Лев Брандт - Пират (сборник)
Чем ближе подходили волки, тем беспокойнее лаял и повизгивал Щеголь. Пират молчал.
Жилкин быстро оделся, захватил ружье и вышел. Щеголь метнулся к нему навстречу и чуть не сбил с ног. Жилкин увидел Пирата. Он сидел на снегу неподалеку от избушки и внимательно прислушивался к волчьей песне.
Увидя Жилкина, он подошел к нему, дал потрепать себя по загривку и снова уселся на прежнее место.
Щеголь метался между Жилкиным и Пиратом, как будто призывая их к совместным действиям. Волки приближались. Уже слышна была каждая нота призывной песни волчицы.
Жилкин запер Щеголя в избушке и, притаившись за кустом, ждал. Но волки остановились на том берегу замерзшего озерка и ближе не подходили.
Пират сидел на открытом месте и был виден издалека. Но вот в прибрежных кустах мелькнула едва заметная тень и стала приближаться к Пирату.
Жилкин вскинул ружье, но волчица притаилась в кустах и дальше не шла.
Немного погодя Жилкин различил тихое призывное повизгивание. Пират повернул к кустам голову, несколько раз махнул хвостом, но с места не двинулся. Тогда совсем неподалеку от Жилкина раздался призывный вой.
Белесая волчица притаилась в кустах и, задрав кверху остромордую голову, жалобно выла. На той стороне озера из кустов отделились две тени. Большой худой волк, прихрамывая, быстро замелькал в кустах. Жилкин взвел курки. Но в это время, выскочив из кустов, наперерез хромому прямо по открытому месту галопом к волчице ринулся еще один зверь.
Два выстрела слились в один, и молодой вихрастый волк сделал невиданно большой прыжок, рявкнул впервые, как матерый, старый зверь, и рухнул головою в снег уже мертвым.
Еще несколько дней по ночам выла волчица, но близко не подходила, и каждую ночь бесновался и мешал Жилкину спать Щеголь. Пират выходил на открытое место и внимательно слушал заунывный вой, но сам ни разу не подал голоса и ни разу не отошел от жилья человека.
До весны Пират таскал нарты, играл со Щеголем и охотился на зайцев. К весне он вылинял и окончательно сформировался. Теперь он был даже крупнее своего взрослого родителя. Походка у него стала особенно уверенной и спокойной; на толстой, с пышным темным загривком шее высоко держалась тяжелая, лобастая голова. Передние ноги у него были длиннее задних, отчего и без того широкая грудь казалась еще шире.
За зиму он еще больше привязался к Жилкину и неотступно ходил за ним по пятам.
Когда Жилкин трепал его по загривку, он закрывал глаза от наслаждения, но сам ласкаться не умел. Но чем ближе подходила весна, тем озабоченней становился Жилкин.
Работа Жилкина приближалась к концу, приближался конец и запасам пищи. Изо дня в день ждал он, что за ним пришлют людей, но проходили недели, и никто не являлся.
Всегда подвижный и деятельный, Жилкин сделался вялым и задумчивым. Он подолгу сидел, неподвижно уставившись в одну точку, и старался найти выход, но выхода не было. Одному ему было невозможно утащить отсюда все, что казалось необходимым. Время тоже было упущено. Снег стал рыхлым и прилипал к лыжам, лед на озере вздулся и почернел.
Пират тонким звериным чутьем подметил тоску человека и теперь ни на шаг не отставал от хозяина.
Раз, когда Жилкин особенно долго сидел неподвижно на солнечной стороне около избушки, Пират подошел к нему, положил на колени голову и замер. Жилкин, занятый своими думами, потрепал Пирата по спине; длинные, тонкие пальцы ученого рассеянно перебирали густой мех на загривке и спине. Вдруг пальцы остановились на секунду и снова принялись быстро бегать по спине от загривка до хвоста, но на этот раз уже более сосредоточенно: под густой звериной шерстью Жилкин нащупал необыкновенно мощную силу – выход был найден. Хотя пищи осталось немного, но летом умереть с голоду трудно, а с первыми морозами Жилкин решил тронуться в путь, навьючив на Щеголя и Пирата необходимый груз.
С этого дня Жилкин начал приучать обоих зверей таскать на спине вьюки. Повторилась история с нартами. Щеголь схватывал все, что требовал от него хозяин, на лету и, усвоив, уже больше не забывал. Пират поддавался выучке туго и неохотно. Зато он без труда выдерживал втрое больший груз, чем Щеголь. Казалось, что у Пирата железная спина и стальные ноги.
Жилкин только улыбался, глядя, как его ученик, очень неохотно, но без всякого видимого усилия тащил на спине вьюки, которые не по силам были взрослому мужчине.
Научные наблюдения кончились, живая натура ученого требовала работы, и он часами обучал и дрессировал своих питомцев. Жилкин уже не кормил Пирата и Щеголя. Весной в тайге они без труда добывали себе корм, питались вволю и, несмотря на усиленную работу, не только не похудели, а сильно окрепли. Щеголь шире раздался в плечах, у него изменился характер. Он стал серьезнее, строже и выглядел рослым, красивым и сильным псом.
