Дмитрий Артемьев - Жлоб на крыше (сборник)
Так, белок поджарен, а желточки еще свежие, пухлые. Аккуратно передвигаю всю яичницу целиком со сковородки на тарелку – так, чтобы не повредить желтки. Теперь можно начать завтракать. Конечно, в процессе поглощения яичницы с беконом невозможно уберечь желтки. Они расплываются, покрывая ломтики бекона, которые немедленно отправляются в рот. И заедаются хрустящими тостами.
Наконец с беконом покончено. На тарелке остается восхитительная смесь желтка с растительным маслом, белком, жиром от бекона. Как я уже говорил, я люблю завтракать в одиночестве. Я оглядываюсь на всякий случай. Нет, я, действительно, один. Никто не наблюдает, как я завтракаю. Вот и ладненько.
И я вылизываю с тарелки эту необычайно вкусную смесь.
Бежевый цвет
Приехали в пансионат. Ура. Целая неделя отдыха в лесу. Все сотрудники ехали в автобусе, пели песни, некоторые уже заправились и веселились напропалую. Директор, конечно, ехал в своей машине, взял в нее только своего первого зама. Расселением руководил сам директор. Мне достался чудесный одноместный номер с туалетом, душем, холодильником и телевизором. Постель широкая, мягкая, прямо утопаешь. Только я всунула в холодильник взятые с собой припасы на случай голода, как уже позвали на обед.
В фойе перед столовой висело объявление об экскурсии в райцентр на меховую фабрику. Знаю я эту фабрику, овчины делают они просто чудесные. Мутон. Такая шубка лет пять смотрится как новая.
Столовая очень нарядная, цветы, на столах скатерти, корзиночки с хлебом, покрытые салфетками, суп уже стоит в большой фаянсовой супнице. Все места пронумерованы. Я попала за столик с Зинкой и старой грымзой Ириной Петровной. Четвертое место осталось свободным.
Я не успела еще ничего сказать, как Петровна заныла, что номер тесный, неудобный, что Зинка будет мешать спать, потому что вечером собралась на танцульки. Вскоре я выяснила, что всех сотрудников расселили по два человека. Заняли весь третий этаж. А на втором большие одноместные номера, там директор Михал Иваныч и его замы.
– И еще кое-кто, – язвительно пропела Зинка.
Я промолчала. Не хватает еще тебя кривоногого толстозадого целлюлита селить в одноместный номер. Но думать мне сейчас придется крепко. Не то, чтобы я была сильно против, только волосы у нашего директора в носу буйно растут. Даже представить себе неприятно, что он будет сопеть и ерзать на мне. Надо думать.
На выходе из столовой Михал Иваныч расспрашивал сотрудников. Пара слов, как устроились, что скажете о питании и прочее. Меня взял под локоток.
– Понравился номер?
– Очень. Спасибо Михал Иваныч. Я прямо …
– А постель? Ладно, не отвечай. Не против, если зайду вечерком, сразу после ужина. Поухаживаю за тобой.
– Конечно не против.
Он сразу повеселел, меня отпустил, и продолжил опрос сотрудников.
Настроение было испорчено. В номере я перебрала свои вещи. Дура. Взяла только кружевное белье. Английские бежевые трусики. Такой же лифец. Люблю я бежевый цвет. Мой как видит эти трусики, так тащит в постель. Ага, слава богу, захватила треники. Это я хотела побегать по лесу. И еще взяла толстую кофту на случай холодов. Теперь нужно подготовиться к приходу ухажера. Села, подумала, ладно, не удастся отбиться и бог с ним, потерплю. Но настроение было испорчено.
После ужина пошла готовиться к большой любви с директором. Подготовка заняла довольно много времени. Около девяти в дверь постучали. Михал Иваныч ставил на стол бутылку вина и одновременно глядел на меня. Было на что поглядеть. Треники я подвернула выше колен, получились синие бесформенные рейтузы. На одной ноге красовалось пятно зеленки, а рядом большой кусок пластыря. Сверху на мне была надета толстая кофта, застегнутая под подбородком. А на голове красовались несколько папильоток из бумаги. Сколько я возилась с ними, пристраивала, закрепляла резинками, которыми были перевязаны мои припасы.
– Михал Иваныч, – протянула я, – вино то зачем. Давайте сразу к ухаживанию. Только я немного простужена, можно я кофту оставлю.
– Ну конечно, – он был сбит с толку.
– Так давайте раздевайтесь. А то мне еще потом трусики стирать и сушить на батарее.
Михал Иваныч расстегивал пуговицы рубашки, почему-то не снимая пиджака.
– Я сейчас помогу, – сказала я, стаскивая с него пиджак, – вы как любите, чтобы женщина кричала, или только страстно дышала. Мой требует, чтобы я ойкала.
