Мариам Петросян - Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда
– Как ты теперь будешь без них обходиться? – спрашивает он. – Новых тебе уже не закажут.
Сфинкс кивает, не открывая глаз.
– Не закажут. Но я пока обхожусь. Даже отчего-то легче стало. Как будто я снова маленький и беспомощный, ни за что не отвечающий. Как будто меня – такого – нельзя обижать. Я ведь до того, как попал сюда, был абсолютно в этом уверен. Что меня никто не посмеет обидеть. Никогда.
Горбач кашляет и смотрит на Сфинкса с недоумением.
– Ты что, в свое наружное детство вернулся, что ли?
Сфинкс смеется.
– Почти. У меня что-то вроде маразма. Человек не может все время со всем вокруг прощаться. Просыпаясь, и засыпая, и даже во сне. С каждым лицом, предметом и запахом. Это невозможно. В один прекрасный день от этого так устаешь, что перестаешь вообще что-либо чувствовать. И вдруг впридачу остаешься без протезов. Торжественно прощаешься с ними и понимаешь, что с тебя хватит. Что пора уже начать хоть с чем-то здороваться. А поскольку ничего не можешь делать сам, здороваешься с собой – давним и беспомощным. С тем, которому все помогали и кого никто не смел обидеть. Чем плохо?
Горбач качает головой.
– Что-то мне не нравится это твое настроение. Психушкой от него пахнет, вот что. По мне, так ты лучше переживай себе потихоньку, чем веселиться от каких-то невеселых вещей. Это будет более нормально.
Сфинкс смеется.
– В нашем положении ничего не будет нормально. А насчет веселья не беспокойся. Это ненадолго. Кстати, почему у тебя пальцы забинтованы? Ты забивал гвозди Отсюда в Не Сюда?
Горбач смотрит на свои руки. Большой палец на левой и указательный на правой забинтованы. Толсто и неряшливо. Черные от грязи бинты уже разматываются, может, только грязь их и удерживает на месте. Застеснявшись, Горбач начинает сдирать их.
– А-а-а, это так… покусала одна кроха…
Сняв бинты, он осматривает ранки. Сфинкс тоже наклоняется посмотреть, а когда поднимает голову, взгляд его заставляет Горбача отпрянуть.
– Ты сейчас пойдешь в Могильник, – говорит Сфинкс холодно. – Вернее, побежишь. Без душа и переодеваний. В спальню заходить не будешь, рюкзак оставишь в прихожей. Все.
Горбач вскакивает и прячет в карман трубку, чертыхнувшись, – она его обожгла. Путаясь в лямках рюкзака, взваливает его на плечо.
– Прямо так – босиком? – спрашивает он. Наткнувшись на взгляд Сфинкса, кивает и, бормоча что-то под нос, поспешно уходит.
Сфинкс сидит еще некоторое время неподвижно, потом встает и медленно бредет к Дому. Первая капля дождя клюет его в лоб, когда он поднимается по лестнице. Обернувшись взглянуть на бритоголовых, расходятся ли они, он с удивлением видит перед сеткой Рыжего. Крысиный вожак общается с бритоголовыми, улыбаясь от уха до уха, весь – очарование и непринужденность. В обрезанных джинсах, босой и без майки, но на шее – галстук-бабочка, а на голове – котелок. По своим – Крысиным – понятиям, он одет празднично, но бритоголовые, видимо, так не думают. Возможно, они принимают вожака Крыс за местного сумасшедшего. Сфинкс не различает выражений их лиц, но за три дня он привык к тому, что они не меняются. Эмоции палаточников скорее угадаешь по телодвижениям. Сейчас они слушают Рыжего, сбившись в кучку, и никто не липнет к сетке. Растеряны? Недоумевают?
Не переставая болтать и улыбаться, Рыжий снимает очки. Очарованных зомби тут же притягивает к сетке, а Сфинкс, раздираемый противоречивыми чувствами, спешит скрыться в доме. Он не осуждает Слепого, приславшего им совсем не того ангела, которого они искали, он сам недавно был готов на все, чтобы убрать их подальше, но ему отчего-то их немножечко жаль. Бедных, оболваненных, невесть чьим ядом отравленных чужаков.На лестничной площадке между первым и вторым этажами кошачья сходка возле урны. Тут же сидит Курильщик. На стене рядом с ним – портрет, нарисованный углем. Гротескный, оскалившийся, уродливый, но вполне узнаваемый Стервятник. Сфинкс задерживается посмотреть на портрет, и пока он его рассматривает, группа Логов, грохоча сапогами, спускается со второго этажа, подгоняемая криками Шакала.
– Слушай мою команду! Группа А – обыскивает двор. Группа В – укрепляет обороноспособность двери!
Увидев потрет Стервятника, Табаки тормозит.
– Ох! – говорит он. – Какая мерзость!
Логи, толкаясь и стуча каблуками, тоже спешат посмотреть. Раздосадованный Курильщик затирает рисунок ладонью, размазывая его, но даже в очертаниях образовавшегося пятна угадывается Большая Птица.
