Ариадна Борисова - С праздником! Валентинов день (сборник)
– Хорошо, – разрешил Денис, – часы есть?
– На руке, – показал Василий Игнатьевич.
– Без пятнадцати шесть будь, пожалуйста, напротив этого киоска. Видишь, через дорогу кирпичная аптека стоит? Вон там будь, заезд как раз удобный. Запомни: аптека, улица, киоск!
– Сам на трамвае приеду.
– Не вздумай, по новому адресу не найдёшь. Прихвачу тебя ровно без пятнадцати шесть у аптеки. «Виагру» на весеннюю охоту не забудь купить, – хохотнул насмешник, – и далеко не ходи, дядь Вась, заблудишься!
…В деревне Василий Игнатьевич знал «в лицо» каждое дерево у троп, и каждое дерево на пути могло подсказать, сколько он километров прошёл, а в городе впрямь легко заблудиться. Но не здесь, где голубым маяком сияет громада торгового центра, и вся жизнь будто вращается вокруг него. Стремительная, нервная, шумная, несётся городская жизнь в разные стороны по дну каменистых ущелий ручьями гудящего транспорта, человеческих потоков, влечёт людей в вёрткие стеклянные двери, как рыбные стаи в ряжи. Горячие запахи из открытых ларьков с шаурмой и шашлыком мешаются с бензиновыми парами, их разносит по переулкам февральский ветер; серое небо соткано из многотысячного дыхания, дыма и чада. Василию Игнатьевичу не хватало здесь просторного неба деревни, вольготного лесного воздуха – духа, широты его, глубины. Шагал наобум, присматриваясь к заманчивым вывескам и растяжкам, – все они зазывали куда-то, предлагали что-то и сливались в один мельтешащий базарный ряд. Качнув пятипалыми рогами, проскакал по верхам лось на фоне тайги, скрылся из глаз… Погоди-ка, застопорил себя Василий Игнатьевич и вернулся к вовсе не скачущему лосю – тот мирно стоял в рисованных кустах над дверью магазина «Охота & рыбалка».
Охотник & рыбак ходил по спортивно-промысловым секциям, восхищённо разглядывая выставочные вещи, и всякая казалась ему необходимой. Взять, что ли, сейчас пяток пластиковых уток? Нет, не в чем нести… или рюкзак купить? Давно пора сменить латаный старый…
За спиной продавец нахваливал кому-то ружьё:
– Практически классическая модель, но не хуже «помповика» подобного класса, а главное – дешевле.
Василий Игнатьевич обернулся посмотреть, что там за универсальное ружьё… и застыл. За продавцом по стене, крашенной мутновато и сине, как вечерняя озёрная водица, с резвящимися стайками краснопёрок… прозрачными дымчатыми волнами струился волосяной бредень! Никакой ошибки – это была его, Василия Игнатьевича, работа и песня, его долгие зимние вечера наедине с бубнящим телевизором… Его руки помнили науку деда Володара и собственное постижение древнего ремесла вязальщиков, помнили эти нежные узелки, вывязанные крючком Адели с думами о ней, хранимыми на донце самой солнечной памяти.
– Бреднем любуетесь? – переключился продавец на нового возможного покупателя.
– Он продаётся? – проговорил Василий Игнатьевич охрипшим почему-то голосом.
– Нет, эта самовязка коллекционная, мы её сами купили… Впрочем, если вы человек состоятельный, есть ей цена, – просквозив небрежным взглядом по шапке и куртке посетителя, продавец повернул лицевой стороной нацепленный сбоку квадратик ценника.
Цена была большая. Очень. Ещё в позапрошлом году Василий Игнатьевич удивился бы – запредельная цена. Но втрое больше заплатил ему за это изделие заказчик, пожелавший остаться неизвестным…
Продавец снисходительно сообщил:
– У нас недавно приблизительно за столько же приобрели одностенку и ряж, тоже из конского волоса. Но пользоваться ими владельцы, скорее всего, не будут. Редкость музейного уровня, а мастер вообще уникум. Сомнительно, что где-то ещё сохранилось старинное искусство вязания таких сетей.
– Кто ж этот мастер?
– Посредник сказал, что вяжет их его дядя. Без работы, говорит, в деревне остался, вот и начал вязать от скуки. Ну, и деньги, конечно, а нам – реклама.
– Где, интересно, он столько волос-то берёт?
– С какого-то питерского конного завода вроде бы присылают.
Ошеломлённый нечаянным открытием Денисова лукавства, брёл мастер-уникум по краю тротуара в стороне от быстроногих толп и не замечал, что подметает полой куртки фары припаркованных машин. С питерского конного завода, значит, хм-м… То-то волос был чистый, мытый, свёрнутый отдельными прядками… Василий Игнатьевич думал о шалопае, который заплатил ему огромную сумму из своего кармана. Ломал голову, как сказать обманщику, что он разоблачён, и прикидывал, у кого в своей деревне и соседних можно купить волосяное сырьё. Хорошо было бы навязать на сторожевой работе снастей, сдать их в охотничье-рыбачий магазин без «посредника» и возвратить этому «посреднику» деньги, переплаченные сверх настоящей цены. Забыв о принятом перед собой обещании никого не осуждать, Василий Игнатьевич ругал племянника: «Эх, Дениска, Дениска, «Виагра» ты стоеросовая», – и не находил других слов.
