Владимир Янсюкевич - Шёпот стрекоз (сборник)
– Потрясающе! А чего ж ты раньше молчал! Нет, ты серьёзно? Не шутишь? Ведь это мощнейший прорыв в науке! Я всё-таки не верю!
– Пойдём ко мне, покажу. Тут недалеко.
– Пойдём, непременно! Только давай к вечеру ближе! Мне ещё кое-что оформить надо. Дела, знаешь… А ты пока составляй подробную записку, и я передам, кому нужно.
– У меня есть пакет документов. Есть и описание технического устройства регенератора, и схема программного блока. Также задокументированы и немногочисленные опыты. Всё зафиксировано, поэтапно. Также у меня есть изображение беспалой стопы моего ассистента. А какова у него нога в нынешнем состоянии, надеюсь, увидишь сам.
– Отлично! И документы присовокупишь. У нас, как ты понимаешь, на слово не верят. Всё надо предметно представить.
Вечером Иван Сабуров появился в дворницкой, дабы удостовериться собственными глазами, что прибор, о котором говорил профессор, действительно существует.
Сабуров потрогал каждый выступ регенератора, погладил по крышке саркофага, при этом подробно расспрашивая профессора о принципе работы аппарата. Сабуров восхищённо вскрикивал, присвистывал и причмокивал, а когда профессор вручил ему копию тщательно составленной документации, крепко обнял его и обильно прослезился.
– Жаль, мой ассистент в отъезде, а то бы он продемонстрировал тебе отросший мизинец. Но я думаю, ты поверишь мне на слово.
– Верю, Геля! Нет слов… нет, правда… это чудо! Это мощнейший прорыв в нейрофизиологии!
Профессор поблагодарил за добрые слова, но тут же не преминул посвятить старого друга в неожиданные отношения с безлицым, которые портили ему радость от научного открытия.
– И в этом, Иван, сейчас моя главная проблема.
– Не бери в голову! Прорвёмся. Сейчас не девяностые на дворе. И на каждого бандита найдётся управа. Только дай мне недельки две, и я всё улажу. Доложу на Учёном совете, мол, так и так, был когда-то молодой учёный, которого в расчёт не брали, а он вон каких высот достиг! И тогда, брат… весь мир будет у нас в руках! Всё будет о, кей! А пока ничего не трогай и никуда не увози. Я соберу комиссию и нагрянем все вместе в твой эпохальный подвал… Слушай, а чем у тебя здесь воняет?
– Тут продовольственный склад был в девяностые. Ну и лежала гниль всякая, сам понимаешь, как у нас с этим… Никак не выветрится.
– Да уж. Дурной запах самый стойкий.
Напоследок друзья выпили по маленькой, и Иван Сабуров, забрав копию документов, вдохновлённый покинул дворницкую. А профессор отправился в ближайший магазин с тем, чтобы приискать картонную тару. Чтобы потом не было проблем с упаковкой узлов регенератора.
7
Все беды посыпались на профессора дней через десять после посещения дворницкой Сабуровым.
В середине февраля, ранним утром, в дворницкую заявился безлицый со своими амбалами. Безлицый слегка подволакивал ногу, которая казалась раза в полтора толще другой, а на его отсутствующем лице застыла гримаса неудовольствия. Каменные амбалы поддерживали своего спутника под локти, ни одним движением не выдавая своих эмоций.
Этот визит был сейчас для профессора абсолютно некстати. Он составлял подробную записку о своём аппарате для торжественной презентации на Учёном совете, как посоветовал Сабуров, и заодно размышлял о дальнейшем его совершенствовании, рисуя в воображении ошеломляющие научные перспективы. Дело тянуло на Нобелевскую премию – так сказал Иван Сабуров. Профессор до того размечтался, что стал набрасывать тезисы своей речи перед собранием нобилитета. И если бы не безлицый…
– Чем обязан, уважаемый? – спросил раздражённо профессор. – Ваш «деторг» вырос?
– Вырос, профессор. Ещё как вырос!
– Тогда в чём проблема? Что вы ещё от меня хотите? Я занят! И прошу оставить меня в покое!
– Женщины, профессор! – проревел безлицый.
– А теперь-то что их не устраивает? – возмутился профессор.
– Раньше говорили, слишком маленький. А теперь… Одни убегают, другие смеются.
– Вы сами так захотели, уважаемый. Я предупреждал.
– Ты не понял, профессор. Он не может остановиться. Уже за полметра отмахал, – щёлка безлицего плаксиво изогнулась. – И что мне с этим делать?
– Полметра? – удивился профессор. – Что за ерунда! Не может быть!
– Полюбуйся!
