Наринэ Абгарян - С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали (сборник)
Девочка встала на колени, приподняла юбки прабабушки, стала изучать ее ноги. Ноги были совсем старенькие, с тонкими икрами и отчаянно выпирающими косточками на щиколотках.
– Где тебе делали разрезы?
– Вот тут, – показала Тамар.
– Следов-то не осталось!
– Конечно, не осталось. Столько лет прошло!
– Много?
– Много.
Девочка обняла прабабушку, зарылась лицом в ее фартук – вдохнула знакомый запах дровяной печки, сушеного кизила и цветочного меда. Спросила надтреснутым голосом:
– Нани, ты что, совсем старенькая?
– Старенькая, но не совсем. Не волнуйся, я еще сто лет проживу. – Тамар чмокнула ее в солнечную макушку, улыбнулась: – Ладно, давай на стол накрывать, а то прибежит голодный Витька, а мы даже свертки с едой не развернули.
Они расстелили на траве небольшой плед, а сверху – сложенную вчетверо скатерть. Тамар принялась доставать из авоськи нехитрые припасы – холодное мясо, хлеб, миску с соленьями, помидоры-огурцы. Девочка копошилась в свертках бабушки Лусинэ – зелень, сыр, отварные яйца.
– Я сейчас почищу яйца, а ты иди позови мальчика, пора есть, – велела Тамар.
Витька взбирался на валуны и с громким гиком нырял в пенистый водоворот. Девочка какое-то время наблюдала за ним, потом скинула сандалии, осторожно побродила по берегу речки, там, где вода доходила до колен. Поморщилась – речная галька больно впивалась в ноги. Она вскарабкалась на огромный, покрытый толстым слоем мха валун, вздохнула с облегчением – мягкий мох щекотал ступни.
– Витька, смотри, я на ковре стою, – позвала она.
– Чего? – вынырнул Витька.
– Говорю – на ковре стою.
Витька подплыл ближе, схватил Девочку за щиколотку:
– Ну что, плавать не надумала?
Мокрые волосы прилипли к его лбу, он улыбался во все свое скуластое лицо и щурился от яркого солнечного света.
– He-а. Не хочу. – Девочка тряхнула ногой, высвобождаясь из рук мальчика. – Ты лучше погладь мох. Смотри, какой он мягкий. Словно котеночек.
– Что я, мха не видел? – пожал плечами Витька.
– Ну потрогай, жалко тебе, что ли?
– Жалко, – кивнул Витька, но мох потрогал. – Мягкий, ага!
Он нырнул, потом выплыл, лег на спину, выпустил изо рта фонтанчик воды:
– А я похож на кита?
– Ага. Очень. Ладно, пошли, нани есть зовет.
– Сейчас еще раз прыгну и пойдем.
Витька взобрался на высокий валун, сложил руки над головой, вытянулся в струнку. Яркий дневной свет рассыпался мелкими пятнышками по его плечам и спине, там, где остались капли влаги, и весело переливался золотым и серебряным. Девочка, прищурившись, рассматривала Витьку оценивающим взглядом. Худой, высокий, костлявый, в трусах смешно торчит писюн. Хмыкнула. Странно все-таки устроены мальчики. Как-то совсем по-дурацки.
– Сальто будешь делать? – перекричала она шум речки.
Витька важно кивнул, нагнулся, сильно оттолкнулся ногами и, очертив в воздухе длинную дугу, нырнул в воду. Бултых – река на миг разомкнулась, чтобы принять его в свои объятия, и сомкнула воды над головой.
«Раз… Два… Три… Четыре… Пять…» – медленно принялась считать про себя Девочка. Витька вынырнет, когда четыре раза досчитаешь до десяти, главное, не торопиться со счетом и – не дышать. «Семь… Восемь… Девять.,» – она зажмурилась и стала выдыхать, замирая после каждого короткого выдоха на полсекунды. Когда зашумело в ушах, Девочка осторожно опустилась на корточки, обняла себя за колени и замерла на нижней границе выдоха – еще чуть, и станет совсем невмоготу.
И в ту же секунду шумно вынырнул Витька.
– Я видел дельфина! – крикнул он.
Девочка глубоко вдохнула, подождала, пока уймется бешено колотящееся сердце, и лишь потом переспросила:
– Кого ты видел?
– Дельфина. – Витька выбрался на берег, попрыгал, наклоняя голову то к одному, то к другому плечу. Натянул на мокрые трусы шорты, нацепил сандалии.
– Какого дельфина? – Девочка слезла с валуна, обулась.
– Большой такой, синий. Я нырнул, открыл глаза, смотрю – мимо меня проплывает дельфин. Я погладил его – он совсем гладкий, как речная галька. И холодный.
– Не знала, что в нашей речке водятся дельфины, – удивилась Девочка. – Надо нани рассказать.
И она полетела в сторону старого сада, выкрикивая на бегу:
– Нани, ай нани, в нашей речке дельфин!!!
– Синий!!! – подхватил Витька и побежал следом, но вполсилы, намеренно отставая, чтобы не обгонять Девочку – пусть та первая расскажет своей прабабушке новость.