До назначенного времени остался целый час. Скоро тот, кто отвечает за уличный рубильник, зажжёт фонари, и жёлтый электрический свет создаст иллюзию тепла. Пальцы студёного ветра забирались под приподнятый воротник, дёргали мёрзнущие уши. Не дождавшись сочувствия фонарей, продрогший Василий Игнатьевич зашёл погреться в аптеку. В кутерьме людей и вихрей она оказалась оазисом тёплого спокойствия. Вспомнив, что хотел купить тонкий резиновый жгут, всегда нужный в хозяйстве, Василий Игнатьевич склонился над стеклянным прилавком. Под стеклом были расставлены упаковки с лекарствами и отдельно – бело-синяя коробочка с наименованием «Виагра».
– Препарат выдаётся по рецепту, – сказала аптекарша, корпулентная дама в накрахмаленном до блеска колпаке.
Погружаясь в жгучий стыд, Василий Игнатьевич вобрал голову в плечи и повернулся было к двери, но дама вдруг заговорщицки прошептала:
– Мужчина! Возьмите.
– Спасибо. – Он покорно взял высунутую в окошко картонную пачку и отсчитал деньги, которых ему полтора месяца хватало бы на хлеб. Стеснительным людям всегда трудно отказаться от ловко предложенной покупки.
– На здоровье. – Аптекарша кивнула с доброжелательным значением.
Фонари отодвинули сгущённый сумрак. По городу шли и шли юные люди, озарённые улыбками и сердцами, парящими на нитках. Людям было тепло. Несмотря на вьюжный ветер, они ели мороженое и смеялись. Василий Игнатьевич быстро выкинул коробочку с «Виагрой» в урну, взглянул на часы и побежал к торговому центру.
Долго-долго стоял он на нижней ступени лестницы. Покупатели так и сновали за голубым стеклом первого этажа. Хороший навар будет у Дениса. Продавщиц не было видно, лишь раз мельком Василий Игнатьевич видел чью-то фигуру в бело-розовой форме. Может, и не Любу. Он всё равно слышал её смех. Любин смех звучал в его ушах и продолжал неоконченную улыбку Адели.
А ещё откуда-то издалека, наверное, из парка доносилась прерывистая дробь дятла. В феврале дятлы всегда сильнее стучат. «Зовут весну», – говорил дед Володар. В марте прилетят вороны, в апреле – орлы, за ними – гуси. Лебеди и утки…
Василий Игнатьевич очнулся: в нагрудном кармане зазвенел телефон.
– Ты где гуляешь?! – закричал в телефоне Денис. – Я у аптеки десять минут торчу!
И вдруг что-то случилось. В голове у Василия Игнатьевича произошла какая-то встряска, какой-то маленький взрыв, и в уши ворвался лихой свист февральского ветра. Дышать сразу стало легко.
– Погоди, Денис, – заторопился Василий Игнатьевич, – я тут… понимаешь, к одному человеку иду, мне очень надо важную вещь ему сказать. Не жди меня, потом сам на такси приеду, – и отключил телефон.
Он пошёл. Взошёл по ступеням с чувством, что безрассудный порыв ни при чём, что своё действие он давно и основательно продумал, – это же хорошо, когда человек может греть кого-то и греться сам, чтоб никому не было холодно. И пусть женщины в деревне осуждают малахольного Тихонького, сколько их душе угодно. Кто они ему такие?..
Екатерина Неволина
Неизбежность счастья
Зима была уже фактически на излёте. Выглянувшее наконец солнце заливало ярким светом грязно-белый, изрядно потоптанный снег, уже исчерченный на припёках тонкими, похожими на японский узор, ручейками. Все ветки деревьев моментально облепили исхудавшие взъерошенные воробьи и истошно загомонили, зачирикали, веря мимолётной улыбке ещё не проснувшейся весны.
И вслед за ними, несмотря на доводы разума и жизненный опыт, подсказывающий, что верить в это краткое потепление нельзя, сердце тоже оттаивало и вспыхивало сумасшедшей надеждой на какое-то необыкновенное счастье. Его ожидание сверкало в глазах девушек, чьи юбки, несмотря на капризы погоды и довольно ощутимый морозец, как-то вдруг укоротились, в нарочито мимолётных взглядах молодых людей и неуклюжих шуточках, только намекающих на флирт; даже завзятые домохозяйки, кажется, не замечающие ничего среди своей повседневной рутины, заметно оживились. Голоса их зазвучали чуть громче, щеки порозовели, а на лицах появилось то самое выражение нетерпеливого ожидания…
