Текстовый Процессор - Рог изобилия. Секс, насилие, смысл, абсурд (сборник)
Распахиваются двери. Зал обездвижен. Страх растёт из глубины. Что видит зал? Он видит толпу мясников. Белые фартуки, бурые пятна. В руках сверкают тесаки. Лица спрятаны за масками скотины. Ещё миг тишины, фотография на память, и начинается рубня. Сталь сквозь плоть и кости. Пощады!.. Лишь боль и кровь, лишь смерть.
Уже последний крик, последняя жертва. С убитых срывают всю одежду. Голые тела, их части – в чудовищную кучу. В ней все равны, и нету больше никого. Головы, руки, ноги… словно бы принадлежат одному. Одному по имени Ужас. Пора вносить божество. Пора!
На плечах в зал прибывает трон. На нём восседает освежёванная туша. Проткнута крюком. Вокруг вьются мухи, она уже начала гнить. Её обступают мясники. На колени! И предлагают туше свой дар.
За дверью
Меня разбудил холод. Тюль вздымался и опадал по велению ветра. Рука мороза без стеснения ощупывала мою комнату. Я захлопнул форточку, залез в толстый свитер и отправился на кухню, по дороге растирая ладони. Когда вскипела вода, заварил большую кружку чая. Отпивая по чуть-чуть, я наблюдал из окна за людьми, что неуклюже пробирались по сугробам. Ноги проваливались в снег и становились непропорционально короткими. Мне представился прыжок на таких ногах, и этот образ вызвал приступ жалости.
Неожиданно раздался звонок в дверь. Интересно, кто бы мог быть? Опустив кружку на стол, я прошёл в прихожую и выкрикнул: «Кто там?» В ответ ничего. Я прислонился к дверному глазку и заглянул в него. Но это дверной глазок заглянул в меня.
В мрачном коридоре, близко к двери, стоял плотно одетый мужчина. Лицо его скрывали широкополая шляпа и натянутый шарф. Мужчина обнимал стоящую к нему спиной обнажённую женщину. Она сильно дрожала, и дрожью её наслаждались и холод, и страх. Она безмолвно плакала, и слезами её наслаждалась тишина. Чёрные перчатки: одной рукой мужчина слегка сдавливал левую грудь, второй – гладил полоску волос на лобке.
Так длилось целую вечность, я смотрел на пару и не мог пошевелиться… я был испуган, да, но и зачарован, что пугало меня ещё более. На мне по-прежнему свитер, майка уже прилипла к телу. И тогда я моргнул в первый раз с момента, как прильнул к глазку.
Изображение словно порвалось, а возобновилось с другого места. Теперь мужчина безжалостно душил женщину. С него слетела шляпа, но лицо так и не явилось: его полностью закутывал шарф. Я тут же попытался открыть дверь, но замок заело. Сражаясь с ним, я снова и снова возвращался к глазку, чтобы захватить, как женщина опускается всё ниже и ниже, как замирают её очи.
Наконец мне удалось справиться с замком. Но в коридоре никого… Только перевёрнутая шляпа.
Из больничных наблюдений
– Мама, ну что случилось? Почему ты плачешь?
Я сидел в ожидании своей очереди на приём и, совершая мимолётные взгляды, чтобы себя не выдать, следил за старушкой и поддерживающим её сыном.
– Вот так… – успокаивал он, утирая платочком влагу с лица матери.
Женщина скрепила в ладонях дряблые руки и прижала к груди.
– Пойдём посмотрим в окошко, пойдём?
Стыдно признаться, но вместо человеческого существа старушка представлялась мне неким прямоугольником, тяжёлым и монолитным, словно каменная глыба, едва перемещаясь безотрывными шажочками опухших ног, почти полностью укрытых длинной юбкой.
– Смотри, машинки… Мама, ну в чём дело? Ты снова плачешь?
Я мог расслышать жалобное подвывание и тихие всхлипы.
– Давай-ка присядем, а? Осторожно… вот. Видишь, всё хорошо.
Удивительно, но лицо женщины странным образом выглядело совсем по-детски. И глаза – эти наивные ищущие глазёнки – за ними не было никакой мысли.
История отчаяния
Послушайте историю отчаяния, которую рассказала мне ночная тишина.
В одном городе, в одной комнате бытовал одинокий мужчина. Сначала у него умерла мать, потом… потом уже никого. Жену он так и не подыскал. Хотя, признаться, искал довольно странно: выбирал глазами и молчал. До поры, пока женщина, не подозревая, что её нашли, не пропадала из поля зрения. Невинно, как будто ничего и не случилось. Тогда мужчина понимал, что ошибся в своём выборе, и вновь принимался шарить по лицам в поисках той самой. Следует отметить, что вкус мужчины постепенно дешевел, требования смягчались, кандидаток становилось всё больше. За прогулку он мог приметить и разочароваться в десятках. Ну хоть кто-нибудь! Нет. Никто не отвечал взаимностью. Вы спросите, а на что, собственно, было отвечать? От подобного вопроса у мужчины разболелось бы сердце.
