Александр Покровский - Пес. Книга историй
В общем, «Наши» к нам не приехали.
Где-то они по дороге свернули.
Орденская ленточка
– Вот! Всем желающим надо раздать!
Зам в каком-то месте нарыл орденских ленточек по случаю праздника Великой Победы, и теперь я их должен всем желающим раздать.
Конечно, в первую очередь я напоролся на старпома.
– Что это? – мимо Андрей Антоныча на корабле муха не пролетит.
– Орденские ленточки. Зам велел всем желающим раздать.
Старпом повертел ленточку в руках, а потом вызвал в кают-компанию зама. Зам явился тут же. В приподнятом настроении.
Его настроение не укрылось от старпома.
– Сергеич! – обратился к нему старпом ласково, – это что такое?
– Праздник же, Андрей Антоныч! Акция проходит по всей стране.
– По всей стране стон стоять должен скорбный, а не праздник!
– Андрей Антоныч…
– Что «Андрей Антоныч»? Вы тут из всего готовы праздник слепить!
– Так Победа же…
– Победа была у Александра Македонского, когда он расколотил во много раз превосходящие его силы царя Дария! А при потерях девять к одному к лицу скорбь вселенская, а не праздник! Плакать все должны и поклоны в церкви класть по поводу утраты воинской чести и мастерства. Сокрушаться все должны и о народе своем печалиться. А вместо всего этого народу куски материи раздают, чтобы он, тот народ, где-нибудь их себе повязал. Это краб-декоратор, что ему ни дай, на себя обязательно напялит.
– Андрей Антоныч, но ведь это же как раз то, что вы говорите! Это память и солидарность с героями!
– Героев лучше учтите сначала, а потом, по всем полям собрав, в одну могилу сгребите.
Это если память вас всех мучит. И правду всем поведайте наконец. О том, как вы этих героев понаделали во время священной войны. И потом, Сергеич, ты же у нас человек военный. Ты военный или нет?
– Ну…
– А если ты военный, то должен трепетно относиться ко всяким военный атрибутам, а тем более к воинским званиям и наградам. Ордена не всем дают. В том их и ценность. Вот когда юбилейные медали всем стали раздавать, они обесценились и из наград превратились в форму одежды. А эта ленточка как раз и имеет отношение к званиям и наградам. А ее раздают направо и налево. Чтоб ее жители повязывали. А если твои жители ее на х…ю себе повяжут?
– Я, Андрей Антоныч…
– Ты, Сергеич, все ты! Своими руками. А головой мы не пробовали пользоваться? Вот и Саню ты из офицера превратил в раздатчика ветоши. Фетишизм – это болезнь, Сергеич! Заразная! Так что ленточки эти ты бабушкам на базаре отдай.
– Я…
– И кончено! Затихли и занялись делами боевой подготовки!
И мы затихли.
Я – в частности.
Булава
Мы в сидим в кают-компании – старпом, я и зам.
Андрей Антоныч дает мне последние указания насчет того, что сам он уходит в море на стрельбы, а мы остаемся с замом.
Старпом в приподнятом настроении, потому как привлекают его на стрельбы соединения. Стрельбы торпедные, и в них Андрей Антоныч жуткий дока.
Это у нас периодически случается, потому что на всем флоте осталось не так много людей, которые самостоятельно, не под белые рученьки, способны выйти в море на торпедную стрельбу.
Старпом берет на нее всех своих, а меня оставляет за себя, потому что я на корабле все еще исполняю обязанности помощника командира, медика, химика и вечного дежурного.
Старпом берет с собой молодого боцмана (он его там будет обкатывать), штурмана со штурманенком и Кобзева, чтоб тот от реактора не отвыкал.
– И Смирнова на корабль! – говорит Андрей Антоныч, а я киваю.
Смирнов – мичман-радист. Единственный представитель боевой части четыре.
– И заранее ему сообщи, – предупреждает старпом, – потому что если я от него посторонний запах учую, то возьму за яйца так, что они ему больше не понадобятся!
– Есть, Андрей Антоныч!
Смирнов у нас недавно. Пару раз он был навеселе, но повезло ему – до Андрей Антоныча это все не сразу дошло. А как дошло, он его сейчас же пригласил к себе и влил в него немного бодрости.
Старпом вздыхает.
– Может, флот и начнет возрождаться! Хрен его знает, конечно! – делится он с нами своими мыслями.
Зам, молчавший до этого, воспринимает эти слова как сигнал и немедленно начинает говорить. Зам у нас говорящий. И говорит он всегда бог знает что.
– Вот увидите, Андрей Антоныч, обязательно возродится!
Старпом подозрительно на него косится, после чего зам начинает частить со словами:
– Вот и в море корабли пошли! Принята программа на оснащение флота новой техникой. Вот и «Булава»…
– Что «Булава»? – засопел старпом.
– Уже стрельбы прошли. Неудачные пока, но все впереди!
