Игорь Ягупов - Обманувший дьявола
Восстановив, как смог, справедливость, Андрей вытер палец о жухлую и мокрую от дождя траву, подобрал валявшуюся на земле куртку – к счастью, Пров так и не взял его паспорт и бумажник – и, шатаясь, побрел по кладбищенской аллее прочь.
42.
Спотыкаясь и время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, он вышел на проселок и направился к видневшейся вдали деревне. Вряд ли он сейчас смог бы найти обратную дорогу к железнодорожной платформе. К тому же он не знал расписания электричек. Было абсолютно бессмысленно ждать, когда там остановится одна из них. А из деревни он всяко сможет выбраться в город.
Вся его одежда была покрыта грязью, а в грудь как будто загнали кол. Левое плечо немело, затягиваясь тупой тянущей болью, сползающей по руке все ниже и ниже. Горло сдавливали постоянные спазмы. И ему то и дело приходилось останавливаться. Он сгибался вдвое, заходясь удушливым кашлем, как будто хотел выплюнуть упорно не желавшее работать как следует сердце. Ноги были, как ватные. И периодически, чтобы не упасть, он вынужден был опускаться на корточки, опираясь о землю руками. Он нагибал голову вниз, к самой земле, но тут же вновь вскидывал ее. Он почти физически ощущал копошащихся под слоем земли червей. Они готовы были впиться в его тело, чтобы ползать и извиваться внутри, протискиваясь между его гниющими и разлагающимися органами. «Лучше что угодно, только не туда!» Эти слова Прова звучали у Андрея в голове. Теперь он был с ними согласен. Он понимал старика, как понимает приговоренный к смерти вопли того, кого ведут на казнь перед ним.
– Все кончено, – бормотал он.
При этом Андрей имел в виду не облегчение, наступившее тогда, когда самое страшное уже позади. Нет, под «все кончено» он понимал исключительно свою проклятую навеки жизнь. «Он будет наш!» Так сказал тот, с бездной в глазах? Но когда же? Скоро! Для кого скоро? Для них или для него? Они все меряют вечностью. Для них, может быть, и шестьдесят лет – это скоро. Но Андрей тут же осознал, что не хочет туда и через сто лет.
Но ведь они сами сказали, что у них нет власти в этом мире. И Пров… Хотя что – Пров? Что он доказал? Нашел пример! Пров сам только что отправился – прости, что скажешь! – во всех смыслах ко всем чертям. Сколь веревочке не виться. И все же она вилась у него полторы сотни лет. Обмануть и затаиться? Да, затаиться. А Пров сам был виноват. Сглупил. Зря он так. Не надо было все вынюхивать и высматривать. Надо было бежать. Подальше от тех мест, где тебя могут найти. Где тебя знали. Что ж он крутился здесь все эти годы? Вот и дождался. Хотя сама идея выжить была неплоха. Да только надо по-иному. А сама идея хороша – подставить вместо себя другого. И главное – проверена. Есть могила, есть труп. И они не смогли найти. Вернее – что он говорит? – нашли, конечно. Но это было лишь следствие ошибок, которые Пров сам же и совершил. Надо уехать. Начать все заново. Кто сможет его найти? Как опознают? Но для этого нужно…
Андрей, шатаясь, брел по проселку и, уже почти страшась внезапного появления людей, с неприязнью оглядывался по сторонам. Люди! Им вечно чего-то не хватает. Они постоянно требуют от других того, чего не имеют сами. Почему Аня оказалась такой истеричкой? Медик! Думала, что человека можно выпотрошить наизнанку. И это все? Нет ничего, кроме физики Ньютона с его чертовым яблоком. А яблочко-то оказалось червивым. Да-с. И выползло наружу то, о существование чего Аня и не подозревала. О чем она думала – сказочки. А тут эти «сказочки» перед ней и полезли из могил. Она и «растерявшись». Да только он-то, Андрей, здесь причем? Он искал у нее помощи. А нашел… Что? Проклятие на свою голову? Но он не будет расплачиваться за чужие грехи. Нет, не будет. Чертов неудачник Пров проигрался в карты, бабушка решила донимать его визитами с того света, адский велосипедист кружил вокруг, как навозная муха, идиот Семен где-то лишился мизинца, Аня полезла в петлю… А крайним оказался он, Андрей?
