Андрей Акцынов - Бретёр
– Сейчас они готовят компромат на всю оппозицию. Мне кто-то рассказал, что этим занимается Африка Бугаев, которого на Куршевеле поймали с наркотой…
Когда Тишин ушел, Бретёр спросил:
– А почему ты сказал мне, чтобы я держался от него подальше, ведь он столько сделал для партии?
– А ты разве не знаешь, какие он дал на меня показания по Алтайскому делу?
– Какие?
– Самые неудовлетворительные. Он написал: «Группа людей с рюкзаками собрались в бункере, потом выехали… В рюкзаках было то-то и то-то…» Я сам читал написанное его рукой. Беляк едва смог вытянуть эти показания на тройку.
– А почему он так сделал?
– На него надавили, и он был не готов. Не думаю, что он хотел предать меня, как Акопян.
14В вагоне-ресторане на обратном пути к Бретёру подсел настоящий урка и на полчаса погрузил его в кровавый провинциальный триллер.
– Когда я попал в тюрьму, то не спал три ночи подряд. Боялся, что меня укокошат. В тюрьме нельзя вести себя как пай-мальчик. Если что-то, то сразу бьешь ответ либо говоришь: «Обоснуй!»
– А как еще вести себя в тюрьме? – Бретёра это очень интересовало.
– В тюрьме за тобой очень следят, за тем, что ты делаешь, что и как ты говоришь. Внимательно спрашивают, как ты обходишься с женщинами. Если ты им лижешь, то ты не мужик и тебя можно опустить.
Он вспомнил, что по версии Лимонова все обстояло несколько иначе: в камере с тобой происходит только то, что с тобой решила сделать администрация.
– А сидел за что? – Бретёр понимал, что идет на риск. За такой вопрос спокойно могут послать или дать по башке.
– Мы наркобарона завалили. Карен был болен СПИДом, он сидел на героине, который продлевал ему жизнь.
– А что, героин может продлить жизнь? – усомнился Бретёр.
– Да, может. Так вот Карен был весь такой высохший. У него была огромная трость. Если нажмешь на кнопочку, то из набалдашника вылетало лезвие. Он подсадил на наркотики кучу людей. Я выстрелил в него из дробового ружья, когда он вышел на балкон. Несколько дробин попали в сердце.
Они выпили по рюмке водки. Уркаган вышел в Бологом, на его место села пухлая блондинка, такой бесформенный, обкормленный пирожными хомяк. Улыбчивая хомячка, дочь дальнобойщика, была приветливой и веселой. Она сразу заказала себе три бутылки пива и орехи. И тут же перешла к делу.
– Я не могу жить без орехов, – сообщила она, – и мне плевать, что говорят другие. Мой дом похож на… на…
– На дупло Чипа и Дейла?
– Да!
Они вместе захохотали.
Без криминальных историй опять же не обошлось. Выяснилось, что недавно приехали какие-то белорусы, посадили ее в машину и завезли в район гаражей, чтобы всем вместе изнасиловать. Она чудом выкарабкалась и всю ночь бежала по полям. Она рассказала своим друзьям из Купчина, и те быстренько нашли их и прибили. Закопали в этих же полях.
Бретёр любил свою страну. Разную. Даже такую темную ее сторону.
Поздно ночью, на выходе с поезда, пьяный, он запел:
Привет, немытая Россия,
Гори, гори, моя звезда…
– У тебя здесь не хватает только крепостных музыкантов! Здесь можно снимать порнофильмы. Самые элитные! – Лимонов приехал в новую квартиру Бретёра вместе с адвокатом Сергеем Беляком и охранниками. Он приехал поддержать питерских нацболов на суде и выступить в их защиту.
– Я их тут и снимаю, Эдуард. А потом продаю, чтобы заработать деньги на партию!
Бретёр переехал на новое место недалеко от Таврического садика. Там все было декорировано в классическом ретро-стиле, пылал настоящий живой камин. На стенах висели картины родителей, что создавало ощущение чуть старомодной роскоши.
– Вы привыкайте, привыкайте! – Лимонов расположился у горящего камина с бутылкой виски Jack Daniels.
– Отличный прием, спасибо! Как говорится, хорошо, когда хорошо! – Беляк принес с собой в подарок здоровенный фолиант-фотоальбом собственной работы под названием «Девушки партии».
Известный адвокат, из пятерки лучших в России, был не только адвокатом, но изобиловал другими талантами. Он был фотографом, поэтом и занимался музыкой. Из известных рок-музыкантов он сколотил свою группу под названием «Адвокат Беляк» и записал уже множество дисков.
