Виктория Токарева - Римские каникулы (сборник)
– Кариссима! Бамбинона! Я забыл тебе сказать – у меня, помимо основной семьи, есть еще четыре: в Праге, в Женеве, в Лондоне и в Риме.
– Дорогой! Учитывая твое давление, я остановилась бы на трех семьях. Та, что в Праге, – не надо.
Федерико ушел. Я спросила:
– Что такое кариссима?
– Кара – дорогая, – объяснила Клаудия. – А кариссима – очень дорогая, дорогушечка.
– А бамбинона что такое?
– Бамбино – ребенок. Бамбинона – большая девочка.
– В смысле толстушечка?
– Нет. В смысле выросший человек с детской начинкой. Можно так сказать? – уточнила Клаудия.
Так можно сказать обо всех нас, шестидесятниках. Седеющие мальчики и девочки. Бамбиноны. После сталинских морозов обрадовались, обалдели от хрущевской оттепели и так и замерли на двадцать лет. А наши дети, те, кто следом, – они старше нас и практичнее. Им дано серьезное Поручение: весь мир насилья разрушить до основанья. А затем…
Рим оплывает, как сырное мороженое. Купола дрожат в знойном воздухе. Как мираж. Кажется, что, если хорошенько сморгнуть, все исчезнет.
В Москве было ветрено. Как там у Чехова: «А климат такой, что того и гляди снег пойдет».
Я беру сумку на колесах и иду в магазин. В магазине никого нет, потому что нет продуктов. Единственное, что продается: масло в пачках, хлеб и минеральная вода. Все нужные вещи: можно намазать хлеб маслом и запить минеральной водой. Вот тебе и обед без затей. Необязательно есть осьминогов в собственных чернилах.
Я беру пять бутылок минеральной воды. Сумка раздувается и дребезжит на ходу.
При выходе из магазина я встречаю соседа, художника кино. Это живописный, одаренный человек. Алкоголик. Сейчас он в запое, чувства обнажены, и он шумно радуется, увидев меня.
– Я тебе помогу, – рыцарски забирает мою сумку, с готовностью толкает перед собой и, конечно, роняет.
Сумка валится с грохотом, как будто упал вертолет. Художник смущен, смотрит на меня сконфуженно.
– Иди отсюда. – Я делаю небрежный жест, будто отгоняю собаку. – Ты мне мешаешь…
Художнику обидно и надо как-то выйти из положения, не потеряв достоинства.
– Я гениален тем, что я вас покидаю! – объявляет он и идет прочь, четко ставя ноги, как самолюбивый слепой.
Я поднимаю сумку, заглядываю внутрь. Осколки бутылок, вода, во всем этом плавают хлеб и пачки масла.
Я достаю кусок стекла, опускаю рядом с сумкой.
Мимо меня идет пожилая женщина.
– Ну куда, куда? – возмущенно вопрошает она. – Всю Москву обосрали.
Я возвращаю стекло обратно в сумку.
Надо найти мусорный бак. Я озираюсь по сторонам.
Передо мной, через дорогу, гольф-клуб «Тумба». Какой-то господин Тумба закупил кусочек земли, огородил, посеял на нем травку и организовал гольф-клуб. На валюту. Играют преимущественно японцы.
Покой. Тишина. Здоровье.
Зеленое поле поднимается по пригорку вплоть до церковки. Красивая старинная церквушка, построенная двести, а то и триста лет назад.
Интересно, а церковку тоже закупили?
