Ирина Степановская - Женись на мне (сборник)
– Пугни его, а то еще под колеса залезет! – сказала Лара, и я, сбавляя скорость, пару раз сильно нажал на сигнал. Но мальчик не только не отскочил, а, наоборот, побежал изо всех сил к нашей машине. Столб пыли поднялся нам вслед, когда я резко затормозил к обочине.
– Купите ягоды! – запыхавшись, закашлявшись от пыли, сказал он и тут же метнулся обратно, чтобы притащить к машине все, что у них осталось. Он знал, что чуть дальше на дороге сидят другие продавцы, и боялся, что они могут перебить у него покупателей. Он так торопился, что, запнувшись, потерял с ноги свой огромный, не по размеру кед, и Лара, вышедшая из машины, фыркнула, увидев это.
– Сейчас всю ягоду рассыплет! – сказала она, но пацан, прихрамывая на босую ногу, уже подтащил к нам два литровых пивных паба, доверху наполненных спелой земляникой.
– Забирайте последнее, что осталось! Подешевле отдам! – со взрослой интонацией произнес он и поставил перед Ларой на землю стаканы. Несколько ягод просыпались с верхушки. Мать вдалеке привстала со своего стульчика, готовая подойти, и своим видом напоминала собаку, наблюдающую за щенком, отбежавшим подальше.
– Не потеряешь обувку-то? В темноте не найдешь, – сказал я, предоставляя Ларе возможность хозяйствовать.
– А! Я тут все знаю! – небрежно махнул рукой мальчик.
– Ну, подешевле так подешевле. Сладкая у тебя земляника? – спросила Лара, с брезгливым видом поднимая банку выше головы и осматривая ее со дна. – Вон, погляди, на дне сколько неспелых ягод!
– Я не специально! Я все подряд собирал! – стал оправдываться мальчик, с тоской оглядываясь на мать. Мать в ответ на его немой призыв поднялась и заковыляла к нам.
– Ну, сколько же ты хочешь за стакан? – строгим голосом спросила Лара. Мальчик назвал цену.
– Дорого! – Лара смотрела на него спокойно и уверенно, и мальчишка заколебался. Было видно, что у него очень велико желание продать ягоду, но сумма, которую ему предложила Лара, совсем никак не оправдывала его надежд. Скрепившись, он отрицательно помотал головой.
– Ты же сказал, дешевле отдашь! – продолжала настаивать Лара.
Я вспомнил, что она тратила несколько тысяч в месяц на карточку в оздоровительный клуб.
– Покупай, да поедем, – я протянул Ларе деньги, но она продолжала торговаться. Очевидно, ей нравился сам процесс.
К нам подошла мать мальчика, подняв по дороге свалившийся кед. И я увидел, что она еще вовсе нестарая женщина, только усталая и отяжелевшая, а старше моей кажущейся юной, тоненькой Лары всего несколькими годами.
– Отдай им, Сережа, – со вздохом сказала она, смирившись с Лариным предложением. – Домой уж пора!
И мальчик, прежде чем высыпать ягоду нам в пакет, посмотрел на мать долгим взглядом.
– Не надо ссыпать! Ставь в пакет вместе со стаканами, чтоб не помялась! – сказала Лара. И мать мальчика промолчала, хотя я догадался, что эти пластмассовые стаканы им тоже приходится где-то покупать.
Лара перебирала деньги, вытягивая из пачки наиболее смятые купюры, и, вытянув все, стала их пересчитывать.
– Не хватает десяти рублей! – сказала она. – Бери сколько есть!
– Да дай ты им, сколько они просят!
– С чего это? – Лара сунула нос в пакет, как бы желая в последний раз удостовериться, что земляника действительно хороша. Я наблюдал ее стройную спину, в уже другой, тоже красивой и очень дорогой маечке, и длинные ноги, обтянутые светло голубыми джинсами. Наконец она подняла лицо и холодно посмотрела на мать и сына.
– Надеюсь, у них тут экологически чистый район, – сказала она и, все-таки вытянув из пачки десятирублевок еще одну, отдала оставшиеся купюры мальчику.
– Лучше поинтересуйся, не собираются ли они потратить эти деньги на образование? – с неизвестно откуда взявшейся иронией негромко сказал я. Но мать мальчика расслышала мои слова.
– На будущий год ему в школу идти. Тетрадки-то теперь знаете сколько стоят? Да форма, да карандаши, да ручки… – вздохнула она. – Целый год будем собирать…
Лара поджала губы и стала устанавливать ягоду в багажник. Женщина, бережно свернув десятки, не пересчитывая, спрятала их в потертый кошелек. Мальчик проводил деньги взглядом, вздохнул и, быстро собрав с земли упавшие ягоды, отправил их в рот. Мать повернулась и, прихрамывая, пошла к своему стульчику, мальчик, кое-как всунув ногу в кед, побежал впереди нее. Было видно, что мы их больше не интересуем.