Пират, и прежде отличавшийся могучим сложением, теперь, взматерев, поражал силою. Любовь к человеку, проснувшаяся в его звериной душе, заставила его покориться человеку и безропотно подставить спину под тяжелые и неудобные вьюки, ловить по-собачьи человеческий взгляд и вилять от счастья хвостом, когда рука хозяина взъерошивала в знак ласки густой волчий мех на загривке. Но счастлив вполне Пират бывал, только когда с него снимали тяжелые вьюки и он мог рядом с хозяином лежать, растянувшись на солнце.
Однажды, когда уже на озере не осталось льда, Жилкин, сидя на бревне, ловил удочкой рыбу. Пират и Щеголь лежали рядом, отдыхая после работы, в одинаковых позах. Щеголь спал, вытянув лапы, откинув голову, и только изредка тихонько взвизгивал во сне; как видно, ему снилась охота за зайцем. Пират был похож на большую немецкую овчарку. Он спал не шевеля ни единым мускулом и казался мертвым. Но все же, хотя он и вырос среди людей, был выкормлен собачьим молоком и сам постепенно превратился в собаку, он не способен был беззаботно развалиться на солнце, как Щеголь. Он лежал закрыв глаза, уткнувшись носом в землю, и внешне его отдых ничем не отличался от отдыха лежавшего рядом Щеголя. Но на большой голове Пирата стояли чутко настороженные уши. Ни малейший звук не пролетал мимо них. Отдыхая, он слышал и весеннюю звонкую песню синицы, и далекое карканье вороны, и пронзительный крик кулика, и легкий взлет удилища, но всё это были знакомые мирные звуки, и они не мешали Пирату спать.
Но вот уши вздрогнули и сильнее насторожились, потом медленно открылись глаза. Какой-то новый, никогда прежде не слышанный звук заставил его приподнять голову. Казалось, где-то очень далеко и высоко жужжит сердитый шмель. Пират задрал голову и ничего не увидел. Тогда он поглядел по очереди на Жилкина и Щеголя, ища в их поведении разгадку. Но Жилкин смотрел на поплавок, а Щеголь спал. Шмель приближался с каждой минутой, его жужжание становилось громче и сердитей, наконец его услышал и Щеголь. Он тряхнул головою, прогоняя сонную одурь, и заспанными, осоловелыми глазами уставился вверх. Только Жилкин ничего не слышал. Он возился с крючком и казался оглохшим. Но вот он выронил удочку, подскочил, задрал кверху голову и замахал руками, как большая бескрылая птица, а другая птица, белая и крылатая, с ревом вынырнула из-за облака, закружилась над озером.
Щеголь залаял испуганно и хрипло и с воем бросился в кусты.
Пират не двинулся с места, он только оскалил зубы и дыбом поставил на спине и загривке шерсть.
Жилкин сорвал с головы шапку, бегал на берегу, размахивал ею, как бубном, и плясал.
Белый одномоторный легкий гидроплан сделал круг над озером и опустился на воду. Человек, не старше Жилкина, вышел из кабины и, спустив на воду небольшую резиновую лодку, поплыл к берегу.
Жилкин подбежал к незнакомому летчику и обнял его, едва тот вступил на берег.
Щеголь выскочил из кустов, бросился к летчику, впился зубами в теплые меховые сапоги и, получив пинок от Жилкина, с лаем откатился прочь, потом снова подошел к летчику и, обнюхав прокушенный им сапог, в знак примирения завилял хвостом.
Пират стоял в тени только что распустившегося куста ракиты и смотрел на летчика и на его машину с таким видом, словно он видел что-то знакомое и малоинтересное.
Когда Жилкин и его гость в сопровождении Щеголя направились к избушке, Пират припал к земле. Его шерсть, темная на спине и желто-серая на боках, сливалась с землей и прошлогодней травой.
Люди прошли в трех шагах от собаки-волка и не заметили его. Щеголь весело посмотрел на молочного брата и повилял ему хвостом. Пират даже не взглянул на него. Он еще плотнее прижался к земле, и теперь уже совсем трудно было заметить его ржаво-серую шерсть среди прошлогодней травы и сухих бурых листьев.
Только глаза, темные и раскосые, горели зеленоватым, фосфорическим огнем. Но когда летчик оказался рядом с ним, Пират прищурил глаза, так что вместо глаз остались только две узкие щелочки. Из-под опущенных век Пират не отрываясь следил за каждым движением незнакомца. Когда люди скрылись за деревьями, он не пошел за ними. Еще несколько минут лежал он, к чему-то прислушиваясь, затем поднялся и от куста к кусту, осторожно крадучись, направился в противоположную сторону, к озеру, к самолету. Увидев самолет, он опять припал к земле и лежал, долго напрягая слух и зрение. Но машина, недавно оглушившая его своим ревом, теперь стояла неподвижная и беззвучная.