Он, несомненно, обладал чувством эстетического вкуса, что проявлялось и в выборе клиентов. Лимонов, Жириновский, нацбол Владимир Абель, вор в законе Тюрик – и это далеко не полный список. В чем-то ему мог бы позавидовать знаменитый адвокат дьявола Жак Вержес. Сергей имел крепкие татуированные руки и вел себя интеллигентно и вальяжно, так ведут себя уважаемые доны в американских фильмах. Сам он и в шутку называл себя сибаритом и даже предводителем партии сибаритов.
– Включай, скорей! – скомандовал Эдуард, и все уселись у телевизора, скоро должен был начаться фильм «Анатомия протеста».
Профукав два неоспоримых шанса на площади Революции и Лубянке, отколовшаяся от нацболов часть оппозиции продолжала ерепениться, когда все уже было закончено. Это было уже не борьбой за власть, но истеричными конвульсиями. Это началось еще после знаменитого стояния в фонтане на Пушкинской и продолжилось 6 мая на «Марше миллионов».
Во время санкционированного шествия на Болотную площадь – в этот раз власти разрешили использовать только половину площади – Удальцов с Навальным устроили сидячую забастовку перед кинотеатром «Ударник», они хотели срезать маршрут. Все это привело к тому, что позже назовут массовыми беспорядками. Крепкие ребята пошли с ОМОНом врукопашную, полетели булыжники и бутылки. Бошки были расквашены у тех и других.
Всего после митинга задержано свыше шестисот человек, чуть больше, чем 6 декабря на Триумфальной. С одной стороны, Бретёру очень хотелось в тот момент быть там… Но, с другой, он понимал, что это уже ни к чему не приведет и шанс упущен. Никто не хочет садиться в тюрьму за просто так. После этого болотный протест деградировал до народных гуляний в скверах и песен под гитару. «Грушинским фестивалем» власть не напугать.
Все это было Бретёру уже известно. Но тут на экране возникает Сергей Удальцов. Плохое качество записи свидетельствует о том, что это оперативная съемка. Удальцов сидит рядом с неким толстобрюхим неряшливым грузином по имени Гиви Таргамадзе, тот полулежит на диване. Обстановка напоминает номер в дешевой гостинице. Сергей курит одну за одной, видно, что очень нервничает. И неспроста.
Речь идет о совершенно фантастических и ужасающих вещах. Гиви обещает Удальцову неплохой куш за организацию массовых беспорядков от Калининграда до Владивостока, создание лагерей боевиков, привлечение чеченских террористов и захват колокольни (!) Ивана Великого в центре Москвы…
Все выглядит столь безумно, что сперва сложно поверить своим глазам и ушам. Это как впервые увидеть обрушение двух башен-близнецов 11 сентября. Сергей сидит истуканом со своими подельниками и выслушивает грузина, как своего наставника. Черт, как можно было попасться на такой вот фигне!
– Да уж! Не слабо… – Лимонов, как бывалый казак, закрутил ус.
Беляк:
– Тут он такого наговорил… хватит на целый букет статей, включая измену Родине!
Ясно, что этот фильм был прелюдией и подготовкой общественного мнения перед арестами и зачисткой оппозиции. Неужели борьба, которую народ начал на Триумфальной, должна была закончиться вот так?
Совсем под вечер к ним явилась хрупкая и высокая Фифи, девушка Лимонова. Как и Бретёр, она оказалась фанаткой «АукцЫона», даже ездила за ними по городам. Он в очередной раз завел свою любимую «Дорогу».
– О, так это отличная песня! Я же слушал, когда сидел! – сказал Эдуард.
Они прослушали весь альбом «Птица» на редчайшей оригинальной виниловой пластинке, которую Бретёр раздобыл с огромным трудом.
А ночью Эдуард вышел в кухню, чтобы что-то отрезать, может быть кусок хлеба, и порезался. Да так, что кровью залил почти полстола. Он вытер стол тряпкой, но все равно остались кровавые подтеки.
– Эдуард! – спросил Бретёр. – А что с вами была на Алтае тогда? Почему тебя тогда арестовали?
– Потому что испугались. Все было немного не так, как представлялось в СМИ, мы были хорошо подготовлены и готовы ко всему…
И потом Бретёр наконец услышал то, что произошло на Алтае в то время. От начала и до конца.
– Значит, вас тоже предали? – спросил он после долгого рассказа.
– Нас предали, однозначно! Конечно!
16Когда Бретёр ложился спать пьяный, то сны становились еще более яркими и красочными, с пугающим сюрреалистическим оттенком. Вот и сейчас, после того как перебрал виски, он вновь приоткрыл дверь меж двух миров.
Во сне к нему явились две его женщины. Настя и Моргана, они лежали на накрытом обеденном столе. Тарелки и блюда ломились всевозможной горячей пищей, а их вспотевшие тела мерцали во мраке и отражались в серебряных столовых приборах.
