Дарья Кузнецова - Увидеть Париж – и жить
– Как ее состояние? – спросила я у врача, грустной, серьезной, худенькой женщины с короткой стрижкой.
– Неважно, у нее сепсис, развился молниеносно, непонятное ослабление иммунитета, все началось с ничтожного очага инфекции, простого фурункула. Ее состояние с каждым днем ухудшается, несмотря на все наши усилия.
– Она будет жить?
– Прогноз сомнительный, – грустно покачала головой врач.
– Можно ее навестить?
– Да, только недолго, пожалуйста, ей нельзя утомляться.
Я зашла. Жанна лежала под капельницей в отдельной палате, напротив нее висела плазменная панель. Она еще больше похудела. Когда я вошла, она подняла на меня измученные глаза.
– Зачем ты здесь?
– Просто хотела тебя навестить.
– Зачем?
Я начала злиться.
– Почему вы все здесь такие? Вы сдались, вы не хотите бороться за свою жизнь. Хватит сидеть и плакать над своими несчастьями, пора уже сделать что-то стоящее и утереть нос всем недругам.
Глаза Жанны оставались тусклыми.
– Послушай, – вдруг сказала я, сама себе удивляясь. – Я договорилась с Пьером, мы купим лошадь, чистокровную арабскую, поселимся в твоем домике. Тот запрет жокейской ассоциации снимут, мы заплатим, кому нужно, может быть, проведем повторное расследование. И мы победим на скачках, на самых главных скачках, как они там называются, я не помню, ну ты же знаешь, ты у нас наездница.
– Зачем ты врешь мне? – грустно спросила Жанна.
– Я не вру. Ты знаешь, один раз с Пьером мы скакали по весеннему полю, и мне никогда не было так хорошо. Я чувствовала, что мы будто одно целое с природой, с лошадью. Когда ты на коне, то жизнь кажется прекраснее. Я уже купила нашу будущую чемпионку, клянусь тебе. Лошади – они как женщины, нежные, ранимые, обидчивые. Поправляйся, Жанна, у меня ведь тоже ничего не осталось в жизни, кроме перспективы побеждать на ипподроме. Я хочу выиграть скачки. А что мне еще делать – у меня никого не было, но теперь есть лошадь и ты. Она очень красивая, ее зовут Белла. И если ты умрешь, у меня уже не останется в жизни никакой цели. Ничего не останется, ведь так часто не сбываются наши мечты, Жанна. У меня пока не сбылось ни одной. Как люди ведут себя на ипподроме? Я не знаю. Там аплодируют, как в театре? Я хочу где-то победить, чего-то добиться, я хочу сделать это с тобой. Ты ведь любишь лошадей, Жанна, ты же знаешь, что их можно полюбить с первого взгляда. Подруга, мы с тобой будем вдвоем, мы не будем одиноки, мы станем лучшими друзьями. Я ведь никому не нужна со своей кучей денег. Может быть, я пригожусь тебе? Ведь так важно быть нужным кому-то, это дает силы жить. Жанна, не умирай, пожалуйста, тогда мы победим на скачках, и солнце взойдет снова. И мы будем сидеть, пить чай на террасе и говорить и говорить, про лошадей и иногда про парней под рюмочку виски. А почему нет, Жанна? Я считаю, что есть хорошие парни. Меня несколько раз хотели убить – ну и что, есть и хорошие ребята. Если ты умрешь, я больше уже не придумаю ничего, и так и останусь в этой дурацкой клинике.
Я посмотрела на бледное, почти зеленое лицо Жанны, на ее запавшие глаза и едва сдержалась, чтобы не разрыдаться.
– Ну, хорошо, я, может быть, не умру, я попробую, – тихо сказала Жанна. – Принеси мне фотографию Беллы.
Я вышла из лазарета, набирая номер Пьера.
– Пожалуйста, ради нашей дружбы, сколько стоит лучшая скаковая лошадь? Да, я ничего в них не понимаю. Я помешалась на скачках после нашего разрыва, ты слишком много рассказывал мне об этом, и попала в клинику неврозов, врач прописал мне лошадь как лекарство.
– Я сейчас не могу, моя дочь в больнице.
– Пьер, нам обязательно нужно встретиться, пожалуйста.
– Хорошо, приезжай.
Глава 23 Волнующие перспективы
Я написала заявление, что отказываюсь от дальнейшего пребывания в клинике и предупреждена о последствиях, вызвала такси и поехала к Пьеру в офис. В этот раз я не просто хотела помочь кому-то, я чувствовала, что покупка лошади и участие в скачках будут спасением и для меня, не только для Жанны. Я провела в клинике целых два месяца, они пролетели совершенно незаметно. Также незаметно могла пройти и вся жизнь. Нужно вырваться из этого места и начать что-то делать. Я интуитивно чувствовала, что мне необходимо сделать что-то, чтобы снова почувствовать себя живым человеком.
Я встретилась с Пьером в офисе, располагавшемся в одном из небоскребов в деловом центре Парижа. Когда я входила, мои ноги слегка дрожали. Любимый, у нас было столько прекрасных ночей. Ведь ты не забыл меня, просто не мог. Мои слова тогда в больнице очень ранили тебя.
