Анна Джейн - За руку с ветром
– Последние три вопроса, – едва шевеля почти синими губами, произнес Дэн. Понял, что она сейчас исчезнет.
– Давай. Говори.
– Ты меня любила?
– Конечно.
Он кивнул, собираясь с мыслями:
– И я тебя. Я… так поступил. Но я не хотел.
– Знаю. – Лица ее так и не было видно, но, казалось, что ласково улыбнулась. – Не вини себя.
– Но это вновь был виноват я. – Он с трудом выдохнул эти слова. И замер в оцепенении. Экран вновь хотел показать какую-то очередную запись из его жизни, но Инна повернулась к нему, и вместо новых ярких кадров на экране появилась рябь, однако она вскоре исчезла, уступив место застывшему Машиному изображению.
– Я виноват, – повторил Дэн и в отчаянии ударил кулаком о невидимую преграду. Она выстояла.
– Нет, не ты, – медленно ответила девушка, медленно растворяющаяся в воздухе. – Последний вопрос.
Прежде чем задать его, Дэн выдохнул, затаил дыхание, и лишь когда легкие почувствовали тяжесть, произнес:
– А она… ты ее видела?
Лазурная невеста мгновенно поняла, о ком говорит Денис. И кивнула.
– Она на меня злится? Почему ее нет, если есть ты? Она не захотела приходить? Она винит? Она меня ненавидит? – его глаза стали еще краснее, а в голосе появилась детская беспомощность.
– Это уже не три вопроса, мишка. – Призрачная Инна протянула руку, касаясь кончиками пальцев преграды – там, с другой стороны этого же места недавно касалась широкая ладонь Дэна.
– А она – это другое. Я смогла прийти, а она – нет. И она не злиться. Конечно, нет. И просит сказать, что ты ни в чем не виноват. Конечно, ты ни в чем не виноват. – Почти прозрачная уже Инна печально, с любовью, произнесла: – Прощай. Мне пора.
– Не уходи так быстро! Ответь, пожалуйста! – у него по щеке медленно покатилась первая слеза, прозрачная, крупная, а почти сразу за ней – вторая. И третья, и четвертая…
– Мне пора. Я очень тебя люблю. И она. И эта девочка – тоже, больше всех, – кивнула в сторону экрана с Машиным изображением светловолосая. – Прощай. Не переживай. Не мучайся. В следующей жизни мы еще раз встретимся. Я специально проверю, счастлив ли ты. Иди наверх, – успел шепнуть чистый голос.
И девушка в лазурном легком платье, с подолом которого играл сквозняк, полностью растворилась в воздухе, оставив Смерча одного. Лишь легкие переливающиеся под лучами прожектора лазурные блестки говорили о том, что еще несколько секунд назад здесь была Инна.
«Это не твоя вина. Она только моя. Вина росы. Письмо росы. Не вини себя, если вдруг…» – то ли почудилось, то ли раздалось в голове Дэна.
Жар волной прокатился по его телу. В почти остановившемся сердце затрепыхалась испуганная раненая птица.
Экран вдруг начал показ одного из фильмов Хичкока в ускоренной перемотке. Резко запахло ванилью и чем-то тяжелым, жженым, а затем в этот клубок ароматов добавился еще и запах железа. На заднем плане кто-то громко истерично захохотал. Тяжело забил набат. Громко зашуршала фольга, перекрывая звуки штормового моря. А где-то наверху запел чистыми голосами ангельский хор. Изображение вновь стало рябить, и с невероятной скоростью меняющиеся кадры из самых разных фильмов, которые существовали или еще будут существовать, резали глаза. Из-под кресел стал выползать желтоватый удушающий туман. И Дэн, не выдержав давящей атмосферы, закричал, закрыл уши руками, зажмурился и, не дыша, но удерживая зачем-то в голове образ Марии, побежал по проходу наверх, к чистым голосам хора, к светящемуся серебром выходу. Он очень хотел добраться до двери, хотел всем сердцем, словно ждал, что за нею отыщет спасение, но как только коснулся дверной ручки и дернул ее на себя – проснулся.
* * *– Почему у него слезы на глазах? Ему что, больно? – недовольно спросил Петр, внимательно рассматривая лежащего без сознания брата. Дэнва недавно привезли из операционной, и сейчас он лежал на кровати в одноместном комфортном боксе. И хотя кровотечение уже было остановлено, а рана зашита, он все еще оставался бледным, как сел, с синеватыми губами и глубокими кругами под глазами. Рядом с изголовьем его кровати стояла высокая капельница, и от нее к молодому человеку тянулись длинные прозрачные трубки.
Пока что он был единственным родственником Дэна, находившимся в боксе.
Даниил Юрьевич, которого Петр любезно проинформировал о случившемся, конечно же, сделал так, чтобы внуку было оказано лучшее лечение, на деньги не поскупился. В данный момент, переговорив с хирургом, он удалился куда-то с представителями полиции, которые приехали на ножевое. Смерчинский-старший был зол, как глава Гильдии демонов. Во-первых, Петр не привез документы, и сделка сорвалась, а во-вторых и главных, явно волновался за Дениса, хоть особо и не показывал этого.