– Ай-ай-ай, – вздыхает Табаки. – Какое неуважение к вожаку, вы только подумайте! Сфинкс, я надеюсь, ты ему все объяснишь, как полагается, потому что я сейчас страшно занят, – он указывает на Логов. – Вот. Добровольцы. Будем укреплять подступы к Дому. Запрем все так, что комар не пролетит!
Добровольцы вытягиваются по стойке смирно. В руках у Коня – огромный амбарный замок, у Мартышки – коробка с проводами, вероятно, сигнализация.
– Вольно, – говорит им Сфинкс. – Только там вот-вот начнется дождь.
Логи, радостно переглянувшись, с воем и топотом скатываются вниз по лестнице.
– Тишина! Соблюдать дистанцию! – верещит Табаки, съезжая за ними по скату.
На некоторое время воцаряется тишина, потом опять с грохотом распахивается и захлопывается дворовая дверь. Слонявшаяся вокруг урны Мона стрелой проносится мимо Сфинкса и ловит занесенный на лестницу сквозняком целлофановый пакет. Пока она с урчанием дерет его когтями, как что-то живое, что можно убить, мимо Курильщика и Сфинкса, насвистывая, проходит Рыжий, бросив на ходу Моне:
– Спасибо, детка!
В голосе его такая неподдельная благодарность, что глаза Курильщика становятся круглыми от изумления, а еще шире они раскрываются, когда Рыжий, не останавливаясь и вроде бы даже не поглядев на стену, снимает свой котелок и отвешивает поклон грязному пятну на месте портрета Стервятника.
– Я думал, здесь уединенное место, – говорит Курильщик уныло. – Думал, здесь можно посидеть спокойно.
– Посидеть, порисовать… – подхватывает Сфинкс. – Никогда больше не рисуй ничьих портретов на стенах, Курильщик, – добавляет он, отбросив шутливый тон. – Этого делать нельзя. Хочешь, чтобы пошли слухи, что ты наводишь порчу на Стервятника?
Побледневший Курильщик мотает головой.
– Тогда не делай больше такого. А если хочешь уединения, держись подальше от лестниц.
Сфинкс поднимается на второй этаж, слыша шорох поспешного и окончательного уничтожения портрета.Живой оригинал портрета сидит у них в спальне, раскладывая пасьянс. На нем шикарный парчовый жилет с позолоченными пуговицами, в ухе золотая серьга, на пальцах столько колец и перстней, что они не сгибаются. Рядом на подушке – две плитки шоколада. Птица всякий свой визит старается превратить в событие с помощью разного рода мелких подношений. Для него вылазка из Гнезда на двадцать шагов по коридору – вполне достаточный повод для переодевания и вручения подарков.
– Прекрасная, судя по всему, намечается погода, – говорит Стервятник, сгребая с одеяла карты. Несмотря на праздничный наряд, вид у него невеселый.
Сфинкс садится напротив.
– Куда все подевались? Здесь что, совсем никого не было, когда ты пришел?
– Почти никого, – дипломатично отвечает Стервятник.
Сфинкс догадывается, что почти никто – это Курильщик, которого встреча с Птицей настолько вывела из равновесия, что он теперь отводит душу, изрисовывая стены Дома злобными шаржами. Ему грустно, что без граблей он не может приготовить им со Стервятником кофе, грустно, что Стервятник нервничает и, по-видимому, собирается его о чем-то попросить, но не решается, грустно, что Стервятник оделся, как на праздник, и принес шоколад, маскируя цель своего визита.
– Я хотел предупредить Слепого, – говорит Стервятник. – Мои Птички – двое из них – видели прошлой ночью Соломона. Думаю, Слепому следует об этом знать.
– Вернулся тайком? – удивляется Сфинкс.
Стервятник передергивает плечами.
– Не знаю. Может, и так. Рассказам Птичек нельзя доверять. Хотя они видели его по отдельности и сходятся в описании. Говорят, что вид у него был потрепанный.
Известие о том, что по Дому ночами шастает беглая потрепанная Крыса, Сфинкса не радует, но и не пугает.
– Грустная история, если вдуматься, – говорит он. – Спасибо, что предупредил.
Дождь постукивает по карнизу все чаще. В комнате быстро темнеет. Сфинкс встает с кровати и подходит к окну. Затянувшееся серыми тучами небо местами еще оранжевое. Двор залит потусторонним светом, в котором скачут под дождем ошалевшие от счастья Логи. Между ними кружит Мустанг с Шакалом. Сфинкс знает, что у Табаки сейчас самодовольный вид, внушающий Логам подозрение, что он как-то причастен к перемене погоды.
– А теперь скажи, с чем ты на самом деле пришел, – просит Сфинкс, оборачиваясь.
Птица прикрыл глаза и застыл, как умеют застывать только хищные птицы. Его янтарного цвета жилет словно светится в сумерках.