Безлицый с помощью амбалов спустил штаны, и профессор буквально остолбенел перед открывшейся картиной. Орган, о котором шла речь, действительно, вырос до фантастических размеров и доставал коротконогому безлицему почти до пят. А чтобы он не мешал при ходьбе, безлицый примотал его скотчем к левой ноге, предусмотрительно поместив самый конец в полиэтиленовый пакет, дабы предохранить его от грязи. Один из амбалов молча, с тупой обстоятельностью автомата, извлёк из кармана рулетку, приложил её к деторгу безлицего, отметил пальцем в нужном месте и показал профессору.
Профессор не поверил своим глазам, но показания измерительного инструмента заставили его смириться с реальностью.
– Пятьдесят три сантиметра… Поразительно!
– Исправляй, профессор! Я тебе чо – конь в пальто? Он как встаёт, ваще как шлагбаум! – взревел безлицый. – В тачку не влезаю!
Профессор не на шутку растерялся, к такому повороту событий он не был готов.
– Я в некотором, так сказать, затруднении…
– Исправляй! Плачу любые бабки!
Безлицый с не меньшим усилием, морщась болезненно, натянул штаны и опёрся на руки своих каменных вассалов.
– Дело не в деньгах… Дайте подумать…
Профессор отошёл в сторону, уткнулся головой в стену. Постояв так какое-то время, он, наконец, проговорил:
– Проблема, видимо, в том, уважаемый, что ваша голова сосредоточена только на нём. На вашем, так сказать, деторге. Так нельзя. Отвлекитесь на что-нибудь другое. Попробуйте подумать о возвышенном. Например, о… литературе. Вы любите читать?
– Ты чо больной? Щас только об этом и пишут.
– В самом деле? Не знал. Почитайте нашу классику! Девятнадцатый век! Вот где романтика чувств! И о сексе ни слова. Возможно, это поможет. А я пока подумаю, как исправить… Я и сам заинтересован.
– А если отрезать лишнее, профессор? – плаксиво проревел безлицый.
– Как это… отрезать! Что это колбаса, по-вашему?! Я против хирургического вмешательства. Дайте мне хотя бы два дня на размышление.
Проводив безлицего, профессор спешно достал свою тетрадь и углубился в записи.
Спустя час появился Альберт. Он тоже слегка прихрамывал. Но профессор настолько был ошеломлён метаморфозой, произошедшей с безлицым, что не обратил на это внимания. Только спросил отсутствующим тоном:
– Уже вернулся? Как съездил?
– Нормально. Извините, Ангел Серафимович… я, наверное, не вовремя…
– Ничего, Алик, я привык.
Профессор посмотрел на Альберта отрешённо и, прикрыв глаза, положил руку на лоб.
– Что-нибудь случилось? На вас лица нет…
– Даже не знаю, как сказать… Где-то я допустил ошибку… Представляешь, незадолго до тебя здесь побывал мой новоявленный спонсор. И предъявил мне чудовищную… претензию… и на этот раз, кажется, обоснованную. Его злополучный «деторг» вырос более чем на полметра. Не понимаю, как такое могло случиться… Я задал вполне приемлемые параметры, с его же подачи. Невероятно, но факт. Сам видел. Я проверил все свои расчёты и записи, но до ошибки… так и не докопался… Видимо, многое зависит от запросов самого пациента, мозг в своей потребительской части индивидуален, а я этого не учёл, – профессор быстро ходил из угла в угол, и словно уговаривал себя: – Он сам виноват! Разумеется, сам! Захотел стать жеребцом, видите ли! И он получил это! Одно дело, если бы ему требовалось восстановление. Но у него с этим всё было в порядке. Он захотел скорректировать природу и поплатился за это. Я всегда говорил, не требуйте от природы большего, чем она вам дала, а разумно пользуйтесь благоприобретённым… – профессор остановился, взглянул на ногу Альберта. – Кстати, как твой палец?
– Палец… я поэтому и пришёл, Ангел Серафимович…
– Что такое?
Альберт повалился в кресло, чтобы снять ботинок с правой ноги. Профессор тут же заметил, что правый ботинок молодого коллеги был, по крайней мере, на три размера больше левого и совершенно другого фасона.
– Что за маскарад? – мрачно усмехнулся профессор.
– Это старый… отцовский… сейчас…
Альберт снял ботинок, носок, и профессор увидел, что выращенный с помощью БНР мизинец значительно вырос и стал чуть ли не в два раза длиннее большого.
Профессор склонился к ноге Альберта, рассеянно помял отросший палец.
– Так, так… стало быть, у тебя тоже… Динамика роста налицо, но разумное ограничение отсутствует… Загадка… Не болит?
– Болеть не болит, но продолжает расти. И с каждым днём всё быстрее.