– Неудачные.
– Ага!
Иногда зам наш что-то такое несет, что мне его даже жаль становится. Сергеич отчаянно трусит старпома и пытается эти свои чувства заболтать.
– Сергеич, – старпом терпеть не может пустую болтовню, поэтому заму сейчас достанется, – ты бы лучше людьми занялся. Ты когда у нас ходил и говорил с каждым о жизни и любви? Не помнишь? Вот и займись своим делом.
– Я…
– И не лезь в чужое! «Булава»! Хер по огороду тоже иногда летает! У них идет срыв за срывом, и конца этому барахлу не видно. И ты меня не зли. Займись младенцами. Ракетные пуски не дают ему покоя!
– Так «поле же приняло»!
– Поле! У нас однажды «поле» так «приняло», что ракеты потом в Норвегии нашли! Нет у нас ничего! Одни потуги! Я свечку попам поставлю весом в ведро, если у нас что-то новое появится! Стреляют они тремя ракетами и двумя корпусами, чтобы, значит, если у одних ничего не выйдет, то вышло бы у других. Два корпуса – одна стрельба! Ракетные стрельбы! Падает твоя «Булава» в точке залпа. ПАДАЕТ. Конечно, у нас успешной стрельбой считается та, когда ракета из корпуса вышла, а если она тут же в воду гакнулась, то это проблемы не нашей конторы. И не выводи меня из себя! Программа у него принята! Техника пошла! Куда она, на х…й, пошла? На воду спустили, шампанское кокнули? Оно не на поверхности плавать должно! Оно в море должно ходить! Десятилетиями! А оно только строится десятилетиями! И в луже, рядом с заводом, стоит! Без главной осушительной и трюмной магистрали! Новая техника! Ей в обед сто лет! «Булава» у него летает! Не летает она! И летать не должна! Потому что не летает булава! Она у Ильи Муромца на руке висит! Как назовешь изделие, так оно себя и поведет! Стрелы летают, а булава по башке бьет! Понял?
Старпом замолкает. На зама я не смотрю, потому что на нем лица нет. Жалкий какой-то.
Старпом наконец успокаивается, смущается, кряхтит. По всему видно, что он жалеет о своей вспышке и о том, что он напустился на зама.
– Ладно, Сергеич! – говорит он. – Чего-то я разорался. Извини.
Зам приободряется и выглядит уже не так затравленно.
– За народом приглядишь с Саней?
Он кивает.
– Саня!
– Я, Андрей Антоныч!
– Я на тебя надеюсь.
– Сделаем, Андрей Антоныч!
И пошел старпом наш в море.
А мы с замом опять остались на берегу.
Выделение людей
Как только Андрей Антоныч вышел в море на трое суток, так мне немедленно позвонили из дивизии и сказали, что я должен выделить десять человек с совковыми лопатами в поселок для разгребания груды щебня.
– Сколько человек? – спросил я на всякий случай, потому что мне показалось, что я ослышался.
– Десять человек со старшим!
– Так это уже одиннадцать?
– Что вам неясно? – начал деревенеть дежурный по дивизии. Но со мной этот номер не пройдет. Я недавно получил очередное воинское звание – капитан третьего ранга, и больше я ничего тут получать не буду. Так что я дежурному по дивизии ответил:
– Товарищ капитан первого ранга! У меня на корабле только вахта, старпом – в море с КБРом, то есть людей у меня уже года три как нет.
– Что вам неясно?
– Неясно, как я буду выполнять приказание выделить десять человек и одного старшего!
– Нет людей, выделите себя!
– Но я стою дежурным по кораблю. Прикажете оставить дежурство?
– Я вас снимаю с дежурства по кораблю! – раздался крик.
– Есть! – ответил я очень спокойно. Мы это почти каждый день проходим.
– А теперь, – все тот же крик, – берите на плечо лопату и следуйте в поселок!
– Есть взять на плечо лопату! – ответил я, после чего я сдал вахту помощнику и отправился в поселок.
Лопату, я, конечно же, прихватил с собой, положив ее на плечо, как мне и рекомендовал дежурный по дивизии. Но прежде чем отправляться на задание, я сделал запись в черновом вахтенном журнале, что, мол, такого-то числа во столько-то был снят с дежурства из-за того-то и того-то, после чего по приказанию дежурного по дивизии, выслушанного мной в присутствии помощника, дежурного мичмана такого-то и вахтенного центрального поста матроса этакого, взял на плечо лопату, как и было мне предписано, и отправился туда, куда и было указано.
Вот такая милая запись. Заму я доложил, конечно, чтоб потом не было вокруг тут рук плесканья.
Через десять минут я уже шел в поселок. Лопата – на плече. Капитан третьего ранга и лопата – запоминающееся зрелище. Все встречные только на меня и смотрят. Знакомые останавливаются и расспрашивают, а я им подробно объясняю, что иду разгребать щебень.