– Хорошо, что ты там проезжал, – сказал он второму внуку, узнав, в чем дело и примчавшись за пятнадцать минут едва ли не с другого конца города. – Невероятное везение.
– Да, это так, – сделал вид, что привычно усмехается, Петр, которого до сих пор не отпускало то мерзкое чувство, овладевшее им при виде раненого кузена.
Вдруг синие глаза мужчины стали подозрительными, и он, чуть склонившись, прямо спросил у Петра:
– А не ты ли братика ножом… угостил в живот? Остолоп, если ты в этом замешан, признавайся сразу. Я тебя, естественно, наследства лишу, но хотя бы от ментов отмажу. Ты понимаешь, что дело серьезное?
Черноволосый парень так озлобленно-высокомерно глянул на деда, что тот только изумленно вскинул брови.
– Поверь, если бы мне захотелось лишить жизни твоего любимого внука, ты бы никогда не узнал, что это сделал я, – бросил тихо Петр.
– Даже так? – насмешливо спросил Даниил Юрьевич, с которым тот обычно был вежливым и спокойным. – Показываешь клыки, сопляк?
– Скорее, просто улыбаюсь, – отозвался молодой человек, невидящим взглядом глядя на бурое пятно на рукаве рубашке – кровь Дэнни. Дед поймал его взгляд и тоже увидел пятно, а после добавил вдруг задумчиво, потирая подбородок:
– Ты все-таки молодец. Помог ему. Даже не знаю, зачем я вчера именно тебя отправил к ним домой, а не кого-то еще. И ты наткнулся на своего глупого братца. Черт с ними, документами, с договором. Лишится одного из наследников куда печальнее, чем контракта. Контрактов у меня много, а вот наследников – всего два. Жаль, правда, что они – полнейшие кретины. – И мужчина похлопал Петра по плечу. Тот внутренне ощетинился – частенько рядом с дедом он чувствовал себя куда младше, чем был на самом деле, и куда менее самостоятельным. – И я знаю, что если бы ты захотел убрать братишку, – продолжал Смерчинский-старший, – у тебя бы это получилось сразу. И без лишнего шума. Ты идиот, но в меру. Прочие вокруг нас – первостепенные кретины.
Петр самодовольно улыбнулся про себя. Дед хвалил не часто, запутанно, так, что и не поймешь сразу, то ли это похвала, то ли оскорбление, то ли все вместе, но даже такие его ободрительные слова многого стоили.
– А клубом ты управляешь хреново, друг мой, – тут же подмешал ложку дегтя в бочку меда Даниил Юрьевич, – я все ждал, пока ты мне сообщишь, что у нас левый поток наркоты пошел, а ты все молчал-молчал. Не заметил, что ли?
Если бы у Петра не было годами выработанной выдержки, он бы вздрогнул. Еще и это! Дед точно лишит его наследства.
– Что?
– Что слышал.
Петр сцепил зубы, но внешне оставался спокойным. А его молодящийся родственник, которого вначале в больнице приняли за отца Дениса, продолжал:
– Но, думаю, наш нелегальный поток прекратиться. Я нашел виновного. Твой зам будет слегка наказан за то, что проворачивал у меня за спиной. И у тебя.
Черноволосый парень улыбнулся. Внутри все восторжествовало. Дед попался на его уловку! Пару дней назад стратег Петр умело подставил своего зама, одного из директоров, решившего вдруг, что «Алигьери» – резиновый, и начавшего поставлять совершенно посторонние наркотические вещества. Смерчинский-младший сделал так, что люди деда узнали об этом, а также о том, будто бы и наркотики, поставляемые Пристанскими, контролировались в клубе именно им, замом. Когда как он, Петр, ничего и знать не знал. Пусть дед думает, что он глупый. Пусть недооценивает.
– Да, дед, я тупой. Не видел, – отозвался он, смиренно опустив голову вниз. – Я доверял ему. – Парень вложил все свое скудное актерское мастерство в свои слова и мимику.
– За спасение братика даю еще один шанс. Последний. Иначе потеряешь не только клуб, – жестко сказал ему Даниил Юрьевич и быстрым шагом ушел вместе с представителями закона. Петр остался вместе с медсестрой, теперь сидевшей рядом с Дэном. А вскоре пришел и его лечащий врач – еще раз осмотреть раненого.
– Так почему он плачет? – повторил свой вопрос Петр, глядя на иглу в вене брата. – Ему больно?
– Боли быть не должно, анестезия, – покачал головой пожилой уже, но статный, как какой-то величавый князь, врач с роскошными седыми усами и аккуратной бородкой. – Знаете, молодой человек, жизнь – странная штука, а человеки, – он так и сказал – «человеки», – они вообще необъяснимые существа. У вашего родственника может быть много причин заплакать в таком вот сне, в пограничном состоянии.
