внимания. С ней только приветливо здоровались, проходили мимо, так, словно они тут хозяева, пришли обустроить квартиру на свой вкус, в которую поселят диковатых, но всё же любимых родственников из дикой России… Они в первый же день принесли стулья, стол. Кто-то сам повесил занавески на окна. С дырочками, прожжённые в нескольких местах сигаретами, но это были настоящие, знаменитые «греческие занавески»!.. Кто-то приволок матрас и положил его в спальне на пол. А одна добрая душа даже принесла кастрюлю с горячим супом!
Жить уже можно было, только деньги улетали с какой-то космической скоростью! Какие «колготки»?! Какие «джинсы»?! Всё уходило на еду и проезд в автобусе. Когда пришёл первый счёт за свет, Аделаида подумала, что у неё галлюцинации!
Они работали оба. Лёша на стройке, Аделаида, кроме Такиса, убирала квартиры. Каждый день, приходя на работу, она думала, что её выставят с позором именно сегодня. Она выяснила, что не знает языка ровно в ту минуту, когда спрыгнула с подножки поезда на вокзале в Салониках, и не понимала ни слова из того, что ей внушающим тоном говорили хозяйки. Она согласно кивала, потому что знала – хозяйка считает, будто Адель «плохо» говорит по-гречески, но то, что ей вся речь кажется непрерывным, катастрофическим потоком, хозяйка не знает! Хозяйки каждое утро начинают с длительных бесед по телефону. Они кричат в трубку:
– Акривос! Акривос!.. (Точно! Точно!)
Адельке казалось, что хозяйка рассказывает своей подруге, какая у неё бестолковая домработница, а та ей советует:
– Да, выгони ты её! Нафиг тебе это нужно!
И хозяйка, обрадовано соглашается:
– Акривос! Акривос!
Совершенно не стесняясь, они обсуждали, как именно выгнать Аделаиду, до часу пополудни. Именно до «часу» и именно «пополудни», потому что греки всегда думали, что «час» – это дня. То, что это «тринадцать», в сутках же – двадцать четыре, они даже не подозревали. У них было – час до «месимери» – середины дня, и час после «месимери». Никаких тринадцати, четырнадцати, пятнадцати и так далее часов не бывает! Впрочем, как и римских цифр. Оказывается, цифры только греческие!
Лёша приходил со стройки усталый и голодный. Адель старалась прийти раньше и приготовить ему на обед что-нибудь новое, греческое, «вкусненькое». Он принимал душ, ел и ложился отдыхать. Разобравшись с обедом, она начинала готовить ужин, потому что холодильника не было и вторую порцию еды положить было некуда. Лёша ужинал и выходил на улицу попить с соседями пива. Когда оставалось время, прибирала эти две комнаты с кухней и туалетом, стирала вручную, ведь стиральной машины тоже не было. Телевизора не было. Лёша приходил с улицы и ложился спать. Ну-у-у… не так, чтобы совсем спать… так, ложился на подаренный матрас и листал подаренные журналы. И вот тогда он был её! В полном её распоряжении! Она быстренько принимала душ, чтоб не вонять жареной картошкой, и подкладывалась к нему под бочок.
Какое это было блаженство – лежать на матрасе без простыней и одной подушкой на двоих, положив голову Лёсику на такое шелковистое, такое красивое плечо и заглядывать в его журнал, где все буквы расплывались, потому что Адель почти касалась страниц носом! Как от Лёсика пахло и какой он был красивый! Он отрастил волосы и теперь делал сзади шикарный хвост. Глаза поменяли цвет и стали золотисто-медового цвета. Да плевать ей было и на простынь, и на то, что на работе хозяйка заставляет её вручную стирать свои трусы, её Лёсик, её бесподобный, её совершенно замечательный Лёсик был с ней! С ней рядом, на одном матрасе. Она теперь могла ему готовить сколько угодно! Трогать его, ласкать, целовать! Покупать ему что хочет. Правда, ему не всегда нравилось, ну и что?! В греческих магазинах можно поменять, что хочешь! И никто, больше никто, не сможет отобрать у неё её лапочку, её пушистика, её Звёздного мальчика! Никто больше не будет звонить к ней домой среди ночи и выяснять отношения. Никто не скажет:
– Заберите своего бегемота! Они накувыркались в кровати сколько хотели, вашей дочке пора домой! Вы же не думаете, что Алексей на ней правда женится!
Больше не будет ежедневного, ежеминутного, ежесекундного страха, что милый, золотой, вкусненький Лёсик не выдержит всего этого натиска и уйдёт от неё! А без него ей не жить! Как можно жить без него?! Он – это самое замечательное, самое доброе и красивое создание не свете! Самое душевное, самое понятливое, самое… самое… Пушистик…
Раньше было страшно… Было очень страшно. Стало очень страшно именно после свадьбы. Казалось, никто до последнего не верил, что Леший – Адвокат действительно женится на Аделаиде! Все вокруг считали, что это шутка, ну ходит он с ней по Городу, и что? Что, она хуже «командировочной»?! Должен же он с кем-то спать! Он же мужчина! Понятное дело, жениться на хорошей девочке он пока не может, поступает на юридический. Ему надо много читать, готовиться, и потом, как он будет женатый учиться?! Действительно, чем какая-то заразная «командировочная», лучше «эта», всегда можно найти.
В общем-то да, именно после этой, так называемой, «свадьбы» всё и началось…