– Не дождетесь, – бормотал он, утирая выступивший на лбу пот, – прорвусь, убью, если надо, но прорвусь…
Мысли вертелись у него в голове, наталкиваясь друг на друга, разбиваясь вдребезги и вновь соединяясь из обломков. И главная из них заключалась в следующем – нет, убивать никого не надо. Этого можно избегнуть. Надо купить машину и найти труп. Где? Нужно завести знакомства в морге. Заплатить. Вряд ли им платят много. Значит, можно будет договориться насчет какого-нибудь почившего бомжа. Старый не подойдет. Должен быть похож: рост, вес, возраст. Хотя бы приблизительно. Мрут же, наверное, и молодые бомжи? Словом, нужен какой-нибудь неопознанный и никому не нужный покойничек. Потом выехать с ним куда-нибудь ночью. К оврагу. Где большой провал. Найти заранее. Это несложно. Посадить труп за руль. Столкнуть машину с обрыва. Если не загорится – поджечь. Права свои оставить. Какие-нибудь вещи. Часы, например. Родителей будет жалко. Но сказать им нельзя. Никак. Они не поймут. Никто не поймет. Они не были на кладбище сегодня ночью. И ничего этого не видели. Перспектив, так сказать. Аня! Чертова Аня. И бежать. Куда? Да куда угодно. А документы? У того покойничка и взять. Они ему все равно больше не пригодятся. Хотя какой же он тогда неопознанный покойничек, с документами-то?
На документах Андрей споткнулся не на шутку. Перебирая планы возможной покупки паспорта, он и не заметил, как вошел в Погорельцево. Тяжело дыша и стараясь сдержать приступы кашля, он поплелся по центральной улице.
– Вам плохо? – окликнул его откуда-то сбоку женский голос.
Сглатывая все время подступающий к горлу ком, он оглянулся. Возле ворот ближайшего к нему дома стояла высокая русоволосая девушка.
– Вам плохо? – участливо повторила она. – Кто вы?
– Хорошо. Мне хорошо. Лучше не бывает, – отвечая на первый вопрос, прохрипел Андрей. – А кто я – это уж не ваше дело. Идите себе, куда шли. В избу. Или в хлев. Или еще куда-нибудь.
Девушка обиженно фыркнула и отвернулась.
– Селяне, – пробормотал Андрей, – вечно суют нос в чужие дела. Была бы Аня менее словоохотливой, и все бы у меня было теперь по-другому. Кто я? Да я и сам теперь этого не знаю.
43.
– Не снимается кольцо, Кузьма Тимофеевич, – извиняющимся тоном пробормотал молодой мужик сидящему за столом напротив него осанистому барину с аккуратно стриженой бородкой, – хоть убейте меня.
От этих слов по кабаку прошел смешок недоверия. В тот день питейное заведение на тракте было набито народом битком. Маленькие подслеповатые окошки почти не пропускали внутрь солнечные лучи. И кабак был освещен двумя огромными и пузатыми, как самовары, керосиновыми лампами. Их призрачный красноватый свет вырывал из полумрака большой стол с разбросанными по нему игральными картами. Тут же лежали несколько пачек ассигнаций, серебряные часы на толстой витой цепочке, стояли рюмки с водкой – полные и опорожненные игроками.
Игра шла уже несколько часов кряду. И все прочие посетители кабака выступали сейчас лишь в качестве зрителей, с завороженным вниманием наблюдающих за разворачивающимся перед ними спектаклем.
– Да истинный крест – не снимается, – повторили мужик.
Для демонстрации своего подлинного желания снять с пальца словно сросшийся с ним тяжелый золотой перстень, он вновь стал тянуть и рвать его с руки. И лицо его при этом побагровело от натуги.
– Надо на нитку скрутить, – посоветовал бесцветным голосом кто-то с соседнего стола, внимательно следящий за перипетиями карточной игры.
– На нитку? – почти испуганно переспросил мужик, вскинув голову.
– На нитку, – подтвердил добровольный советчик.
– Можно, конечно, и на нитку, – кивнул владелец перстня. – Да только, Кузьма Тимофеевич, – он снова обратился к барину, – чего ж скручивать-то зазря? Может, я еще отыграюсь, а? Удача – вещь хитрая, так ведь? Ветреная, как баба. Сейчас она с вами, а в следующую минуту, глядишь, и переметнулась ко мне. Чего ж зря палец-то мучить? А оно даже и по правилам так заведено – чтобы, значит, дать партнеру возможность отыграться. Не так разве?
– Так-то оно так, – хмыкнул барин, явно пребывающий в добром расположении духа. – И я, собственно, не против. Да только что ж ты, Пров, поставишь на кон, коли ты уже все проиграл подчистую, и у тебя ничего нет за душой?
– А я душу и поставлю, – вскинулся мужик, – свою и жены своей, Евдокии. А, Кузьма Тимофеевич? Играем? Подо все, что уж проиграно.
– Да ты шутишь, верно? – крякнул барин, от неожиданности предложения подавившись водкой, которую как раз в этот момент принимал себе за здравие.
– Какие уж тут шутки, – просящим тоном почти пропел мужик. – Играем, барин?
– Да я и не барин тебе пока, – хмыкнул тот, не зная, как и реагировать на странное предложение своего партнера.
– А это пока, – вновь раздался с соседнего стола голос, до этого советовавший скрутить кольцо с пальца на нитке.
– Дай отыграться! – почти вскрикнул мужик.
