Степан Вартанов - Времена и формы (сборник)
«Хорошим мальчиком», почти беззвучно прошептал за спиной у Казимира Тони.
–… хорошим мальчиком. Талантливый, прилежный, неконфликтный…
– Недоброжелатели у него могли быть? – без особой надежды на успех осведомился Казимир. – Ну, вы знаете, один грант на обучение, три претендента, что-нибудь в этом роде?
Сидели они в заставленном книгами и приборами кабинете, на довольно неудобных пластиковых стульях, за таким же неудобным пластиковым столом. Зато в углу приютился самый настоящий академический кожанный диван, и Казимир дорого бы дал, чтобы перебраться на него. Спина, после нескольких часов в машине, ощутимо давала о себе знать.
– У нас это не так устроенно, – возразил Милн. – Если ребенок талантлив, он будет принят на льготных условиях, и конкуренция тут ни при чём. И дети об этом знают.
– Возможно, он обсуждал с вами, или с кем-то… нечто, что его бы могло беспокоить? Вы анализировали записи камер слежения, на предмет эмоций?
– Э… нет. А что – он волновался?
«Не Рамеш. Витает в облаках. Или делает вид – но вряд ли». Беседу фиксировал регистратор, и полицейский компьютер, в числе прочего, работал как детектор лжи – причем считалось, что обмануть его невозможно.
– Он был сам не свой последние две недели.
– Что может беспокоить ребенка в таком возрасте? – Похоже, Милн не верил в способность детей влипать в истории. – Что может быть такого, что бы закончилось… ЭТИМ? Увидел или подслушал разговор преступников? Так он же современный ребенок – одно нажатие сигнальной кнопки на телефоне, и через десять секунд вокруг десять полицейских дроидов.
– Дронов.
– Ну да. Я, собственно, к чему – чтобы что-то скрывать в течение двух недель, Виктор должен был либо не хотеть обнародовать… что бы это ни было…
– Либо вести самостоятельное расследование, – продолжил за него Казимир. – И тот и другой путь запросто могут закончиться устранением нежелательного свидетеля.
– Не знаю… – Старичок задумался, затем просиял:
– Надо проверить его коммуникаторы! Все электронные устройства…
– Мы уже запросили разрешение на проверку, – Казимир едва сдержал улыбку, такая явная досада отразилась на мгновенье на лице его собеседника. Тони чуть слышно хмыкнул. Что же – сам напросился.
– У меня с вопросами всё, – сказал Казимир. – Но, прежде, чем мы перейдём к беседе с одногрупниками Виктора, я думаю, мой напарник захочет задать вам несколько вопросов. – Он заговорчески подмигнул старичку. – Тони новичок, его только что перевели к нам из академии. Поэтому, если можно, объясняйте подробнее. А я пока посижу… да вон там, на диване.
– Как относились одногруппники Виктора к тому, что он был альтом? – Тони взял быка за рога, его энергии и напору можно было только позавидовать.
– А… – Милн растерянно захлопал глазами. – А… разве Виктор был альтом?
Тони не то, чтобы поперхнулся, но сбился, и бросил растерянный взгляд на Казимира. Ответом ему была поощряющая улыбка – на диване и вправду было хорошо и удобно.
– Да, он был альтернативно рожденным, – кивнул Тони. – Скажите, а как вообще в Университете с подобными… э… вещами?
«Вот интересно, в каких же облаках надо витать, чтобы за два года не узнать, что твой ученик – поросёнок?» – подумал Казимир. «При том, что внешность у них, в общем, стандартная.»
Сам он мог распознать альта в ста процентах случаев, впрочем, надо отдать им должное – в полицейских отчётах они проходили, в основном, как жертвы. В крайнем случае – как обороняющаяся сторона. Хорошая наследственность, как ни смешно это звучит.
– Мы бы не потерпели никакой дискриминации, – гневно воскликнул старичок. – Генетически, они люди, и вообще – какого…
– Вы, главное, не волнуйтесь, – успокаивающе произнес Тони. – Я на вашей стороне.
Кстати, неплохо их учат в академии.
– Да что теперь волноваться? – вздохнул Милн. – Эксперимент сворачивают. Сколько их, этих альтов? Двести тысяч. И всё. Дальше будет развиваться «эй – дабл ю», artifficial womb, и о поросятах постараются забыть. – Он горестно вздохнул. – «Поросята». Ксенофобия это, в чистом виде. Ну хорошо, допустим, у мусульман это создаёт проблемы, потому, что неизвестно, кто перед тобой…
– Дети свиньи, – поддакнул Тони.
– Ну да. Дети. Но ведь мусульмане очень быстро выработали линию поведения – и конфликты прекратились. А травят их, в основном, люди не религиозные, травят ни за что, просто по факту отличия…
– Дурацкая это была идея, – согласился Тони.