2– А кашалота не видел? – Тамар пододвинула к Витьке миску с соленьями: – Бери помидоры, они с чесноком и зеленью, вкусные.
Витька смущенно улыбнулся, подцепил двумя пальцами ломтик помидора, быстро, чтобы не капнуть соком на скатерть, отправил в рот. Оторвал кусочек от хрустящей горбушки, макнул в кисло-соленый помидорный соус, съел, причмокивая.
– Мммм!
– Возьми картошки. И мяса возьми.
– Тетя Вера запекала?
– Да. Вкусно?
– Бабушка говорит, что тетя Вера лучше всех запекает мясо. – Витька соорудил себе бутерброд из ломтика свинины, сыра и зелени.
– Моя мама вообще вкусно готовит, – отозвалась Девочка, но к мясу не притронулась. Взяла половинку отварного яйца, потянулась за солью.
– Я уже солила, – хлопнула ее по руке Тамар. – Ты бы хоть овощей взяла. Совсем ничего не ешь.
– Нани, а с чего ты взяла, что в нашей реке не может быть дельфинов? – перевела разговор на другую тему Девочка.
– Во-первых, дельфины в реках не живут, они любят соленую воду. А во-вторых, ты видела глубину нашей речки? От силы полтора метра. В засуху совсем мелкая, еле до середины бедра доходит. А дельфин большой. Больше нашего Сето.
– Ноя погладил его, – Витька отложил бутерброд, вытянул вперед правую руку, – вот этой рукой. И боку него был гладкий. И холодный.
– И глаз был коричневый, да? – прищурилась Тамар.
– Н-ннне знаю, – промямлил Витька. – Я в глаза ему не заглядывал.
– А что ты видел?
– Бок. Он шевелился. И хвост.
– Думаю, тебе просто померещилось. Такое иногда случается, когда резко ныряешь.
Витька нахмурился. Он готов был поклясться чем угодно, что видел дельфина. Совсем близко, совсем рядом. Тот медленно проплыл мимо – синий, величественный, – обдал его холодом своего гладкого бока и поплыл дальше, вниз по течению, в сторону Восточного холма, туда, где плескался большой водоем. Девочка растерянно крошила хлеб – она была расстроена не меньше Витьки.
Тамар перевела взгляде одного ребенка на другого, пожевала губами. Кашлянула.
– Вообще-то, Виктор, очень даже может быть, что это был дельфин.
– Да? – встрепенулись дети.
– Мир большой, а мы маленькие, много чего не знаем и не понимаем. Так что всякое может случиться.
– Я же говорил, что видел его, – обрадовался Витька. – И даже погладил.
– Ну, раз говоришь, что погладил, значит, так и есть. Тату будете?
– Будем! – захлопала в ладоши Девочка.
– Только сладкое и ешь. На! – Тамар протянула сверток с раскрошенной гатой. – Придется есть ее пригоршнями.
– Так даже вкусней!
– Вот и славно. Сейчас доедите гату, потом мы уберем еду, полежим немного на пледе и двинемся в обратный путь.
– А полежать обязательно? – прошамкал с набитым ртом Витька.
– Обязательно. Будем лежать и слушать природу.
– Зачем?
– Виктор! Вот сколько лет я тебя знаю?
– Восемь?
– Восемь. С самого твоего рождения. И все это время ты мучаешь меня одним и тем же вопросом! Ответа не можешь запомнить?
– Мне просто лень лежать и слушать.
– Ничего. Чины не отвалятся, если немного полежишь. Возьми еще гаты.
– Не хочу, спасибо, я наелся.
– Тогда заберешь оставшуюся еду с собой. Будет чем вам с бабушкой поужинать.
– Хорошо.
Тамар аккуратно упаковала припасы в свертки, сложила в пакет. Отряхнула скатерть, убрала ее. Легла на плед, сложила на груди руки. Дети улеглись рядом, Витька – справа, Девочка – слева. Витька раскинул ноги, а Девочка свернулась калачиком и уткнулась носом в бок прабабушки. Солнце склонилось к Западному холму, шумела разбуженная сошедшим ледником речка, пел в кронах деревьев ветер, где-то наверху, на самой верхней точке небесного купола, замерло время… Воздух загустел, остро запах травами, нагретыми на солнце валунами, мокрым мхом.
– Послушайте, как тихо, – прошептала, не открывая глаз, Тамар.
И сразу наступила тишина.
Ниночка
Если идти против течения – не останавливаясь, не оглядываясь, все вверх и вверх если идти, река будет рассказывать о чем-то своем, никому не ведомом, о стаях рыб, о крике птиц, о безмолвном таянии снегов – там, у самых истоков, где вода особенно холодна, а деревья вокруг особенно молчаливы.
Внизу, в долине – дома, утопающие в садах, градом сыпалась от порыва ветра с шелковицы последняя, перезрелая тута, оставляя на руках темные следы. Робко перебирая первыми лучами, золотил край мира рассвет.