Со временем он стал ощущать себя вещью. Сидел как стул, лежал как кровать. Даже симулировал телефонный звонок. Бессмысленно катался по полу, заворачивался в ковёр. Не двигался часами. Пытался не дышать. А как-то раз выкрутил указательный палец и положил в коробку с шурупами. Иногда представлял себя дверью и, стоя в проёме, открывал-закрывал, открывал-закрывал. Когда надоедало – срывался с петель и выбивал стёкла. Так лишился всех своих очков. Пришло к тому, что мужчина решил представиться стеной. Выдолбил нишу и оклеил спину обоями. Он становился частью великого беспросветного целого и не чувствовал более одиночества. Но оно всегда возвращалось вместе с усталостью в ногах. И приносило с собой ненавистное осознание. Я человек. Почему я человек!..
Волочился день, волочилась ночь. На улицах люди шли и проходили. Наконец, мужчина не выдержал и сорвался. Он схватил нож, выбежал из дома и заколол первого же встречного. Никто не заметил. Не заметил! Тогда заколол второго встречного. Выпотрошил третьего… Зарезал всю семью. Горе! Люди шли, люди проходили. Мужчине не оставалось иного.
Какова судьба моя
В неподвижных водах безразличия, во тьме без глаз, во сне без сна я пребывал веками. Обо мне никто не знал и не желал найти. Память не ведала моих следов, нет пути – сплошное поле. Но случилось так, что однажды закричал. Впервые мой крик услышал мир… и я сам услышал! Закончилась непрерывность тишины, теперь известно мне, как её нарушить, как заставить ждать. Вот и власть познал, ещё и минуты от роду нет.
С годами крик мой всё сильней, всё громче. Мир уже страшится. Он чувствует угрозу, он чувствует врага. Мир другой грядёт. И хочет тот всемогущего права. На слово и смысл, на дело и мотив. Хочет истину и ложь. Проникает всюду, изменяет каждую деталь. Чего бы ни коснулся – становится его.
Мир пытается убить другого, самозванца, но не справляется с глубокими корнями. Они в сознании людском и держатся крепко. Тогда мир убивает тех людей, меня убивает. Но крик победить ему не по силам. Его воздух вобрал. И каждый, кто дышит, отныне вдыхает мой дух.
Такова судьба моя: бросить вызов – завоевать – и быть всегда.
Квинтэссенция
Я хочу обрушить на тебя всю невозможную мощь, я хочу почувствовать удар и озариться сенсацией боли – вкусить уничтожающую силу, сломав о тебя руку, дабы часть меня погибла вместе с тобой.
Я хочу настигнуть. Единым стать, забыв о себе, забыв о тебе. Проводником стать, воплощением… самим откровением!
Я и ты, мы оба жертвы. Но мы ещё и причина, мы открытие, мы способ. Жертвенность наша – врата и дорога. Это мы созидаем ваш путь, это мы ведём вас, о великие Силы! И это мы, кто вами правит. Вы без нас взаперти.
Мы – ваша свобода!.. Мы – ваша судьба!
Когда я спал
Таинственный грот. Подземное озеро. Сквозь расщелину подглядывает луна.
У воды разделись ведьмы. Белые, словно плоть их из мела. Но чёрные волосы, красные губы. Ведьмы весело пляшут, ведьмы резвятся.
Я напуган. Повержен рассудок. Сердце в бегах.
Бесятся ведьмы, кричат и стонут. В них забылась природа, в них природа свободна. Неукротимая буря, ненаглядная краса.
Мне страшно. Я возбуждён. Я хочу умереть.
Ведьмы гладят себя, ведьмы смеются. В их глазах пропадает время. В их телах растворяется мир.
Я обречён. Невозможно уйти, невозможно остаться. Ничего за спиной, ничего под ногами. Улыбаются ласково ведьмы. И неодолимо тянут на дно.
Вот последний круг разошёлся… умерла ледяная вода.
Кому мы говорим
– Следующий!
Из кромешной тьмы в свет тусклого прожектора вступил человек. Шаг его был осторожен, будто пол под ним мог провалиться. Человек осмотрелся, но ничего не увидел. Вокруг лишь непроглядная чёрная стена, словно оказался в колодце. Человек прислушался, но ничего не услышал. Тьма поглотила заодно и звуки. Человек открыл было рот, собираясь произнести приветствие, но мрак и тут как тут – похитил все слова.
– Я…
– Знаем-знаем! – внезапно громом отовсюду. – Фридрих Ницше! До вас мы съели Канта… или то был Гегель? – смеха громовой раскат, до боли в ушах. – Вы что-то хотели нам сказать?
– Я…
– О, избавьте нас, пожалуй. Всё мы знаем: и про вас, и про вашу философию… филолог, – смех, смех до крови в ушах. – Филолог, филолог!..
