Олег Михалевич - Форс-мажор. Рассказы
– Да и хрен с ним! – сказал диспетчер. – Откуда ты все это знаешь?
– Говорю же, видел, как швартовый конец с кнехта свалился в воду. Я пытался им кричать, никто не реагирует. Команда на берегу, а вахтенный спит, наверное, ничего не видит.
– Проснется – увидит, – успокоил диспетчер. Ему явно не хотелось ввязываться в нештатную ситуацию.
– А если на камни к тому времени вынесет? И разборка полетов пойдет?
– Во, блин, свалился ты намою голову, – подосадовал диспетчер. – Не мог позже на связь выйти, самаритянин хренов. У меня смена через полчаса кончается. Ладно, сейчас пошлю грузовик в Тошниловку, чтобы команду собрали. И катер выделю. Отбой.
Отыскать нужного человека в Тикси, несмотря на его двадцатитысячное в период навигации население, было несложно. Город состоял из двух поселков, разделенных пустынной дорогой, огибающей берег залива. Северный поселок, Тикси 2, рядом с аэропортом считался «режимным», в нем обитали лишь авиаторы и пограничники, рейсовый автобус ходил два раза в сутки. «Южане», состоящие из моряков и грузчиков-сезонников, без особой нужды в него не совались. Да и зачем? Единственное в Тикси питейное заведение без вывески, но с народным названием Тошниловка, в которой подавали вонючее местное пойло, разливая его в стеклянные банки с покореженными краями, стояло в центре города, возле сквера с памятником. Вытянутая рука бронзового истукана в пролетарской кепке, добродушно щурящегося, указывала на вход в винно-водочный магазин. К фронтону расположенного за памятником дома, видимо, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в точности избранного курса, был прикреплен большой щит с надписью: «Правильной дорогой идете, товарищи. В. И. Ленин». Тошниловка располагалась с задней стороны магазина. Так что в успехе поисков экипажа с «Мощного» можно было не сомневаться.
Я отключил рацию и спустился в каюту.
Запах гари еще не выветрился. Чувство голода тоже. Я достал новое яйцо, пожертвовал для кипятильника еще одним лезвием и засек время. По трапу загрохотали чьи-то торопливые шаги. Я выглянул в коридор и увидел Курочкина.
– Человек за бортом! – растерянно сказал он.
В одно мгновение мы с мотористом вылетели на кормовую палубу и перегнулись через фальшборт. Под нами на приблудившейся льдине лежал человек. В потертой курсантской шинели и туфлях на тонкой подошве. Человек пошевелился.
– Опять этот алкаш гребаный! Под трапом же сетка страховочная!
– Наверное, из сетки выбираться стал и уже тогда дальше громыхнул, – предположил Курочкин. – Как вытаскивать-то его? Может, тревогу объявить?
– Так ведь никого нет, – быстро среагировал я, прикинув, что лишние разборки мне, вахтенному у трапа, с которого свалился человек, совсем ни к чему. – Сами вытащим.
Мы опустили с борта веревочный штормтрап, я выбрал в кладовой моток тонкого сизальского троса, спустился к льдине и обвязал алкаша под мышками беседочным узлом. Парень весил немного – несколько секунд спустя мы совместными усилиями вытащили его на причал и усадили на привычный уже для него брус. Я похлопал утопленника по щекам, он открыл глаза и вновь уставился на нас пустым, ничего не выражающим взглядом.
– Как звать-то тебя хотя бы, – спросил я, чувствуя, что начинаю к нему привыкать.
Парень подергал родинкой-запятой:
– М-м-м…
– Понятно. А документы-то есть?
Я поискал в карманах шинели, выудил хорошо потертый курсантский билет Рижского мореходного училища. Фотография в билете отсутствовала, часть текста под воздействием влаги расплылась и стала почти не читаемой. Странно, как с таким документом его владельцу удавалось перемещаться по, как ни крути, но все же пограничному городу, а вдобавок еще попадать в порт. Я удовлетворенно кивнул:
– Ясно, наш. Федор. То есть бывший наш. Срок годности окончился год назад, отчислили, наверное. Похоже, так и остался здесь с прошлогодней практики. Да еще спился совсем, исхудал, вон шинель как висит. Что же с тобой делать, Федя?
– Может, пока обратно к нам завести, черт с ним, пусть проспится? – предложил Курочкин.
– И как мне это потом объяснять капитану? Мы с этим Федей уже сколько возимся, а он никакой. И отход у нас через три часа намечен, скоро народ возвращаться начнет. Давай еще куда-нибудь его пристроим.
– Куда? Пристраивали уже… Да его все равно через полчаса обнаружат и обратно вытащат, а он опять к нам нацелится, что тогда?
