Олег Рой - Маскарад на семь персон
Почему-то каждая из появившихся в его квартире девиц норовила внести свою лепту в создание домашнего уюта. Самому Стасу было наплевать на перемены в интерьере, но он точно знал: как только девица начинает что-то нести в дом – будь то набор винных бокалов, коврик или вот тапки, – надо срочно сводить роман к нулю. Иначе захомутают по полной программе, без скандалов и истерик не отобьешься.
Скандалов Гордин не любил. Он вообще предпочитал не портить отношения. Зря, что ли, в народе говорится: не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Так что, выводя очередную пассию «за скобки», он старался по возможности сохранить если не дружеские, то хотя бы приятельские отношения. Обычно получалось. Потому что возможности есть всегда. И во всем. Нет ничего проще, чем сделать так, чтоб очередная кошечка, недовольно хмыкнув, ушла искать, где мягче стелют. И пусть она думает «я сама его бросила», пусть даже кому угодно про это говорит, не велика печаль. Нет ни выигрышей, ни проигрышей стороны, все это – лишь ступеньки. На каждой можно постоять, наслаждаясь триумфом или извлекая уроки из провала, но только недолго. Дальше нужно двигаться… дальше.
Коврики, кувшинчики и салфеточки, притаскиваемые пассиями, были, как правило, ни к селу ни к городу. Но Стас старался ничего не выбрасывать. И с людьми, и с вещами вечно одна и та же история – только выбросишь из своей жизни, ан, глядишь, тут же понадобится. Так и лежали подарки по углам, ждали своего часа. Вроде этих идиотских турецких тапок, которые могут стать роскошным украшением маскарадного костюма. Спасибо тебе, дорогая… как же ее звали-то? Впрочем, не важно.
С другой стороны, если большинство явившихся «забьет» на предложенный «маскарад»… Хорош Стас будет тогда в своем халате. Так что надо придумать что-то из серии «ни нашим, ни вашим», типа «и рыбку съесть, и косточкой не подавиться».
Вот только времени уже не оставалось.
Хоть монетку бросай. Правда, толку с той монетки – на ней же никаких умных или полезных рекомендаций не написано. Не метод, в общем.
Впрочем, метод-то у Гордина как раз был. Старый, еще чуть не со школьных времен. Если нужно придумать что-то неординарное, а гениальные идеи в голову приходить не торопятся, можно включить телевизор и полистать каналы – непременно намек на решение да попадется. Сейчас методом стало пользоваться еще удобнее: и каналов не в пример больше.
Пульт нашелся там, где ему и полагалось находиться – между диванными подушками. После пяти-шести переключений телевизор вдруг сообщил: «Это волчанка!» По экрану бегали люди в халатах – кто в белых, кто в зеленых, кто-то, кажется, даже в голубом. Но это уже не имело значения, идея была ясна: добрый доктор Айболит, он под деревом сидит. Ну или не добрый и не Айболит, главное – общая картина.
В ящике кухонного стола нашелся кондитерский шприц – тоже «наследство» после одной из пассий. В одном из отделений мебельной стенки – стетоскоп и шапочка. Да здравствует медицинское образование! Хоть какая-то от него польза.
Перед зеркалом Стас прикинул потенциальный «костюм»: на шее стетоскоп болтается, на голове шапочка сикось-накось, из пиджачного кармана двухсотграммовый шприц высовывается – и с юмором, и намек на то, что выпускники-то как-никак из медицинского вуза вышли. А если идея маскарада окажется не слишком востребованной, айболитовский «костюм» легко и непринужденно ликвидируется.
Молодец, Гордин, похвалил он сам себя. Так держать.
Ресторан «Розовый фламинго» понравился Стасу сразу. Вроде бы и в центре, то есть удобно добираться, даже с учетом традиционных пробок, но в то же время не на виду, а в уютном дворике, значит, случайных посетителей не бывает. И оформление очень даже ничего себе: ярко, богато, эффектно. Стильно.
Из холла в ресторанный зал вел широкий проем, по сторонам которого стояли два гигантских, метра по четыре, деревянных (а может, пластмассовых или гипсовых, черт их разберет) фламинго. Изящно изогнув длинные шеи, птички сцепились массивными крючковатыми клювами, образуя над проемом оригинальную арку. Проходя под ней, Стас вдруг растерялся – куда идти-то? Узнает ли он тех, с кем сидел, как это называется, за одной партой? Все-таки лет прошло – ого-го сколько.
Впрочем, замешательство продлилось лишь несколько секунд – Кристину он заметил издали. Ее трудно было не заметить, разве что глаза зажмурить: алое платье невольно притягивало взгляд, так что казалось, будто в зале, хоть и изрядных размеров, нет больше никого, кроме обладательницы платья. Ну, по крайней мере, никого заслуживающего внимания.
