Валентин Бадрак - Чистилище. Книга 1. Вирус
– Я так и поняла, – ухмыльнулась Леся. Слова Кирилла явно не вызвали у нее доверия. Но, по всей видимости, это было не важно. Она была, как обожженный зноем цветок, жаждущий заполучить хоть глоток жизненно необходимой влаги. И вероятно, уже все давно для себя решила.
Возвращаясь домой, Лантаров подумал, что они, действительно, здорово прогулялись по саду. Он ущущал необычную свежесть, в голове крутилась незатейливая мелодия. Настолько приятная, что он даже выключил автомобильный магнитофон.
После Ботанического сада он отвез Лесю на Русановку, но не к самому дому – она на всякий случай вышла за несколько кварталов, сказав, что пройдется. На прощание она добавила достаточно странную для него фразу: «Знаешь, а ты добрый, – при этом девушка мгновение помедлила, – не одеревеневший». Лантаров расшифровал сказанное как приглашение к дальнейшему общению.
4Они встретились через неделю, несмотря на то, что Вероника вполне реально замаячила на горизонте.
На этот раз Леся выглядела совсем по-иному. Она, как и прежде, попросила увести ее куда-нибудь из душного города, липкие объятия которого напоминали о приближающемся кошмаре глобального потепления через какую-нибудь тысячу лет. Был пыльный безветренный полдень пятницы, так что Кирилл и сам был рад глотнуть свежего лесного воздуха. Девушка приятно удивила его: сегодня она была в брюках, строгих по стилю, но плотно обтягивающих ее точеную фигурку. Белая блуза без рукавов… Белые босоножки на высоком каблуке… Именно они придавали ей сходство с племенем современных киевских амазонок, бороздящих столичные просторы с хищническими взглядами на окружающий мир. Лантаров уловил, что все это – для него; она хотела выглядеть перед ним эффектно. Леся расцветала на глазах. Наивно-доверчивое выражение лица не исчезло, оно придавало ей сходство с неискушенным, несколько глуповатым ребенком. Лантаров не удержался:
– Знаешь, у тебя очень заманчивые формы. – Они теперь встретились, как старые знакомые. Она благодарно улыбнулась в ответ совсем без налета кокетства, и Лантаров подумал, что так, наверно, вели себя девочки закрытых пансионов дореволюционных времен. – Как твой шеф выдержал?
– Он облизнулся. – Она опять улыбнулась. – Но, к счастью, у него много работы.
– Как и у твоего мужа? – уточнил Кирилл.
– Муж уехал в командировку, кажется, в Кировоград. Или в Полтаву. Не имеет значения…
– Ого! Ты даже точно не знаешь куда. А вдруг он где-то неподалеку, скажем, завел кого-то и забавляется?
– Ну и шут с ним. Пусть забавляется, лишь бы это ему помогло… – Она махнула рукой, и в этом движении не было ни обиды, ни сожаления.
«Нет, что-то тут не так», – размышлял Лантаров, искоса поглядывая на свою спутницу и перебрасываясь с ней невинными фразами, когда они ехали в сторону Борисполя. Неподвластная его пониманию жертвенность подкупала, и Лантаров с интересом и любопытством наблюдал.
– А почему тебя так назвали, в честь бульвара Леси Украинки?
– Да, нет. Точно не в честь кого-то. – Она тихо засмеялась. – По паспорту я вообще – Людмила.
– Да ну? Как это? – не понял Лантаров.
– А вот так. Папа хотел, чтобы я была Людмилой. А мама с родней настаивали на имени Леся. В итоге все зовут меня Лесей, только один папа стоит на своем и упрямо называет Людмилой.
«Не родители, а какие-то придурки!» – про себя ухмыльнулся Лантаров.
– Но сама-то ты себя кем чувствуешь?
Девушка пожала плечами.
– Какая разница?
– Шутишь?! – не выдержал Лантаров. – Леся – это одно, а Людмила – совсем другое.
Она, поджав губки, промолчала.
В тот день они долго наслаждались лесом, запахами трав, хвои, звуками тайной лесной жизни. А главное – тишиной, порождающей ощущение невесомости и парения. Это было новым для Лантарова, привыкшего к затопленным сигаретным дымом, затемненным помещениям баров с запахом пива, коктейлей и коньяка.
В их общении появилась непринужденность, они вместе готовили купленный по дороге перекус, пили белое венгерское вино и терпкий сок из пластиковых стаканчиков. В какой-то момент Лантарову даже показалось, что это не чужая жена и мать не его ребенка, а его девушка. И по рождающемуся блеску в глазах Леси он видел, как она медленно оттаивала. Только через несколько часов, когда по мобильному позвонил ее муж, ее лицо стало снова напоминать китайскую маску.
