Алексей Арцыбушев - Милосердия двери. Автобиографический роман узника ГУЛАГа
Как-то в наш стационар пришла на работу молоденькая, только что окончившая мединститут докторша. Красивая, наивная, добрая. Она попала в Воркуту по разнарядке. Общий язык с ней был найден с ходу, как говорят в лагере. Она сразу же влюбилась в Ваньку Кудрина, и мы все берегли эту любовь как зеницу ока, создавая все необходимые условия и охраняя их от ОХРы и всякой иной нечисти.
– Кудрин! На прием к врачу!
Иван шел с видом истязаемого больного, неохотно вставая с постели.
– Опять к врачу, да когда же это кончится – залечили напрочь!
Валечка благодарила: письмом за зону и всякими другими способами.
– Боже мой, что тут делается? – восклицала она. – Мы там ничего не знаем, сколько вас несчастных тут мучается. Боже мой! И за что? За что? Вы все такие славные ребята, там, за проволокой, таких нет. Там все уроды, задолбленные уроды. Тут только глаза мои открылись на всю эту систему. Мы ж там сидим и ничего не знаем, нам долбят: «Враги, враги!» Кто враги? Вы? – так она сокрушалась, приходя утром в стационар, в своем маленьком кабинете.
– Валечка, не сокрушайся с утра, побереги силы! Ваньку вызвать на прием?
– Да, да, и как можно скорее. Как он себя чувствует?
– Без тебя в отчаянии, по утрам же весел!
– Зови, зови!
– Зову, зову, только будь осторожна, ты ж вольняшка!
– Нет, нет, я – зэчка, я ваша, я всегда буду вашей! Пылал роман, пухла история болезни, вклеивались новые листы, делались назначения. По-моему, она только одного Ваньку лечила и лечила самоотверженно, не жалея сил! А мы помогали.
– Иван, тебе доктор клизму прописал, – смеялся я, входя с клизмой в палату.
Шли дни, бежали недели, месяцы. 3-й ОЛП – зона шахтная. Даешь уголь матери-родине! Техника безопасности на шахтах была только на бумагах. Шахта выкидывала на поверхность и уголь, и трупы, и искалеченных. В то время, в 1947 году, в зоне были и мужчины, и женщины, а посему, сами понимаете, что творилось. Не все «плыли», не все доходили, были и здоровые, и крепкие. Это в основном воры «в законе», суки всех мастей, бригадиры, придурки[131] и т. д. Бабы лазили по баракам, по своим хахалям, тут же при всем честном народе справляли пир плоти, загребали заслуженные пайки хлеба да часто, взвешивая ее на ладони, орали: «Тут не триста – мене!» Секс был всенародным, были бы силенки и лишняя пайка. Масса была «коблов и сучек» – это лесбиянки. Бабы-коблы курили, говорили басом, стриглись по-мужски.
Сучки красились, виляли задом и всегда ходили со своими кавалершами. Пацанов из уголовников, мелких воришек и разной разности, именовали «машками», они тоже были разобраны промеж «паханов» и другого блатного мира. Бедных «машек» в стационарах было навалом, и все с сифилисом прямой кишки. Самая мучительная и самая зловонная болезнь.
Дикая вражда, вражда не на жизнь, а на смерть кипела между суками и ворами. Вор по воровскому закону не имеет права работать на тех работах, на которых он, вор, обязан заставлять другого вора работать. Иными словами, вор сам не работает и других воров не принуждает. Если суки попадают на этап с ворами и воров больше, сука убивается с ходу. И наоборот. Война постоянная, война насмерть.
Прокатилась по всему Воркутлагу, по всем зонам, и не только у нас, но и по всему «архипелагу», Варфоломеевская ночь! Воры резали сук. Ножами, топорами, кувалдами. На 3-м ОЛП их нарубили в эту ночь человек сорок. Залетали в бараки с топорами и командовали: «Огни под нары!» Огни – все фраера и те, кто не суки. Сук же стаскивали с нар и рубили наотмашь. Так залетели и в наш стационар: там лежали суки. Славка, ночной фельдшер, бросился спасать лежащего и со спины повис на шее убийцы.
– Славка, пусти, Славка, пусти, худо будет.
Славка не отпускает, тогда он рубанул через голову топором Славку и снес ему край черепа, а лежащего – насмерть. Славку спас хирург, сделав сложнейшую операцию.
Навалив горы рубленых тел, пошли воры на вахту, кинули топоры и сказали:
– Всех ваших сук порубали!
Но, оказалось, не всех. На следующую ночь суки рубили воров и тоже гору наворотили немалую. Спустя некоторое время собрали на этапы всех сук и всех воров крупного полета со всех лагерей «архипелага», погрузили на баржи и утопили в открытом море.