Пьер сидел за столом, ссутулившись, с тоской глядя в монитор. Мне показалось, что здесь он явно не на своем месте. Он похудел и выглядел неважно, круги под глазами. Офис был прекрасно оформлен в стиле модерн. Я первый раз была на работе у Пьера. Мой бывший возлюбленный поднял на меня глаза, в них было все: разочарование, тоска, неловкость, смятение, ностальгия, но я не уверена, что была любовь. Я села в кожаное кресло напротив него.
– Лариса, ты хорошо выглядишь. Я рад, что лечение в клинике тебе помогло, – устало сказал он.
– А как твоя дочь?
– Проходит лечение от наркозависимости, пока не очень успешно. Вчера был истерический припадок, ее с трудом успокоили. В бизнесе дела идут неважно. Кризис сильно по нам ударил, прибыли упали. Я день и ночь пытаюсь спасти корпорацию. Лариса, прости, мне сейчас некогда заниматься лошадьми. Я вижу, ты опять хочешь кому-то помочь, ты не меняешься. Мне очень жаль, что мы… что мы расстались, – его голос дрогнул.
– Ну, пожалуйста, ради наших прежних отношений. Я из-за твоих дел чуть не погибла, – сказала я, взяв его за руку.
Пьер вызвал секретаршу и попросил принести нам кофе. Серьезная девушка в очках, такая худенькая, будто страдала анорексией, принесла нам две малюсенькие чашечки.
– Лариса, прости меня, пожалуйста, если сможешь, решение всех этих вопросов потребует больших денег, у меня сейчас нет свободных средств. Если бы это было нужно лично тебе, я бы помог непременно. Но мне кажется, ты опять впутываешься в какую-то историю ради кого-то. Тебе надо отдохнуть хоть немного, может быть, ты хочешь вернуться ко мне? – спросил он неуверенно, после небольшой паузы, глядя мне в глаза.
Я с трудом усидела на стуле. Мне, как ребенку, хотелось встать и закричать что-то непонятное и радостное. Люблю ли я его? Не знаю, наверно, люблю. Ведь мы не знаем, что такое любовь и как ее объяснить. Это когда видишь в человеке что-то светлое и хочешь быть рядом, влечение и духовная близость. Так сложно увидеть хорошее в людях, измученных жизнью, порочных, запутавшихся и несчастных. Любовь – нечто непонятное и необъяснимое, вопреки всему. То, что спасает нас от смерти в омуте равнодушия и грусти.
– Не знаю, может быть… – тихо ответила я. На мгновение мне показалось, что в моей жизни снова появился смысл. Пьер с нежной улыбкой посмотрел на меня и взял мою руку в свою.
– Только, Лариса, хочу предупредить, я пока не смогу проходить процедуру ЭКО, я слишком устал, у меня депрессия. Давай отложим это, по крайней мере, на какое-то время.
Я почувствовала себя нехорошо, у меня закружилась голова. Значит, он не любит меня по-настоящему. А может, и не значит. Но Пьер не понимает меня, совсем. Я не могу не пытаться, не пытаться забеременеть вопреки всему. Возможность обнять свою маленькую половинку, увидеть свет глаз собственного ребенка важнее всего остального. Уроды из моего прошлого не смогут лишить меня этого. Пьер хочет заставить меня отказаться от моей мечты. Я не могу, даже ненадолго не могу. Мое лицо стало злым и расстроенным, хотя я пыталась сдержать эмоции.
– Лариса, что с тобой? Все в порядке? – он с тревогой посмотрел на меня.
Романтическое настроение неизвестно куда улетучилось. Меня охватил приступ ярости и злобной тоски.
– Пьер, я пока не готова к продолжению отношений, я сказала не подумав, извини. Сколько нужно денег, чтобы решить проблему Жанны, о которой я говорила, и купить скаковую лошадь? Я заплачу.
Пьер протянул мне бумажку, на которой была написана астрономическая сумма, почти половина моего банковского счета.
Образ домика на окраине Парижа как-то потускнел в моей голове.
– Это не может столько стоить!
– Речь идет именно о таких деньгах, Лариса, ты не разбираешься в конном спорте, в законах ассоциации, в стоимости скаковых лошадей, – Пьер поднял на меня печальные, усталые глаза и глубоко вздохнул.
– Сумма не может быть такой огромной, ты просто не хочешь мне помочь, видимо, наши отношения и то, что я ради тебя чуть не погибла, ничего не значит.
– Лариса, я любил тебя и до сих пор люблю, ты удивительная женщина, и я тебе очень благодарен. Но этот ужасный экономический кризис парализовал нас. Я был бы рад тебе помочь, но не какой-то твоей подруге, с которой ты вчера познакомилась. Мне было очень больно, когда ты решила прекратить наши отношения, но сейчас у меня уже ни на что нет сил. Трагедия с дочерью, проблемы с корпорацией, твоя травма – все придавило меня как огромный снежный ком.