– Идея была замечательная, – возразил Милн. – Не забывайте, в пике кризиса, фертильность семейных пар в Америке и Европе достигает одной трети, на Земле начинают вымирать виды, причем, никто не знает, почему…
– Виды? – удивился Тони. – Вымирать? Это я, кажется, пропустил.
– Например, тараканы, – ответил Милн. – Они были бичом, знаете ли. Считалось, что они переживут человечество. «Плодятся как тараканы», так говорили.
– А потом, в одночасье, они исчезли, практически вымерли. И никто не знает, почему. И никто не может утверждать, что динозавры не вымерли точно так же – без всякой видимой причины. И никто не может дать гарантию, что мы не вымрем вот так же точно, не вымрем в один прекрасный день, просто безо всяких «потому что»…
– И тогда создали альтов, да, мы проходили…
– Вы вспомните то время. Сингулярность. Вложения в науку. Энтузиазм и общая цель – в кои-то веки! Тогда это не казалось кощунством, тогда это было… как прорыв. В самом деле, если есть генетически модифицированная порода свиней, полностью совместимая с человеком по тканевым комплексам и балансу гормонов, и если можно использовать их для вынашивания человеческих эмбрионов… Чёртовы ксенофобы!
– Да, нехорошо вышло, – согласился Тони, а Казимир вдруг осознал, что его напарник вовсе не «тянет резину», отделываясь короткими репликами, что ему и правда интересно мнение этого старикашки.
«Неужели и я был таким?»
– Нехорошо?! Их чеверть миллиона! И… у них ведь будут дети. Внуки… Если…
Тихонько зажужжал коммуникатор в кармане. Ложь. Детектор отследил ложь, и сообщает об этом. Тони хмурится.
– Люди вообще не очень… достойные существа, – продолжал, не заметив заминки собеседника, учёный. – Вот вы спрашивали, зачем мальчишку понесло в этот переулок? Возможно, потому, что он учил психологию.
– При чем тут психология? – удивился Тони.
– Статистика показывает, что у человека больше шансов получить помощь в таком вот переулке, где мало людей, чем на людной улице. Все смотрят на всех, и думают, что раз никто не помогает, значит… Стадный инстинкт. Все наши действия – это, прежде всего, результат подобных инстинктов.
– Так уж и все? – возразил Тони. – Есть, между прочим, личная гордость, есть…
– Они тоже, – Милн покачал головой. – Вы просто не понимаете, как это работает. Вот… вот, например, стандарты радиационной безопасности. Вы знаете, что за последние пол-века минимально допустимый бытовой фон – стандарт фона – увеличили в сто раз? Потихоньку, полегоньку, и страх перед радиацией сменился равнодушием – все живут, и я живу. То же с альтами, уверяю вас. То же с экологией. Был океан – стали искусственные острова. Потом их будет больше, а океана – меньше. То же со взятками.
– Взятки-то тут при чём?
– Как это – при чём? – Милн аж подпрыгнул на своём неудобном стульчике. – Вы помните этот ажиотаж, когда следящие системы развились до уровня, позволяющего реконструировать события? Когда можно стало сравнить видеозапись человека, входящего в защищенный от прослушивания офис, и выходящего, и сказать – он оставил в офисе конверт, и даже вычислить, по косвенным данным, сумму?
– А, – сказал Тони. – Я понял. Потом появились инвестиционные токены.
– Да. Удобный и как бы законный способ дать человеку взятку. Толпа приняла это, хотя всем всё было ясно. Стадо.
– Ну, не знаю, – Тони задумчиво почесал в затылке. – Вообще-то, инвестиционные токены создавались для анабиозников. Ну, когда стало можно замораживать людей на длительный срок, а затем размораживать, и возникла необходимость в… э…
– В финансовом инструменте, который гарантированно не потеряет свою стоимость через сто лет. – Милн усмехнулся. – Токены торгуются на бирже. Значит, курс их может падать. Так что – нет, это именно механизм легальной передачи денег, за нелегальные услуги. Не спорьте, молодой человек. Я, как-никак, эксперт.
– Я и…
Собеседники помолчали. Казимир не вмешивался в их беседу. Во-первых, вдруг да всплывет в разговоре ещё одна ложь, за которую можно будет впоследствие зацепиться, а во-вторых… диван с каждой минутой становился всё удобнее.
Он достал коммуникатор, и принялся просматривать почту. За прошедшие с момента преступления четыре часа, отдел экспертизы проделал огромную работу. В основном, конечно, автоматическую. Были вскрыты списки и полные записи телефонных звонков жертвы, и проанализированы полицейским «искусственным идиотом». Для разговоров с неизвестными абонентами, вычисленны были координаты принимающего аппарата, и по данным тамошних камер наблюдения – выделен круг возможных собеседников. Затем эти же аппараты были отслежены назад во времени от точки разговора, в местах, где их владельци попали в поле зрения камер, был проведен повторыный анализ, и – вуаля! – все абоненты, кроме одного, установленны. Последний будет установлен в скором времени, никаких сомнений.