В основном в те годы лагеря были переполнены прибалтами. Масса эстонцев, литовцев и меньше латышей, но достаточно. Потом пошли эшелоны западников – «бендеровцев» от мала до велика, – мели всех подряд. Встретился я там со многими униатскими священниками, и среди них всеми уважаемый епископ Бойчук – ректор Ивано-Франковской духовной семинарии (имя его запамятовал)[132]. Он лежал в стационаре, и я с ним был близок. Как-то его вызвали к оперу, у которого он долго пробыл, а потом рассказывал мне, что ему предложили свободу, если он возглавит движение за присоединение униатской Церкви к нашей Патриархии. Он наотрез отказался и заявил, что готов сидеть до смерти! У меня сохранился его портрет. Славный был он человек, лучезарный.
Врачей по зонам было много, и очень хороших. В основном все они шли по «делу Горького»: Coco[133] отравил его, а вслед за этим пересажал массу врачей. Затем щербаковцы: Щербаков[134] опился в День Победы, а врачей пересажали. Застал я там врачей по щербаковскому, кировскому и ленинградскому делам. Много было врачей-литовцев, меньше латышей и эстонцев. Много было поляков. Мне было у кого учиться и с кого брать пример. Работы в санчасти было навалом, и больных тоже. Часто разгорались эпидемии, которые косили лагнарод, так что больные занимали целые бараки и моего не хватало.
Бойчук. Рисунок А. П. Арцыбушева
Как веревочке ни виться, а кончику быть. Моя с Иваном тифозная мастырка и карантин в зоне задержали и перепутали в сроках планы ГУЛАГа. На шесть месяцев были задержаны этапы в Речлаг – так был зашифрован особорежимный, по фашистскому образцу «благоустроенный» лагерь. В него, по замыслу Лаврентия Палыча, должна была быть собрана вся 58-я – политическая. Режим был предусмотрен соответствующий! Номер! Он заменял фамилию, имя и отчество. Если фашисты сей номер выжигали клеймом, то наши, взяв за основу «нумерацию» как наивысшую форму унижения, изобрели наиболее «гуманный» способ, более простой, но не менее унизительный. На белом полотне в виде полосы длиной сорок сантиметров, шириной десять сантиметров черным по белому жирным шрифтом значился номер, а впереди него большая буква, обозначающая серию. Такая лента пришивалась на спину к любой форме одежды. Этого мало: необходимо еще заклеймить лоб. Такой же номер с соответствующей серией, только меньшего размера, зэк должен носить на головном уборе. И этого «гуманистам» было как-то маловато, чего-то не хватало для полной гармонии, и ради нее зэку на рукав левой руки пришивалась буква «Р» на белом фоне. Правда, как изысканно, гармонично и унизительно?! Человек-номер. Нет ни Сидорова, ни Петрова – есть серийный номер и «Р» на рукаве!
Наша любимая партия всеми силами старается отмежеваться от Сталина. Это, дескать, он, а не мы вели любимый народ от победы к победе! А разве эта нумерация человеческой личности не победа? Партия не знала, что ее народ не только миллионами сидит за решеткой, но еще и пронумерован. Как же она творила и мыслила, ничего не зная? «Партия – это мозг народа»[135] – так она о себе заявляет. Можно ль поверить, что мозг не командовал руками, ногами и другими членами, а жил сам по себе и творил только «призывы» к Первому мая и к Седьмому ноября? Не будем углубляться. Предположим, что номера выдумал и печатал миллионными тиражами Иосиф Виссарионович с некоторой помощью Лаврентия.
Итак, пронумеровали! Теперь хорошо бы эту сволочь лишить связи с внешним миром. Лишили. Два письма в год! А не засадить ли этих извергов за колючую проволоку, в два ряда натянутую под высоким напряжением, на манер милого сердцу Освенцима? Натянули, ток пропустили! А как бы нам их вообще на свободу не выпускать? Да очень просто! Стоит только указать! И указали: по окончании срока наказания – все на вечную ссылку!
Еще более тайных инструкций мы не знаем, но они были: «В случае надобности уничтожать!!!» Имеется в виду – массово. На индивидуальное уничтожение существовала вся система. Недаром генерал Мальцев перед строем зэков в упоении властью провозгласил «призыв» к…мая…ноября. «МЫ ВАС СОБРАЛИ СЮДА НЕ РАБОТАТЬ, А МУЧИТЬСЯ!!! УРА, ТОВАРИЩИ!!!» Интересно, был ли он членом КПСС? Судя по всему, был! Генерал, начальник Варкутлага – не член? Не может быть! Такие призывы без ведома?
Валечка, молоденькая, добрая и красивая, она ужаснулась действительности, попав по разнарядке на Воркутлаг. Живя в Москве, она не знала и не предполагала, что творится, «как вольно дышит человек»! Она-то не была «членом» и, по ее словам, никогда не будет после того, что увидела, поняла и осознала, правда, с некой нашей помощью.
Номера напечатаны миллионными тиражами, буква «Р» тоже, зона под током, ОХРа отборная, режим наистрожайший, лозунги и всякие призывы: «ДАДИМ, ВЫПОЛНИМ, ПЕРЕВЫПОЛНИМ… МАТЕРИ… ВАШЕЙ РОДИНЕ… ТРУД ОБЛАГОРАЖИВАЕТ… ЧЕЛОВЕК-HOMEP!» и т. д., и т. п. развешены.