Они сидели разувшись на клетчатом пледе, который он возил с собой в багажнике. Окончив неприятный, отравленный ложью разговор, девушка с ненавистью отбросила телефон, как будто он обжигал ей руки. Глаза у нее были скорбные, как у есенинской собаки, у которой утопили щенят.
– Да, врать ты умеешь… Неподражаемо… – зачем-то брякнул Лантаров и тут же пожалел об этом.
Она поднялась и медленно, осторожно ступая, пошла босиком по траве.
Лантаров прыткой волчьей походкой, с лукавым выражением лица настиг девушку, быстро привлек к себе и стал жадно целовать ее в губы. Она не сопротивлялась, но и не оживала в его руках. Его заводил запах ее свежести, она явно принадлежала к тем редким женским существам, которые душой остаются невинными даже после нескольких лет брака и рождения ребенка.
Но она осторожно освободилась, отшатнувшись от его настойчивых ласк и бормоча что-то. Лантаров нехотя подчинился. Она стала возиться с бутербродами, стараясь не встречаться с Кириллом взглядом; он же молча налил вино в стаканчики.
«Ох и глупая девчонка! Больная на всю свою неадекватную голову! Просто недоделанная! – Лантаров яростно ругал про себя спутницу, пытаясь отдышаться и успокоиться. – Ведь если она приехала, то наверняка знала же, что не для пустых разговоров».
– Давай допьем вино, – сказал он просто, искоса поглядывая на нее, теперь уже с иронией и насмешкой.
– Давай, – неожиданно согласилась девушка, но все еще избегая смотреть ему в глаза.
Они медленно выпили, опустошая стаканчики так, словно зелье могло создать новые иллюзии на месте только что разрушенных. Лантаров растянулся на краю покрывала. Лес потрясающе благоухал, и над их головами большие деревья покачивали упругими и узловатыми ветвями… Лантаров ощущал досаду, но и некоторое облегчение: они открылись друг другу, все равно это должно было произойти. Он не был зол на эту девушку с ее искаженными представлениями о мире – она казалась ему несчастным ребенком, случайно попавшим на чужую улицу. Сейчас они уедут в город, и их жизненные дороги больше никогда не пересекутся. Как не пересекались дороги со многими другими, которых он уже познал или с которыми ничего путного в отношениях не вышло.
– Прикольно, что совсем нет людей, – сказал он вслух не то спутнице, не то самому себе, – а ведь мы совсем недалеко от города.
Они попрощались. Леся, немного краснея, призналась, что у нее просто месячные. Лантарова будто стегнули лозинкой по лицу: ему вдруг стало ясно, что девушка его разгадала – не будет интимной связи, не будет больше и встреч. Ему стало неловко и стыдно из-за ее готовности принести себя в жертву ради эмоционального союза, простого душевного общения. Но уже через минуту он забыл об этом: это же было ее личное решение, он ее ни к чему не подталкивал. Девушка слегка подрагивала всем телом – Лантаров видел, что ей нелегко далось превращение из образцовой жены в женщину, которая что-то искала лично для себя. Сейчас они были, как два больших микроба, нащупавших друг друга в бесконечной Вселенной. Может быть, она в этот момент даже ненавидела себя… Но ведь это не она, а тот неведомый, грубый и эгоистичный человек, называющийся законным мужем, толкал ее на неведомый и скользкий путь.
Лантаров понять до конца Лесю так и не сумел – вся его мужская сноровка отступала перед непостижимостью женской логики. Как будто он был большим, могучим кораблем, а она – юркой подводной лодкой. Картина их отношений при всех ласкающих чувственность узорах на самом деле выходила странной. Он дарил ей нежность, научился искренне интересоваться ее отношениями с мужем, с сыном, с родителями, даже с собакой. Она разговаривала с ним с изумляющей его восторженной радостью и порой казалась то неестественно экзальтированной, то – дико инфантильной. Но в основе всего было беспредельное, изнуряющее одиночество. Лантарова подкупала ее детская доверчивость и готовность класть на алтарь общения свое изящное, прелестное тело.
Она откровенно рассказала, как совсем недавно застала мужа в объятиях его сотрудницы. Это Кириллу многое объяснило. Ее муж был изрядно пьян, но разве это что-то меняло? Затем она поведала, что в их отношениях почти не бывало нежности. Когда она была девочкой, ей импонировала избыточная агрессивность избранника. Но с некоторых пор осталась лишь нахрапистость, подстегиваемая нацеленностью на успех в карьере. Особенно тошно ей было играть в благополучие, в которое верят их родители, сотрудники на работе, приятели. Наконец, Леся поразила его тем, что хоть и оказалась в тупике, но хотела учиться, получить со временем независимость и тогда… может быть, оставить мужа. Лантаров был потрясен. Он расспрашивал ее больше из любопытства, но, давая девушке выговориться, невольно создавал и ту эмоциональную отдушину, которой она так жаждала. Ради которой, – не исключено, – и смирилась с необходимостью близости с ним, человеком черствым и циничным…