В этом была вся Кристина, хмыкнул про себя Стас. Непременно ей нужно центральное место занять. И декольте, разумеется, на грани приличия, отметил он, подходя ближе. Хотя что ж, может себе позволить. Годы ее не испортили, даже вроде бы наоборот, как-то улучшили. Или это она так себя подает? Впрочем, что-что, а подать себя Кристина всегда умела. Первая красотка курса, ах, ох, все падают штабелями и бегут на цыпочках исполнять любой каприз прелестницы. Причем одновременно. То есть одновременно бегут и падают.
Через несколько столиков от нужного три девицы-красавицы синхронно потягивали разноцветные коктейли и почти так же синхронно поклевывали какие-то пестрые пирожные – не то студентки окончание сессии отмечали, не то «ночные бабочки» на охоту за клиентами вылетели. Впрочем, для «ночных бабочек» девичий щебет был, пожалуй, слишком безмятежен.
Кристина поглядывала на троицу несколько недовольно – как это кто-то осмеливается быть красивым в ее ослепительном присутствии?!
Гордину Кристина не нравилась с самого первого курса. Ну то есть внешность у нее, конечно, впечатляющая, столбенели от нее не только однокурсники, но и кое-кто из профессуры. Но Стас воспринимал эту неземную красоту примерно как произведение искусства. Конечно, она не мраморная, наподобие античных статуй, а вполне живая, из плоти и крови, но почему-то именно плотских желаний эта великолепная плоть не возбуждала. Ему всегда казалось, что для Кристины быть первой красавицей – главное дело в жизни. А кроме этого – ничего. Пустота. Вроде той царицы, что вопрошала надменно: «Свет мой, зеркальце, скажи!» Как сказочный царь ухитрился такую в жены взять – уму непостижимо!
Жить рядом с таким существом – а женитьба, как ни смотри, означает совместный быт – все равно, что парчовым покрывалом полы мыть: и тяжело, и царапает, и не моет ни черта. Впрочем, на парчовом покрывале и сидеть-то не очень, а уж лежать и вовсе. Только любоваться. Для чего-нибудь более осмысленного парча не годится совершенно. Так же, как ледяной дворец совершенно непригоден для жизни. Но смотреть красиво, да. Аж дух захватывает. Маска, изображающая надменную львиную морду, была небрежно сдвинута на затылок.
Впрочем, Игорек, кажется, подобными мыслями не отягощается, ехидно думал Гордин, подходя к столику. Вон как в Кристинино декольте глаза запускает. И маска у него парная к ее, тоже львиная. Ну и ладно. Маскарад состоялся. Стас выбрал из нескольких лежащих на столе масок ту, что с волчьей мордой. Получился доктор-волк, эдакий санитар леса. Смешно. Ну что же, он будет получать удовольствие (и если повезет – пользу) от организованной Игорьком встречи. Запахи, волнами плывущие по золочено-розовому ресторанному залу, куда соблазнительнее терпких Кристининых духов. Вкусно поесть в приятной компании – далеко не самое мелкое из жизненных удовольствий. Стас даже слюну сглотнул. В предвкушении.
А если вдруг на встречу заявится Громов… Впрочем, а что, собственно? Ну Громов, подумаешь. Сто лет прошло. Да еще и неизвестно, кто на кого сердиться должен и кто перед кем виноват. Это с какой стороны посмотреть. Он, Стас Гордин, виноватым себя никогда не чувствовал, скорее уж наоборот, в пострадавшие ни за что ни про что попал. Хотя, может, и вовсе никто ни в чем не виноват. Обстоятельства так сложились. Как пишут в официальных бумагах, обстоятельства непреодолимой силы.
* * *Наверное, именно так чувствуют себя женщины, когда, вперившись обреченным взором в битком набитые гардеробные глубины, печально вздыхают: ну совершенно нечего надеть.
Громов, признаться, никогда этого не понимал. А вот теперь не то что понял – почувствовал. Кажется, впервые за все свои почти сорок лет.
И ведь нельзя сказать, чтоб надеть было действительно «нечего». Ну то есть чтобы в буквальном смысле. В конце концов, не голый же он ходит. Москва – не какое-нибудь Самоа, чтоб голышом бегать. И не младенец он грудной, чтоб памперсами да пеленками обходиться. Он еще раз – кажется, уже четвертый – «пролистал» содержимое гардероба.
Нет, все это решительно не годилось. Одежда рассказывает о своем обладателе… в общем, многое рассказывает. Может, Шерлок Холмс и преувеличивал насчет соответствия человека и костюма, но тут… Он вытащил пиджак – темно-серый, неброский, практичный – и тут же сунул на место. Нет. Совершенно не подходит. Прочие «тряпки» были еще хуже. В них вполне можно было пойти – ну… в общем, куда угодно можно было пойти, кроме вечеринки с бывшими одногруппниками – нет, решительно невозможно.