– А если не вытащат?
– Конечно, вытащат! Чего ради им с ним возиться?
И тут меня осенило.
– Чего ради? Да ты же гений! – сказал я Курочкину. – Последи за ним минутку, я сейчас!
Я кинулся обратно на «Стремительный». Вода в банке выкипела вновь, из скорлупы лезли черные пузыри. Я выдернул проволочки из розетки, выкинул все сооружение вместе с банкой за борт и с сомнением посмотрел на наш запас из двух последних бутылок белого вина. Для моих целей требовалось что-то более убедительное.
На причале я еще раз внимательно оглядел пирс и ближайшую акваторию. «Мощный» отнесло еще дальше в глубь бухты по направлению к острову Бруснева. У трапа «Новокузнецка» стоял вахтенный и старательно делал вид, что не смотрит в нашу сторону. С другой стороны пирса был пришвартован большой несамоходный лихтер «Амбарчик». Лихтеров в Северо-Восточном управлении было ровно в два раза больше, чем буксиров. Подразумевалось, что пока один лихтер разгружается, буксир спокойно перетаскивает в нужное место другой и возвращается к концу выгрузки. Сейчас «Амбарчик» ожидал очередной буксировки, но на его палубе было пусто.
– Туда! – показал я на лихтер. Курочкин с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Мы подняли Федора, и он почти самостоятельно начал переставлять ноги в нужном направлении. На «Амбарчике» проходили практику двое наших сокурсников, и наше вторжение объяснить можно было довольно просто. Впрочем, давать объяснения было некому. Мы спокойно вошли в надстройку и оказались в большом, обитом деревом квадратном помещении, напоминающем деревенскую избу. Посреди комнаты стояли стол и несколько стульев. Две двери на дальней стене вели в глубь надстройки. Мы усадили Федю на придвинутый к столу стул, я достал из кармана прихваченную из личных запасов поллитровую бутылку питьевого спирта, купленную изначально как экзотический сувенир с Севера, и стакан, сколупнул крышку с бутылки. В воздухе остро запахло спиртным. Федя вздрогнул, с невероятной скоростью, как лягушка за комаром, выкинул вперед правую клешню и цепко ухватил бутылку.
– Эй, это не для тебя, – негромко, чтобы не поднять шума, предупредил я и попытался разжать Федину руку, но проще было разделить сиамских близнецов – рука словно срослась со стеклом. За одной из дверей послышались звуки, и мы с Курочкиным рванули к выходу.
Вновь у трапа «Стремительного» мы оказались ровно в тот момент, когда на пирс въехал грузовик с кузовом, заполненным беглой командой «Мощного». К причалу подошел лоцманский катер, и хмурый, довольно еще трезвый экипаж отправился на отлов своего «летучего голландца». Минут десять я честно наблюдал за происходящим, но желудок вновь настоятельно напомнил о себе. Я взялся за сооружение нового кипятильника. В коридоре прозвучали шаги. Одолеваемый тяжелым предчувствием, я выглянул в дверь и опять увидел Курочкина.
– Опять за борт упал?
– За борт? Да нет, нет, – замахал руками Курочкин. Типун тебе на язык. Извини, но просто чайку попить захотелось. А ты, говорят, большой спец по части кипятильников?
Якорь
Шторм был несильный, баллов на шесть-семь, но «Стремительный» заметно качало. Небо плотно затягивали тяжелые облака, было по-вечернему сумрачно, и мы шли с включенными ходовыми огнями. Для большей устойчивости я расклинился на ходовом мостике между задней переборкой и рулевой колонкой, опираясь руками на вертикальный костыль гидравлического руля. Несмотря на качку, удерживать курс было несложно. Дополнительную устойчивость придавал километровой длины буксирный трос за кормой. К тросу был прицеплен лихтер «Амбарчик».
Картушка компаса побежала вправо, я привычно прижал костыль, и стрелка положения руля на циферблате переместилась, но курс не восстанавливался, а корпус «Стремительного» судорожно завибрировал.
– Что такое, что такое? – капитан Приходько, крупный и рыхлый мужчина лет сорока пяти, встревоженно повернулся ко мне. Я пожал плечами.
– Не знаю. Руль перестал слушаться.
По корпусу прошла новая волна вибрации. Противно заскрежетал телефон связи с машинным отделением. Капитан схватил трубку.
– Что там еще у вас? Что значит, левая машина встала? Так чините быстрей! Каких еще два часа!
Приходько в сердцах бросил трубку.
– Маслопупы долбанные. Два часа им надо! На стоянке пропьянствовали, а теперь трудовой героизм проявляют! А что у нас всего две мили до полутораметровой банки и ветер в ту сторону – им наплевать.