– Спелая земляника! – сказала Лара, захлопнув дверцу багажника и снова усаживаясь в машину. – И так пахнет! А знаешь, как по-итальянски будет земляника?.. – Мне на мгновение захотелось, чтобы дальше она поехала не со мной. Я осторожно дал задний ход и за несколько секунд поравнялся с мальчиком. Мать его, согнувшись, складывала свою табуретку. Быстро я вышел из машины, сунул женщине несколько бумажек в жесткую руку и вернулся обратно. Она сначала не поняла, подумала, что я хочу еще что-то купить, но я уже сел в машину и тронулся, осторожно встраиваясь в поток движущихся автомобилей. А она, оторопелая, так и осталась стоять посреди дороги, а мальчик, я еще различал его в зеркало заднего вида, пока не набрал ход, прыгал возле матери и хватал ее сбоку за юбку.
Лара помолчала некоторое время, потом медленно повернула ко мне свою точеную, русую головку.
– Какой ты добренький! А они теперь будут ломить за свою ягоду втридорога! Как будто нам деньги даром достаются!
– Они не спекулянты, – вяло ответил я. – Знаешь, сколько в лесу комаров? Эту землянику надо целый день ползать собирать.
– Ничего, – заметила Лара. – На то оно и лето. Зато и ягод наелся!
– С земли подбирал! – Мне вспомнилось, с какой быстротой мальчишка поднял ягоды, чтобы их не раздавили.
– И жрал их немытыми. Как свинья! – докончила Лара.
– Поставь себя на их место.
– Вот чтобы ни ты, ни я, ни наш будущий ребенок никогда не оказались на их месте, ты и должен выкинуть из башки всю свою гуманистическую дурь! – холодно сказала Лара.
Она еще некоторое время сидела надувшись, откинувшись глубоко на спинку сиденья нашей быстроходной машины, а я соображал, просто так она сказала про будущего ребенка или уже были на то причины с самой Италии. Но возле Переславля-Залесского, заметив указатель дороги в сторону Плещеева озера, она, как будто ничего не случилось, обратила мое внимание на то, что не худо было бы заехать туда как-нибудь при случае и осмотреть музей будущего императора Петра.
– А то всю Европу объездили, а у нас почти нигде не бывали!
И мне не захотелось с ней спорить, да и движение на дороге стало интенсивным – все возвращались с уик-энда в Москву, и я, лениво кивнув, согласился.
Июль 2004 года
Калека
1
На синей доске, прикрепленной к стене санатория, мелом было написано, что температура воздуха двадцать восемь градусов, воды – двадцать пять. Он решил искупаться. Жена сказала, что купаться не будет. Дочь сидела в прибрежном кафе в обществе молодого человека и потягивала молочный коктейль. Он решил: пусть делают что хотят – и пошел по пустому волнорезу к дальнему его концу, поигрывая мускулами спины и рук, представляя, как сейчас он нырнет глубоко, проплывет под водой сколько сможет и вынырнет уже далеко в море. И будет долго, пока хватит сил и дыхания, поднимать и перелопачивать тяжелую густую массу морской воды. Он подошел к самому краю. Волны нежно ласкали поросшие темными водорослями теплые камни. После недавнего шторма в углублении волнореза скопилась вода. На бетонной свае солярия сидела яркая бабочка. Ниже, прислонившись к теплому камню, стояла… нога. Обыкновенная женская нога, отрезанная чуть выше колена и обутая в белую сандалетку.
На мгновение он остолбенел, тупо уставясь на ногу, и в следующее мгновение понял, что это всего лишь протез. Лоб его даже не успел вспотеть от неожиданного напряжения, но он все равно его потер, почесал и украдкой оглянулся, пытаясь найти взглядом ту, кому мог бы принадлежать этот предмет. Почему-то он ожидал увидеть где-нибудь неподалеку костыли, а рядом с ними женщину, скорее всего пожилую или средних лет, но никого на волнорезе больше не было. Немного в стороне в воде резвилась стайка девушек в разноцветных купальниках, а с другой стороны волнореза ныряли дочерна загорелые, страшно худые, тонкие, воинственные мальчишки.
Он мысленно пожал плечами, сложил над головой руки корабликом, оттолкнулся ногами и погрузился в бирюзовую соленую тьму. Когда он вынырнул, волнорез был уже действительно далеко. Так далеко, что ни криков мальчишек, ни щебетания девушек не было слышно. Он снова закрыл глаза и поплыл вдаль. Потом он лежал на спине, отдыхая. Потом снова плыл. Когда наконец он вернулся, жена уже не лежала, погруженная в сон. Она сидела на гальке, обратив встревоженное лицо к морю, и укоризненно грозила ему пальцем. По волнорезу гуляла пожилая супружеская чета. Он посмотрел – ноги нигде не было видно. Он почему-то облегченно вздохнул и отправился выслушивать очередную порцию жениных поучений.