– Ну, я не знаю, – мужчина остановил процесс раздевания, – а ты что же совсем ничего не чувствуешь?
– Какое там чувствуешь. Мне же еще грыжу рукой держать надо, а то с этими чувствами ущемление и скорая помощь. Но я придерживаю так, незаметно почти. Я …
– Знаешь что, – Михал Иваныч застегивал рубашку, – давай подождем пару дней, пока пройдет твоя простуда.
– Как скажете, – проникновенно ответила я, – готова в любой момент, только моргните.
– Бутылку оставить? – спросил он, надевая пиджак.
– Ага. Может девчонки зайдут, вот будет радость.
– Ну-ну. Давай выздоравливай.
Какая прелесть. Я осталась одна и готова была петь и танцевать. Долой нелепые одеяния, долой папильотки. Я открыла вино, растянулась на постели в своих любимых бежевых трусиках, и на радостях выжрала почти всю бутылку. Сейчас бы мужика, я была бы даже не против Михал Иваныча с его кудрями в крупном носу. Но это так, из-за отличного настроения. Хотела прогуляться, поболтать с сотрудниками, но было уже поздно. Задержалась я, играя спектакль перед директором, а потом набираясь вином для ухаживания. Хорошее вино притащил директор.
Утром за столом мы с Петровной были одни. Зинка отсутствовала. Старую грымзу так и распирало. Понизив голос, она зашептала.
– Представляешь, Зинке всю ночь не было. Вечером накрасилась и направилась на дискотеку. Я утром смотрю, постель ее не разобрана. Ну, думаю, шалава, застряла у кого-то.
– Да кому она нужна, – сказала я, – с ее толстой задницей и кривыми ходулями.
– А вот и нужна. – Шепот стал еще тише. – Ему и пригодилась. Утром явилась чуть не с песнями. Завтракать – говорит – не буду. Мы с Михал Иванычем в райцентр едем. И ускакала.
«Вот сука», – подумала я. Настроение испортилось.
После завтрака пошла погулять по дорожкам пансионата. Наши все веселые, мужики уже с утра немного бухие, готовы ухаживать и предлагать неземное блаженство. Еле отвязалась. Нашла скамеечку, села, подставила морду лица солнышку, замерла.
К входу в пансионат подъехала машина директора. Вначале вышел Михал Иваныч, потом с другой стороны открылась дверка, и вылезла толстозадая Зинка в распахнутой шубке. В руках она держала свою старую китайскую куртку.
Почему у меня не случился инфаркт. Зинка была в мутоновой шубке. Но какой – моего любимого бежевого цвета.
Скрипучий стул
Жена уже несколько раз говорила, что у одного из стульев старого финского гарнитура поскрипывает сиденье. Надо было что-то с ним делать. И как раз сегодня выдалось свободное время.
Костя достал ящик с инструментом, открыл его, затем перевернул стул, поставил его для удобства на свои колени. Поискал источник скрипа. Оказалось, один из шурупов, крепящих сиденье к стулу, разболтался.
Костя выбрал в ящике крестовую отвертку и попытался закрутить шуруп. Тот не поддавался. Костя сжал зубы и надавил на отвертку со всей силы. Отвертка соскользнула и выбила кусок дерева из обода стула. Оказалось, что верхняя часть стула склеена из небольших элементов.
Костя осмотрел деревяшку. Надо ее вклеить обратно. У Кости имелся замечательный клей, способный склеивать какие угодно предметы, кроме кожи. Костя специально купил его для ремонта своих сапог. Выполнил все по инструкции: смазал клеем, прижал на две минуты. Но сапог так и остался дырявый. Пришлось нести его к сапожнику. Тот осмотрел дырку, ковырнул ногтем остатки Костиного клея, хмыкнул, смазал края коричневым вонючим клеем, положил заплатку и зажал сапог в деревянных тисках. Приклеилось навечно. Косте до сих пор приходится ходить в этой обуви.
Итак, суперклеем был смазан выпавший элемент стула и вставлен в гнездо, откуда его Костя выбил отверткой. Пока прошли две минуты, Костя сложил ящик с инструментом и отнес его в кладовку. Размышления его были просты: стул как-нибудь восстановлю, а со скрипом можно мириться. Подумаешь, чуть поскрипывает, меньше надо елозить по стулу.
Он вернулся из кладовки и сел на стул для проверки. И тут же оказался на полу, сильно ударившись рукой. Верхняя часть стула рассыпалась. Сиденье отлетело, ощетинившись торчащими шурупами. Оказывается, суперклей насмерть склеивает любые материалы, кроме кожи и дерева. Со стулом надо было что-то делать. Выбросить его невозможно, в гарнитуре останется пять стульев, и весь ансамбль за обеденным столом будет нарушен.
